Вильям осмотрел камень, подержал его на свету.

— Ты достойна гораздо большего, чем эта деревня, — сказал он, глядя на море.

— Скажи мне, Вильям. Объясни, что случилось. А потом я расскажу тебе свои новости.

Вильям обхватил голову руками.

— Мне нужно поскорее удирать, Селия. Я вообще не должен был сюда приезжать. Меня могли засечь, когда я садился на корабль.

У меня пересохло во рту. Кажется, все еще хуже, чем я опасалась.

— Ну, говори, что бы это ни было.

Вильям посмотрел на меня.

— Соломон убил человека.

Это не стало такой уж неожиданностью; я знала, что Соломон на это способен.

— Но ты–то какое имеешь к этому отношение?

Я уговаривала себя: если ты будешь сохранять спокойствие, он во всем тебе признается. Если ты начнешь паниковать, то только все испортишь. Я никогда не видела Вильяма в таком состоянии.

— Соломон сказал, что поедет повидаться с Натаниэлем и хочет, чтобы я поехал с ним. Он сказал, что на востоке наклевывается кой–какая работенка. Я спросил, что за работа, и он ответил, что должен получить с кого–то деньги. Так что мы доехали до Аримы, там остановились, он купил несколько бутылок пива и распил прямо там со своим приятелем из винной лавки. Я тоже немного выпил. Но только один стакан, потому что он сказал, что я ему нужен трезвым.

Вильям сосредоточенно смотрел вниз, стараясь припомнить все детали.

— Мы поехали дальше, он по–прежнему помалкивал. Потом мы доехали до дороги Эль–Квамадо. Он поставил машину в стороне и велел мне из зарослей следить за дорогой. Я должен был просигналить, когда увижу приближающийся автомобиль. Я сказал, хорошо, но я хочу знать, что происходит. Он сказал, что лучше мне ничего не знать. Я спросил, лучше для кого? Он ответил, что для меня.

— Потом я увидел, что он с кем–то разговаривает. Это оказался Натаниэль. Дальше я их уже не видел. Прошло минут десять — мимо проезжает старый грузовичок. Я, как и договаривались, подаю сигнал. Жду. Ничего не происходит. Проходит еще пятнадцать минут. На этот раз приближается белая машина. Я слышу, как она едет и вдруг останавливается. Потом слышу лай собаки и крики, много криков, и шум, будто лопается бамбук, и понимаю, что происходит что–то неладное. Потом опять крики и вдруг выстрел.

Вильяма уже трясло от волнения.

— Продолжай, — сказала я.

— Я увидел, что Соломон бежит по дороге с пистолетом в руке, как будто за ним кто–то гонится. Я завел мотор, Соломон прыгнул за руль, и мы поехали. Мы проехали мимо белой машины, там лежало тело, и мы чуть его не переехали. Я закричал, чтобы Соломон его объехал, и он послушался. А потом мы помчались, как будто за нами гнался сам дьявол, и гнали так до самой Аримы.

— Пока что я не вижу, чтобы ты был в чем–то замешан. Другое дело — Соломон.

— Когда мы добрались до Аримы, я спросил у Соломона, что же все–таки случилось. Он сказал, что все пошло наперекосяк. Ему нужны были деньги, чтобы начать свой бизнес. И он знал, что мистер Карр–Браун каждый последний день месяца везет из Порт–оф–Спейн целую сумку наличных, чтобы заплатить своим работникам.

Я не сводила глаз с Вильяма, намечался какой–то совершенно неожиданный поворот.

— Натаниэль и Соломон перегородили дорогу бревном. Белая машина, которую я видел, была машиной мистера Карр–Брауна.

Вильям взглянул на меня. Я почувствовала, как у меня внутри все перевернулось.

— Говори.

— Мистер Карр–Браун доехал до бревна, остановился и вышел, чтобы его оттащить. В этот момент Соломон наставил на него пистолет и потребовал денег. Если бы он отдал им деньги, все пошло бы по–другому. Но тут пес мистера Карр–Брауна прыгнул на Соломона. Если помнишь, тогда в Тамане он сразу невзлюбил его. Ну, тот самый черный пес. Соломон выстрелил в него. Мистер Карр–Браун так рассвирепел, что бросился на Соломона, ударил его, и тут пистолет выстрелил. И мистер Карр–Браун упал на дорогу. Мистер Карр–Браун мертв, Селия. Мистер Карр–Браун мертв.

Я смотрела на Вильяма, не в силах поверить, что он говорит правду. Он прижал ладони к лицу, так что я видела только его глаза и лоб, на котором выступили крупные капли пота.

— Мне очень жаль, Селия. Я знаю, как хорошо ты относилась к мистеру Карр–Брауну.

Я молча смотрела на него.

— На следующей неделе у нас должна была начаться работа. Не эта, а настоящая. Об этой я ничего не знал. Я подозреваю, Соломон меня надул.

Еще несколько мгновений мы продолжали смотреть друг на друга. Это не может быть правдой, это невозможно.

Каким–то чужим голосом я спросила:

— Ты уверен, что он умер?

— Да. Когда мы проезжали, я видел, что у него изо рта текла кровь. Он казался таким огромным, когда лежал там на дороге.

Теперь уже и Вильям перестал быть Вильямом. Это был кто–то чужой, кого я почти не знала.

— Полиция наверняка прочесывает Порт–оф–Спейн — ищет Соломона и, скорее всего, и меня тоже. — Он подтянул колени к подбородку. — Закон строг, когда речь идет об убийстве такого человека. Они берутся за дело всерьез. — Потом добавил: — Селия, пожалуйста, скажи что–нибудь.

Но я не могла говорить. Опустив голову, я смотрела на мягкий белый песок. Мне хотелось перенестись куда–нибудь далеко. Или быть кем–нибудь другим. Или чтобы все это оказалось сном.

Наконец, голосом слабым и тонким, как готовая порваться нить, я произнесла:

— Я хочу, чтобы ты ушел. — И показав на дорогу, ведущую в деревню, уточнила: — Мне нужно, чтобы ты ушел.

Поднявшись, я пошла туда, где ярко светило солнце, подальше от тени, подальше от Вильяма. Земля была раскаленной, как в аду. Знакомый ярко–белый свет на мгновение ослепил меня, я остановилась, но потом пошла дальше, к морю. Я шла и шла, пока вода не лизнула мне пятки, потом поднялась до щиколоток, потом до колен, до пояса, до самой шеи.

И наконец вода сомкнулась у меня над головой, и все вокруг стихло.

35

Не было ответов. Ничего не было. Только жара и слепящий свет. Нет тени, нет места, где можно было бы укрыться, спрятаться от палящих лучей. Мы плывем по течению. Мы не управляем своей жизнью. Я готова была кричать от боли. Кричать громко, громко, громко. Услышит ли меня моя мать? Когда–то у меня не было ничего. Теперь у меня было еще меньше, чем ничего. Всю свою жизнь. Всю жизнь я мечтала о том, чтобы встретиться со своим отцом. Он был нужен мне больше, чем кто бы то ни было. Больше, чем доктор Эммануэль Родригес. Никогда мне не быть счастливой. Свет был на другом конце земли, в Саутгемптоне. Всю жизнь я стремилась туда, шаг за шагом. Я уже была на полпути и вдруг сорвалась в пропасть. Тот далекий спасительный свет помогал мне вырваться из темноты. Я помнила о нем, когда все было плохо.

А теперь его вдруг погасили. Раз — и все. Повернули выключатель. И у меня осталось меньше, чем ничего. Этого не может быть. Так не должно быть. Бог добрый. Все говорят, что Бог добрый. Тогда почему же?

Вернувшись домой, тетя Тасси обнаружила меня сидящей на полу и рассматривающей фотографии, которые она мне дала. Когда я рассказала ей, что произошло, она схватилась за сердце:

— О–о, Господи, нет! О, Селия! — И потом: — Ну почему это должно было случиться? Ну почему?

Она спросила меня, как я об этом узнала.

— Парень, который приехал сегодня утром, как–то с этим связан?

— Да.

Она посмотрела в окно, как будто стараясь понять.

— Где он? Куда он делся?

— Не знаю.

Я прислонилась к стене и закрыла глаза. У меня больше не было сил. Мне хотелось остаться одной.

Немного позже тетя Тасси принесла газету. Вся первая страница была посвящена моему отцу. Здесь же была его фотография. Может быть, когда я немного приду в себя, сказала тетя Тасси, я смогу прочитать статью и пересказать ей. Я совсем забыла, что тетя Тасси не умеет читать.

36

Заголовок гласил: «Владелец поместья убит возле Четырех Дорог». Я внимательно изучила фотографию, пытаясь найти в лице Джозефа Карр–Брауна свои черты.