Залитый солнцем Берлин, олимпийский стадион и неподалеку от него место встречи с мечтой. Ройтер не долго колебался. 17 темно-синих бумажек с портретом Шуберта [105]превратились в двухцилиндровый шестисоткубовый BMW R66. Такой мог позволить себе только истинный ценитель. 30 лошадиных сил, скорость 145 км/час. Это был не мотоцикл — это был самолет. Ройтер подолгу не мог отвести глаз от блеска хрома и черного лака. Обладание мечтой — ни с чем не сравнимое чувство. Он полюбил этого зверя с первого взгляда. Ему было по душе лаконичное изящество идеального баварского изделия. Это был не просто мощный и скоростной мотоцикл. Это был лучший мотоцикл во всей модельной линейке. Возможно, лучший в мире…

Этот приятный эпизод стал возможен только благодаря большим неприятностям. Началось все с того, что отец Карлевитца загремел в «кацет». [106]Вроде сидел в своей аптеке, никого не трогал, а как ветеран войны вообще имел особый статус. [107]Но какая-то тварь написала донос, что он-де свое еврейское происхождение скрывает… У Карлевитца была большая семья. Кроме него — еще шесть сестер, которые ведь ни в какой войне не участвовали, так что оснований опасаться было достаточно. Лейтенантский мундир и Железный крест давали Карлевитцу некоторые права, но возможности его были ограниченны, и он обратился к командиру. Ройтер понял, что это жест крайнего отчаяния, и решил помочь.

Папа сдержал слово в отношении Рёстлера. Его заменили. Заменили, прямо скажем, не очень удачно. И это еще очень мягко сказано. Слишком далек тот был от флота и при этом еще больший зануда, чем Прин. Первая же беседа с новым ответственным от партии не оставила ни малейших сомнений — неприятности и не думали заканчиваться. Скорее, они только начинаются.

— Что вы себе здесь позволяете! — кричал новый представитель. — Я ожидал найти здесь падение боевого духа, но такого… Массовая пьянка, азартные игры, шаманство… да-да… а как мне еще назвать вот эти все выкрутасы с морскими чертями? Одни морскому черту пластинки заводят. Другие вообще берут курсы в открытом море почему-то кратные. Что, англичане будут тоже семерками ходить? Да что там говорить… Если даже вы, член партии, кавалер креста с дубовыми листьями, погрязли в каких-то сомнительных внебрачных связях… Это же стыдно!.. Создается впечатление, что для вас институт семьи вовсе лишен какого бы то ни было священного смысла. Вы глумитесь над понятием брака, проживаете с женой военнослужащего…

— Вдовой военнослужащего…

— Да… тем более… Я полагаю, честно будет все расставить по местам. Вы должны прекратить эту связь!

— Как это — прекратить?

— Ройтер, — ответственный внимательно посмотрел ему в глаза. — Вы хотя бы понимаете всю серьезность ситуации? Для того чтобы отправить вас в пехоту, у меня нет оснований, даже если бы я этого очень захотел, ваши адмиралы встанут стеной за вас. Еще бы! Вы же один из самых результативных командиров! Но ведь обершрайбер [108]Лутц куда менее ценный в военном отношении кадр. Для базы в Бресте, я имею в виду. Да. А вы хотя бы имеете представление о том, какова нехватка переводчиков сейчас на Восточном фронте?

Ну, это-то уже просто маразм. Как этот божий одуванчик совать в мясорубку Восточного фронта? Тоже мне — борец с Советами! Это даже не смешно. Анна, вот — вполне подходящая кандидатура. Ей бы пошла какая-нибудь должность в оккупационной администрации. Справится. А эта…

Ройтер вдруг впервые почувствовал беспомощность. Все его связи, весь его авторитет превращался в ничто. Жаловаться? Но куда? Геббельсу? И что он ему скажет?

Теперь еще стоял вопрос, как объяснить все это Веронике. И как с ней порвать? А рвать надо. Лучше ей считать, что я погиб.

Веронику он нашел в приподнятом настроении. Только что пришло письмо от Рёстлера. «Странно, — подумал Ройтер, — почему ей, а не мне?» Но вскоре догадался, ведь будь он в походе — письмо бы задержали до возвращения, а это может быть и две недели, и месяц, и два. Так что хитрый лис все правильно рассчитал. И если он хотел, чтобы информация дошла до Ройтера как можно быстрее — решение было правильным. К тому же контакты с «опальным» партийцем могли бросить тень на Ройтера. В письме Ганс сообщал, что благополучно устроился в 7-м [109]управлении Главного Управления Имперской безопасности на хорошей должности, предполагавшей звание аж группенфюрера. Так что можно считать, что Рёстлер даже продвинулся по карьерной лестнице. Получалось, у него вновь появлялся серьезный покровитель. Но то, что все его шаги приводили к Рёстлеру, начинало пугать.

— Все, как с гуся вода, — покачал головой Ройтер. Ему вдруг показалось, что «душка-Ганс» специально затеял этот скандал с судовыми документами, чтобы уйти из флотилии. Что за игру играет этот человек? Он умен, хитер, да, лично ему он не сделал никакого зла. Скорее, наоборот. Но может быть, все это лишь потому, что таковы были условия игры. Как бы этот человек повел себя, если вдруг условия поменяются, Ройтер ответить не мог.

— Знаешь, Ганс такой добрый, — мечтательно заметила Вероника, — он всегда всем помогает. И вот Дитриху тоже всегда помогал. И майора получить… (Вероника на секунду замолкла.) Ведь если бы не он… Наверное, если бы не он, мы бы так никогда и не были бы вместе.

— Скажи, — вдруг почему-то спросил Ройтер, — ты любила его?

Нет, ревновать он и не думал… Ревновать к мужу? — глупо, к трупу — тем более, но почему-то у него сорвалось это «ты любила его»?

Вероника долго молчала.

— Я даже не знаю, как тебе сказать… В школе меня все считали уродиной. Ну так получилось… И в университете тоже… А я привыкла и была уверена, что меня никогда не возьмут замуж… А Дитрих сделал предложение… так чинно, церемонно… Я была счастлива, просто на седьмом небе… Мне казалось, лучше нет никого на свете.

— Долго казалось?

— Пока не встретила тебя…

— Прям сразу?

— Я тебя очень боялась. Не знаю, почему. Ты, когда заходил в нашу библиотеку, это было как солнышко всходило, но я всегда пыталась спрятаться. Думаю, кто он, и кто я. А Рёстлер, видимо, это почувствовал. Он вообще очень тонкий человек. Он нашел мне материалы по «Титанику», помнишь, ты тогда просил. Если бы не он, я бы и не отважилась пойти тогда в доки.

— То есть не было бы газеты — ты бы и не пришла?

— Нет, конечно, я бы побоялась… От тебя исходит такая сильная энергия… Ты берешь меня за руку — я шалею…

— Скажи, пожалуйста, а насколько ты была с ним откровенна?

— Ну на столько, насколько позволяют приличия…

— Я могу тебя попросить быть с ним впредь поаккуратнее?

— Ты от него ждешь чего-то плохого?

— Я не жду от него ничего хорошего… Впрочем, я сейчас уже и ни от кого ничего хорошего не жду… А Рёстлер — да, очень обаятельный человек, но я боюсь, Анна была права, когда говорила о нем. Слишком уж он любит играть в разные игры.

Упоминание имени Анны заставило Веронику нахмуриться.

— Когда она говорила о нем?

— Давно. На прошлое Рождество.

Вероника посмотрела на него полными слез глазами.

— Она очень злая женщина, твоя Анна, — всхлипнула она. — Она мучает тебя, мучает сына. Ребенок растет без отца. Она причинила тебе столько горя… Знаешь, я понимаю, что это большой грех, то, что я скажу, но я осознаю это. — Вероника сделала паузу и затем раздельно произнесла: — Так вот, пусть ей будет плохо.

Вероятно, это было самое страшное проклятье, на которое была способна Вероника. Что бы ей ответила Анна, Ройтеру даже думать не хотелось. Вообще представить, что они хоть на секунду знакомы… Нет! Только не это! Проще нести ответственность за 50 отмороженных мужиков, чем за двух баб.

Ораниенбург, доктору Бозеку

Копия: Рейхсфюреру СС Гиммлеру «Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков»

Руководитель группы «ANSUR» оберштурмбаннфюрер СС Майер

<…> Считаю целесообразным рассмотреть вопрос о создании филиала отделения на базе 1-й флотилии U-Boot, отобрав для оснащения наиболее передовыми разработками отделения в порядке эксперимента нескольких подводных лодок.