— Не могу. Это мое личное дело.

— С кем, кроме родственников, вы еще встречались?

— Не помню. Встреч было много.

— Приходилось ли вам бывать на светских мероприятиях?

— Что вы имеете в виду? — удивилась воровка.

— Например, посещали ли вы прием у губернатора?

— Бал? Да, я имела честь там присутствовать.

— Кто вас пригласил? — Пристав вел допрос жестко и вопросы задавал без пауз.

— Я обязана отвечать на данный вопрос?

— Желательно.

— Меня на бал к губернатору пригласил известный местный банкир.

— Имя банкира.

— Не могу сказать. Он женат.

Пристав взял паузу, полистал какие-то бумаги.

— По свидетельству очевидцев, вам на балу стало плохо.

— Да, это так.

— Вы часто падаете в обморок?

— Крайне редко. Я молодая и здоровая женщина. — Сонька одарила присутствующих яркой улыбкой.

Пристав помолчал, пожевал губами, перевел взгляд на полицмейстера. Тот подобрал живот, сел ровнее.

— Известно ли вам, мадам…

— Мадемуазель, — поправила его воровка.

— Пардон, мадемуазель. Известен ли вам, мадемуазель, господин по кличке Владимир Кочубчик?

— По кличке? — удивилась Сонька. — Он что, собака?

— Он человек, мадемуазель. А кличка у него воровская. По документам он Вольф Бромберг.

— Такого господина я не знаю, — сухо ответила воровка.

— Три дня тому вы с некоей подругой Миррой Грильштейн заходили в ювелирный магазин на Приморском бульваре.

— Не помню. Может быть.

— Вы не можете не помнить, — усмехнулся пристав. — Вы подобрали украшений на тридцать тысяч рублей.

Воровка задумалась, подняв глаза на потолок, кивнула.

— Да, припоминаю. Такой визит в магазин имел место.

— Вы расплатились за украшения?

— Не могу вспомнить. Дело в том, что я дама состоятельная и для меня тридцать тысяч рублей — не та сумма, которую я обязана держать в голове.

— Да, но вы увезли украшения, не заплатив ни копейки, и больше в магазин господина Циммермана не вернулись.

— Не может быть! — воскликнула Сонька. — Возможно, я просто забыла! Но я готова выписать чек на указанную сумму хоть сейчас. А возможно, все это клевета.

Пристав хитро посмотрел на воровку.

— Вы сказали — клевета?

— Да, скорее всего это именно клевета!

Трынько переглянулся с коллегами, потом приказал одному из полицейских:

— Пригласите пострадавшего.

Из двери напротив вышли в сопровождении полицейского хозяин ювелирного магазина и его сын Мойша. Отец слегка испуганно осмотрел присутствующих и остановил удивленный взгляд на Соньке.

— Вы узнаете эту даму? — спросил пристав.

— А кто вам сказал, что нет? Я могу узнать ее даже на том свете. — Хозяин посмотрел на сына: — Мойша, ты знаешь, кто это?

— Это, папа, супруга директора нового банка Одессы, — четко произнес сын.

— Да, банка, которого в Одессе просто нет.

— Вы узнаете данного господина? — спросил пристав воровку.

— Припоминаю, — повела та плечами.

— Как это — припоминаете? — взорвался ювелир. — Вы утащили из моего магазина украшения на сумасшедшую сумму. Вы, извините, мадам, чистая воровка!

— Меня оскорбляют, — повернулась к приставу Сонька. — Оградите меня.

— Я вас оскорбляю?! — продолжал возмущаться Циммерман. — Это вы меня оскорбляете. Вы оскорбили весь мой род! Надо мной все смеются и показывают пальцем! Мойша, скажи что-нибудь! Почему ты молчишь, как идиот?

— Что я могу, папа, сказать, когда вы сами все время говорите? — закричал тот.

— Уведите потерпевших, — приказал пристав.

— Воровка! — никак не мог успокоиться хозяин магазина. — Подлая воровка!

Упирающихся Циммерманов увели, в комнате какое-то время было тихо, правда, младший чин Гузман вдруг рассмеялся. Наконец пристав принял решение и громко произнес:

— Введите свидетеля.

Сонька, почувствовав что-то нехорошее, напряглась и уставилась на дверь. Дежурный полицейский приоткрыл ее, крикнул кому-то:

— Веди!

Полицейские чины тоже затихли в ожидании. Ввели Кочубчика. Руки его были схвачены наручниками, он вошел с низко опущенной головой, прошел на середину комнаты и только после этого посмотрел на присутствующих. Лицо Соньки побелело, покрылось потом. Володька скользнул по ней безразличным взглядом, глазами остановился на судебном приставе.

— Садитесь, — приказал тот.

Звякнули наручники, Кочубчик почему-то шумно выдохнул.

— Ваше имя по метрикам, — начал допрос Трынько.

— Вольф Бромберг.

— Другие имена есть?

— Кличка. Володька Кочубчик.

— Род занятий?

— Вор, марвихер.

— Как давно промышляете воровством?

— С детства.

— На что тратите ворованные средства?

— Играю в карты. Имею к этому болезненную страсть.

Пристав посмотрел на полицмейстера Соболева.

— Знаете ли вы эту даму?

Володька поднял глаза:

— Кто ж ее не знает?

— Кто она?

Кочубчик молчал, у него на миг перехватило горло.

— Кто эта дама? — громче повторил пристав Трынько.

Сонька сидела с прямой спиной и не сводила с марвихера глаз.

— Воровка.

— Имя?

— Не могу знать.

— Кличка?

— Сонька Золотая Ручка, — пересохшими губами выговорил Володька.

Сонька по-прежнему в упор смотрела на Кочубчика.

— Давно ли вы ее знаете?

— Давно. Как только она появилась в Одессе.

— Где вы с ней познакомились?

— В ресторане. Я у нее своровал, она поймала.

— Участвовали ли вы с этой дамой в ограблениях?

— Несколько раз. К примеру, на балу у губернатора. Но больше воровала сама Сонька. — Кочубчик ухмыльнулся. — Она любила меня и не желала, чтобы я рисковал.

— То есть она вас содержала?

— Получается, что так.

Возникла пауза, все молчали.

— Готовы ли вы подтвердить, госпожа Сонька, что все сказанное вором Кочубчиком правда? — спросил наконец полицмейстер.

Она помолчала, потом спокойно ответила:

— Нет.

— Вы знаете этого господина?

— Нет.

— Действительно ли у вас были амурные отношения?

— Нет.

— Ваша воровская кличка — Сонька Золотая Ручка?

— Нет. Я не живу под кличками.

— Господин Вольф Бромберг утверждает, что вы любили его.

— Вранье. Данного господина я вижу впервые.

— Вы подтверждаете, что были обворованы Кочубчиком?

— Если полиция верит словам вора-марвихера, грош цена такой полиции.

— С какой целью вы посещали сегодня карточный дом?

— С целью поиграть в карты. Надеюсь, в Одессе это пока не запрещено?

Кочубчик расширенными от удивления глазами смотрел на бывшую подругу.

— Ваше подлинное имя? — вмешался пристав.

— Софья Сан-Донато.

Трынько обвел медленным взглядом присутствующих и заключил:

— Задержанную в изолятор. Главное полицейское управление требует этапирования госпожи Суры Шейндли Блювштейн в Первопрестольную.

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ

На перроне одесского вокзала бурлила толпа. Посмотреть, как будут сажать в арестантский вагон известную воровку Соньку Золотую Ручку, пришло довольно много зевак. Многочисленные полицейские пытались каким-то образом оттеснить людей, но они сопротивлялись, продолжая наседать. В толпе, прижатый к стенке вокзала, стоял пан Тобольский, как всегда элегантно и безукоризненно одетый.

Наконец на привокзальную площадь в сопровождении конной полиции прибыли три повозки. Из передней выскочили полицейские-конвоиры, — они окружили среднюю повозку и помогли спуститься на землю худенькой, хорошо одетой женщине в наручниках. Окружив плотным кольцом, повели ее к железнодорожному составу. Толпа задвигалась, подалась вперед — каждый стремился увидеть живую Соньку, о которой говорила вся Одесса.

Она посмотрела на собравшихся людей, приветливо улыбнулась. Затем подняла руку и изобразила нечто похожее на приветствие. Кто-то в толпе зааплодировал.

Пан Тобольский тянул вверх голову, стараясь разглядеть арестованную. Он видел, как полицейские торопливо довели Соньку до вагона с зарешеченными окнами, почему-то замешкались на входе, и в этот момент девушка снова оглянулась. Тобольскому показалось, что она увидела его, и он неуверенно махнул ей рукой.