— Нам самое главное — всегда держаться вместе. Командиру в море ничего не грозит. Будьте рядом, и все. Жизнь практически гарантирована. Только упаси вас бог повторить то же самое. Это он себя принес в жертву за всех нас…

— Унтерхорст! — окликнул вдруг его Ройтер.

На лице старпома, обычно напоминающем мраморную статую с абсолютно неподвижным, как бы гипнотизирующим взглядом, отразился панический ужас. Это было столь же смешно, сколь и жутковато. Ну, представьте себе каменный идол с острова Пасхи, который на протяжении столетий смотрел на шторма и ураганы, смежив веки, вдруг искажается выразительной гримасой и пытается сорваться с места, зашкериться, как нашкодивший щенок… Невольно представляешь, что жепроизвело на него такое впечатление. Унтерхорст настолько растерялся, что вместо того, чтобы втянуть пиво ртом, сделал большой вдох хлопьев пены носом и закашлялся.

— Ну и какого хрена, Филипп, вы льете дерьмо в уши личному составу? — Унтерхорст содрогался всем телом, никак не мог откашляться и корчился на столике, так что речь Ройтера превратилась в монолог. — Послушайте, Унтерхорст, ну вы же опытнейший моряк, навигатор — таких во всех Кригсмарине не сыскать! Ну, как вам не стыдно нести такую чушь! Тем более учить этой херне молодых… А вы, дорогие мои, — это уже к матросам, — поймите простую вещь: мы выживаем по одной-единственной причине — потому что мы лучшие, я быстрее считаю торпедную атаку, потому что Деген — превосходный зенитчик, старпом, вон, отличный рулевой, а артиллерист — вообще уникальный. Мы этим побеждаем, а не мистикой долбаной, и зарубите себе это на носу. Выживает тот, кто лучше знает свое дело. Есть ре-е-е-едкие исключения, когда говорят «повезло». Но это тоже чушь — нет никакого везения. Просто нет. И не рассчитывайте на это в море. А то точно погибнете. Никакой морской черт не поможет.

— Филипп, — произнес Мюцленбург, пристально глядя в глаза старпому, — нет никаких чертей. Черти — это мы! — хохотнул он и окинул взглядом молодых. — Так думают англичане. Давайте не будем их в этом разубеждать, хорошо? А морского черта этого, ну позовите мне как-нибудь, когда будем в море. Я его в очко трахну…

Ну что тут скажешь, камрад Унтерхорст — это залет. Еще хорошо, что Ройтер решил ограничиться только словесным внушением. Видимо, у него сегодня было хорошее настроение. Когда в Бресте появлялся Мюцленбург — а случалось это не часто, — Ройтер как будто вновь становился тем же Ройтером, каким он был с Шепке. Память есть память, тем более о таком человеке, как Шепке.

Унтерхорст через некоторое время полностью обрел способность дышать и разговаривать. Обычного в подобных случаях дружного гогота не последовало. Когда Ройтер с Мюцленбургом оставили компанию, проследовав к своему столику, старпом еще раз окинул взглядом молодых и поднял палец кверху:

— Вот видите. Черт на стороже. Зачем он командира прислал? Именно затем, что почуял — ему на хвост наступили.

— Так вроде командир как раз сказал без мистики…

— Ну а где ты видел, чтобы черт признал, что он есть? Никогда. Будет отрицать все. Но видите как. И мне дал понять… Еще бы — вон море метров 300 — он меня в пиво и «мокнул». Так что не надо…

Мюцленбург тем временем повторил свою угрозу в отношении морского черта еще дважды и подтвердил это осушенной залпом кружкой пива.

— Знаешь, Хельмут, мы, наверное, с тобой из одного теста… Не идет у меня штабная работа.

— И у тебя не идет! Вот уж действительно…

— Я подал рапорт. Прошусь обратно на свою лодку.

— А отпустят?

— Ну, тебя-то отпустили?

— Да уж… Где сейчас твоя лодка?

— Юго-западнее Азорских островов… В общем, Гибралтар…

— Ну что ж, успехов тебе, камрад! А вообще как? Оно надо тебе? В самое пекло?

— Ну что ты говоришь? Ребята будут жизнями рисковать. А я в штабе отсиживаться? Нет, это не по мне… Ты же слышал про Дьепп… [104]Война уже стучится в двери рейха.

— Как я жалею, что меня там не было…

— Ну ты же не можешь быть везде… — хмыкнул Мюцленбург. — Похоже, вы силами на два порядка меньше навели шухеру куда больше во Флориде.

— Откуда вы все всегда знаете? Это просто поразительно… Этого нет даже в судовом журнале. Теперь нет…

— Ну, демонстрируй свой артефакт! — выскочил откуда ни возьмись Рёстлер (впрочем, как всегда). — Халло, Руди! Скоро в поход?

«Лишь теперь начинают выясняться ужасающие подробности катастрофы с „TITANIC“. На основании отрывочных рассказов спасшихся пассажиров, эта трагедия рисуется в следующем виде. На пароходе почти до последней минуты держалась уверенность, что этот гигант не может потонуть…» 13 апреля…

— Ну и что?

— 13 апреля. Раньше, чем потопили…

Рёстлер, ни слова не говоря, залился диким хохотом. Возможно, подобный хохот слышал доктор Фауст.

— Баран ты тупорылый! Ха-ха-ха!!! Ты что, не знаешь, что у русских тогда был юлианский календарь?

Юлианский календарь, ну пусть, это же плюс 13 дней, а не минус 2.

— Ох, насмешил, искатель морских тайн…

— Ничего не понимаю…

— Ну что тут понимать… Это же не первое сообщение… «лишь теперь начинают выясняться подробности»… Понимаешь, подробности! Они сообщили, как положено, допустим, 1 апреля (тоже хороший повод). А потом повторили подробности спустя 11 дней. Вот тебе и получилось раньше. У нас тогда было уже 26-е!..

Да… Ройтер себя почувствовал полным идиотом. Как он, считающий в уме сложные тригонометрические функции, мог запутаться в простейшей арифметической задачке…

Глупо. Очень глупо. Интересно, а знает ли об этом Вероника?

— Японцы — придурки! — распалялся «душка-Ганс» уже по совершенно другому поводу. — Ну спрашивается, какого черта было атаковать эти долбаные линкоры в Перл-Харборе! Линкор — это оружие прошлого. Через каких-нибудь 10 лет само понятие линкора уйдет в прошлое.

— Что же, по-вашему, следовало делать?

— А я скажу! Разрушать инфраструктуру порта. Доки, маяки, топливные терминалы… Куда бы делась их «Аризона» без базы? Они бы сами приплыли сдаваться в плен, и железку бы пригнали. Вон, посмотрите, как это происходит на Черном море. Мы выбиваем из-под русских базы.

— Ну они переходят в другие.

— Да, но заметь. У нас на Черном море нет флота практически, а черноморский флот Советов — это серьезный зверь… 200 кораблей, 600 самолетов. А румынский флот? — курам на смех… Вот попомнишь мои слова. В войне на море в самом ближайшем будущем главная роль будет принадлежать подводным лодкам и авианосцам.

Ганс еще долго о чем-то оживленно продолжал беседовать с Мюцленбургом, видимо, желая получше узнать о подробностях перевода на боевую лодку. Сейчас этот поток немного ослаб. Счастливые времена большого тоннажа и ярких киношных атак ушли в прошлое, и ушли безвозвратно. Теперь акулам Дёница приходилось сутками вслушиваться в монотонный звон «асдика» и считать разрывы. Война становилась другой.

— Ганс, я давно хотел тебя спросить… — Ройтер решил приподнять завесу над еще одной тайной. Рёстлер должен знать. Он все всегда знает. — Скажи мне, что произошло с «Бисмарком»?

— Он утонул, — ответил Рёстлер и поглядел на Ройтера взглядом, который как будто бы говорил: «А ты что, разве не знал?»

Кавалер рыцарского креста с дубовыми листьями, легенда 1-й флотилии, Рудольф Мюцленбург, совершивший 7 боевых походов и потопивший более 20 кораблей противника, проведя в море 226 дней, получил смертельную травму 11 сентября 1942 года, купаясь с борта собственной лодки U-203, на которую он так рвался, менее чем через 2 недели после описываемых событий.

Глава 28

НОВАЯ НАДЕЖДА

В любви единственная победа — это бегство.

Наполеон Бонапарт

Летом 1942 года Берлин жил обычной жизнью европейской столицы. Авиационные налеты британцев были эпизодическим явлением, и ребята Геринга довольно успешно справлялись с возложенной на них задачей. Да затемнение, да патрули, но при этом трамваи ходят по расписанию, магазины битком набиты украинским салом, французским сыром, норвежскими сардинами. Женские журналы представляли новую коллекцию одежды, газеты рапортовали о победах на востоке.