— А сейчас мы будем играть в пикату. У нас еще будет достаточно времени для кексов.

Дети переглянулись, затем все дружно встали и шумной толпой перешли в гостиную.

Элен Родригес села в первое попавшееся кресло, подобрав под себя ноги, так что ее грязные ступни оказались на сиденье. Дети рассматривали свисавшую с потолка синюю фигуру.

— Селия, достань палку, — сказала миссис Родригес. Я взяла в руки гладкую длинную палку. — Кто первый поднимет руку, тому водить.

Эмили быстро подняла руку.

Я завязала ей глаза, дети стали вокруг нее в кружок и начали ее раскручивать, да так, что видны были только мелькавшие косички Эмили. Мне пришлось сказать:

— Не так быстро, поосторожнее!

Я немного отпустила веревку, чтобы рыба опустилась пониже и была в пределах досягаемости. Придерживая Эмили за плечо, я слегка направляла ее. Она подняла палку, дети выкрикивали: «Выше! Выше! Левее! Теперь правее! Вверх!» — и так далее, пока Эмили безуспешно тыкала палкой в воздух. Наконец она ударила по пикате, но недостаточно сильно, из рыбы ничего не высыпалось. Эмили сняла повязку и отошла в сторону.

Следующим был Марк, небольшого роста мальчик с прелестными кудряшками. Он был сильнее, чем Эмили, но, ударяя по пикате, он перестарался, уронил палку и сам упал на пол. Мне пришлось его поднимать, после чего он сказал, что больше не хочет водить.

Дамьен поднял руку:

— Давайте я попробую.

Мы как следует раскрутили его, и он тоже с такой силой тыкал вверх палкой, что не удержался, выронил ее, и она с треском стукнулась об пол. Потом он все–таки попал в пикату, ударил ее как раз посередине, всем показалось, что она вот–вот расколется, раздались радостные крики, но пиката осталась цело и. Дамьен, потеряв терпение, сорвал с себя повязку. Следующим должен был быть Джо, но вдруг вмешалась его мать.

— А теперь я попробую, — сказала она таким тоном, что никто не осмелился возразить.

Марва завязала ей глаза, и, как и в предыдущие разы, дети встали в кружок и начали ее раскручивать. Сначала у них плохо получалось, потому что она была намного выше, чем они, но потом они как–то приспособились, и дело пошло на лад. Миссис Родригес кружилась в центре комнаты, проникающий через щели жалюзи свет искрами вспыхивал на ее серебряном платье. Подняв палку, она ударила перед собой, удачно попав по верхушке пикаты. Все обрадованно закричали и захлопали. «Еще раз, еще!» — воскликнул Марк. Но Элен Родригес наступила на шлейф своего платья и, неудачно размахнувшись, стукнула по полу. Потом она начала двигаться вправо; дети дружно кричали ей: «Левее! Левее!», но она не слушала. Следующим ударом она смахнула с полки вазу. Кто–то, кажется, Нельсон, вскрикнул: «Миссис Родригес!» Все были уверены, что это случайность, но Элен Родригес снова подняла палку, и на пол полетели статуэтки, безделушки и рамки с фотографиями. Эмили испуганно взвизгнула, к ней тут же присоединилась Китти. Видимо, это как–то подействовало на Элен Родригес, потому что она сорвала повязку, подошла к шкафу, распахнула дверцы и начала крушить все подряд: бокалы, парадные тарелки, блюда. К этому моменту уже все дети кричали и плакали. В завершение всего она подошла к пикате и с такой силой ударила по ней, что та упала на пол и раскололась, как бомба. Сладости рассыпались по полу, и несчастные перепуганные дети не могли понять, что им делать: то ли собирать конфеты, то ли поскорее убегать. Кое–кто уже побежал к дверям.

По всей вероятности, миссис Робинсон и доктор Эммануэль Родригес приехали одновременно и вместе вошли; подняв глаза, я увидела их побелевшие, похожие на маски лица. Доктор Эммануэль Родригес подбежал к жене, обхватил ее обеими руками, вырвал у нее из рук палку и заставил опуститься на пол. Она повторяла:

— Нет, нет, нет, — и так снова и снова. Потом: — Оставь меня. Оставь меня. Оставь меня.

Ее голос звучал уже почти как обычно. Марва и миссис Робинсон уже вывели детей из комнаты, только Джо еще стоял в дверях, глядя на мать расширившимися от испуга глазами. Я сказала: «Джо, ступай к Марве», — но он не шевельнулся. Тогда я взяла его за руку и увела подальше от матери, которая теперь уставилась в пол с таким видом, будто по нему ползали ядовитые змеи.

Доктор Эммануэль Родригес провел всю ночь у постели жены. Я принесла ему суп и хлеб. Он дал ей снотворное, но боялся, что она может проснуться, когда его действие закончится. Мы втащили в их комнату односпальную кровать, и доктор смог лечь. Потом он велел мне уйти: если она вдруг проснется и увидит меня, то может разозлиться.

Внизу Марва подметала пол.

— В жизни не видела ничего подобного, — сказала она, вытирая лоб. — Что–то с ней сегодня отучилось, что–то нехорошее. Как будто кто–то щелкнул выключателем у нее в голове.

— Да, я заметила это еще сегодня утром, на кухне.

— Да. Знаешь, миссис Робинсон говорит, что между вами что–то происходит. — Марва перестала подметать и уставилась на меня.

У меня заколотилось сердце.

— Между нами?

Марва сверлила меня сузившимися потемневшими глазами.

— Между тобой и доктором Родригесом. Миссис Робинсон считает, что ты с ним крутишь.

— Я вчера весь вечер была в кино. Клянусь тебе. Клянусь жизнью моего отца.

— А я ничего и не говорила насчет вчера.

В ту ночь в доме царила странная атмосфера, как будто кто–то умер. Я долго не могла заснуть, гадая, что нас теперь ожидает. Все происшедшее казалось дурным сном. Сквозь сон я услышала, как в комнату, постучав три раза, вошел доктор Эммануэль Родригес. Я отодвинулась на край кровати, освобождая ему место. На то, чтобы раздеться, у него обычно не уходило много времени. Я очень обрадовалась; я не ждала, что он сегодня придет. Поэтому, когда он присел на край постели, а потом скользнул под простыню, я благодарно прошептала: «Как хорошо, что вы пришли», — и придвинулась поближе. Мне необходимо было, чтобы он обнял меня, чтобы сказал, что все будет хорошо. Холодные пальцы скользнули по моей руке от плеча к запястью. Я сказала: «Сегодня она ужасно меня перепугала». Но он молчал, и я придвинулась еще ближе. Потом я повернулась к нему — взглянуть на него, найти его губы. Было плохо видно, и сначала у меня мелькнула мысль, что это сон, но даже в темноте я узнала силуэт миссис Родригес. Спрыгнув с кровати, я щелкнула выключателем. Ее лицо ничего не выражало; его даже можно было бы назвать спокойным, если бы не глаза, которые буквально пригвоздили меня к месту. Очень медленно она встала и направилась ко мне. Белый пеньюар распахнулся, я увидела маленькие груди с крошечными темными сосками и каштановые волосы у нее между ног. Впервые за все время мне стало по–настоящему страшно.

— Я никогда не хотела причинить вам боль, миссис Родригес.

Открылась дверь. Я увидела доктора Эммануэля Родригеса и разрыдалась от облегчения.

22

До того, как она уехала, нам не удалось перекинуться ни словом. На прощание она поцеловала детей с таким видом, будто это были чужие дети, а не ее собственные. Джо попытался удержать ее руку, но она высвободилась, чтобы подойти к зеркалу и поправить шляпку и безупречную прическу. Рано утром доктор Эммануэль Родригес отвез жену в салон, чтобы ей привели в порядок волосы, и ждал ее там, на случай, если что–нибудь произойдет. Он сам выбрал ее дорожный костюм: элегантную юбку и жакет из бледно–розового габардина. Сначала она не хотела это надевать. Я слышала, как он мягко ее уговаривает:

— Дорогая, ты едешь первым классом и должна соответственно одеться.

Несмотря на то что ее глаза хранили утомленное и отсутствующее выражение, она выглядела хорошенькой. Вильям вынес ее чемодан и положил в багажник. Потом он открыл ворота. Стоя на площадке второго этажа, я смотрела, как они отъезжают. Миссис Родригес не оглянулась.

В эту неделю перед ее отъездом я почти не видела доктора Эммануэля Родригеса. Его жена слишком слаба, чтобы оставлять ее одну, сказал он. Сильные лекарства заставляли ее спать. Пока она их принимала, никакой опасности не было. Тем не менее он оставался рядом с ней и днем, и ночью, либо в спальне, либо в гостиной, где она сидела в кресле, уставясь в никуда, а он читал свои медицинские журналы. Он нанял сиделку, которая должна была сопровождать его жену в Англию. Теперь наконец он сможет отдохнуть. После того как Марва и Вильям закончат работу и уйдут, никто, если не считать детей, не помешает нам быть вместе. А после того как Джо будет ложиться спать, станет еще проще. Доктор Эммануэль Родригес сможет приходить ко мне в комнату, когда захочет, или я могу спать в его спальне, нужно только запирать дверь. А может быть, полезнее всего для нас сейчас был бы уик–энд в «Авалоне». Никто не подумает ничего плохого. Мысленно я перебирала знакомые места: Ботанический сад, пляж, кинотеатр, церковь. Мы можем ходить туда все вместе, как семья. Если не вести себя чересчур фамильярно, все будет в порядке. Люди станут говорить: «Знаете, его жена заболела, и горничная оказалась просто незаменимой». И скоро все слухи прекратятся сами собой.