— Пшел вон, — рявкнул Шэнненхаус. — Исчезни. Держись отсюда подальше. Иди своего вонючего пса поеби, ублюдок, жидовская морда.

Этих любезных пожеланий Джо удостоился еще на полпути вниз по лестнице, недостаточно низко, чтобы увидеть нутро ангара. И всякий раз, как он пытался сунуться дальше. Шэнненхаус швырял ему что-нибудь в ноги — монтировку, коленчатый вал, сухую батарею.

— Что ты делаешь? — крикнул Джо. — Чем это так воняет?

Вездесущее амбре Шэнненхауса явно усилилось с тех пор, как Джо последний раз его видел. Теперь ко всему вышеперечисленному туда добавились горелые бобы, горелая обмотка проводов, аэролак. Впрочем, весь остальной смрад почти заглушала жуткая вонь свежевыдубленных тюленьих шкур.

— Весь мой брезент был ни к черту, — с легкой грустью и как бы себе в оправдание сказал Шэнненхаус. — Должно быть, он на спуске промок.

— Ты покрываешь самолет тюленьими шкурами?

— Вот дубина. Самолет как раз и есть тюлень. Тюлень, который по воздуху плавает.

— Да-да, конечно, — сказал Джо. Широко распространенным явлением было то, что Наполеонов психбольниц всего мира выводили из терпения собственные Аустерлицы и Маренго. — Я пришел сказать тебе только одно. Фрицы здесь. На Льду. Я их по радио слышал.

Последовала долгая, выразительная пауза, хотя какую эмоцию она выражала, Джо понятия не имел.

— Где? — наконец осведомился Шэнненхаус.

— Точно не знаю. Он что-то сказал про тридцатый меридиан, но… точно я не знаю.

— Там, значит. Где они раньше были.

Джо кивнул, хотя Шэнненхаус его не видел.

— Это сколько? Тысяча миль?

— По меньшей мере.

— Тогда насрать на них. Ты командованию доложил?

— Нет, Джонни. Нет. Еще нет.

— Ну так иди и доложи. Черт, что с тобой за херня? Ты что, с дуба рухнул?

Он был прав. Джо следовало связаться с командованием в тот самый момент, когда он закончил стенографировать перехваченное сообщение. А раз у него к тому же были некоторые соображения на предмет источника информации, то неспособность Джо это сделать являлась не просто нарушением установленной процедуры и неповиновением приказу (докладывать о всех попытках фашистского вторжения на континент), который поступил напрямую от самого президента, но к тому же ставила в непосредственную опасность их с Шэнненхаусом. Если Джо знал о немцах, они почти определенно знали о Джо. И все же, подобно тому, как он не донес на Карла Эблинга после первой бомбовой угрозы Эмпайр-стейт-билдинг, теперь некий импульс снова не позволил ему открыть канал на Кубу и дать отчет, который он по долгу службы обязан был дать.

— Не знаю, — сказал Джо. — Не знаю, что со мной за херня. Может, я с дуба рухнул. Извини.

— Вот и хорошо. А теперь выметайся.

Джо взобрался назад по лестнице и вышел в ртутно-синюю ночь. Когда он пустился обратно на север к люку радиорубки, что-то замерцало в самой середине неизвестности, так смутно, что Джо сперва принял это за некое оптическое явление, схожее с эффектом полной тишины в ушах, что-то биоэлектрическое, происходящее внутри его глазных яблок. Нет, что-то и впрямь там было — темный шов на горизонте, отороченный почти невидимой бледно-золотистой ленточкой. Видение было столь же смутным, что и мерцание идеи, которая начала в тот момент зарождаться в голове у Джо.

— Весна, — вслух сказал Джо. Холодный воздух скомкал слово, точно целлофановую обертку от рыбы.

Вернувшись в радиорубку, Джо откопал сломанный коротковолновый радиоприемник, который радист первого класса Бернсайд все собирался починить, и воткнул паяльник в розетку. После нескольких часов работы ему удалось наладить приемник, который теперь можно было предназначить исключительно для нужд отслеживания передач немецкой радиостанции, которая, как выяснилось, находилась под прямым руководством канцелярии Германа Геринга и называлась станцией «Йотунхайм». Человек, который выдавал передачи в эфир, оказался достаточно осторожен в их сокрытии, и после первоначального выплеска эмоций, на который Джо случайно наткнулся, немец ограничил себя более скупыми и фактическими, хотя и не менее тревожными, оценками погоды и атмосферных условий. Тем не менее терпение и усердие позволили Джо, согласно его прикидке, записать около 85 процентов переговоров между «Йотунхаймом» и Берлином. Информации он накопил вполне достаточно, чтобы подтвердить нахождение станции на тридцатом меридиане, у побережья Земли Королевы Мод, а также заключить, что активность немцев (по крайней мере на данный момент) имела чисто наблюдательный и научный характер. За две недели тщательного отслеживания Джо также сумел накопить определенное число благоприятных заключений, а также проследить за разворачивающейся драмой.

Автор этих необычно эмоциональных радиопередач был геологом. Да, он проявлял интерес к вопросам облакообразования и характера ветров, так что он вполне мог также быть метеорологом, однако в первую очередь он был геологом. Ученый без конца надоедал Берлину подробностями своих планов на весну, аспидными сланцами и угольными жилами, которые он намеревался вскрыть. В «Йотунхайме» у него на данный момент было два компаньона. Кодовое имя одного было Бувар, другого — Пекюше. Сезон на Льду они начали точно в то же самое время, что и их американские двойники, о чьем присутствии немцы прекрасно сознавали. Однако они, похоже, не имели ни малейшего представления о той катастрофе, что поразила станцию «Кельвинатор». Число немцев также уменьшилось, но лишь на одного человека — радиста и оператора «энигмы», у которого случился нервный срыв, ввиду чего военная партия, отбывая на зиму, забрала его с собой. Несмотря на риск обнаружения при отправке незакодированных сообщений, военное министерство не увидело резона в том, чтобы насильно оставлять солдат на зимовку, когда у них не было ни шансов, ни необходимости нести свою солдатскую службу.

На одиннадцатый день после обнаружения Джо «Йотунхайма» там произошли весьма интересные события. По причинам, которые геолог отказался именовать иначе как «неуместными», «неприличными» и «имеющими личный характер», Пекюше застрелил Бувара, после чего застрелился сам. Сообщение, объявлявшее о смерти Бувара, последовавшей тремя днями позже, было полно намеков на неминуемый рок, которые Джо с тревожным ознобом узнал. Геолог тоже почуял, что та самая вуаль из поблескивающей пыли на границах его лагеря, на данный момент праздно там присутствующая, дожидается своего часа.

В течение двух недель Джо втайне складывал все это воедино и держал при себе. Всякий раз, подключаясь к тому, что он стал называть «Радио-Йотунхайм». он говорил себе, что еще немного послушает, прибавит еще один клочок информации, а потом передаст все накопленное командованию. И в самом деле — разве не так всегда поступали шпионы? Лучше собрать все, что только можно, а потом рискнуть быть обнаруженным при передаче исчерпывающей информации, чем дать Геологу и его приятелям намек до получения полной картины. Однако шокирующее убийство с последующим самоубийством, разметившее новую территорию для смерти на этом континенте, похоже, поставило здесь точку, и Джо напечатал аккуратный рапорт, который он, как всегда стыдясь своего английского, несколько раз отредактировал. Затем Джо уселся перед пультом. Хотя ничто не порадовало бы его больше возможности убить этого надменного, занудного Геолога выстрелом в голову, Джо уже так прочно стал идентифицировать себя с врагом, что, готовясь раскрыть существование этого человека командованию, испытывал странную неохоту, словно этим поступком он предавал самого себя.

Пока Джо силился принять решение на предмет того, что ему делать с рапортом, жажда мести, финального искупления вины и снятия с себя ответственности, которая была единственным движителем его существования с той роковой ночи 6 декабря 1941 года, получила последний импульс, необходимый для того, чтобы немецкий Геолог стал обречен.

С приходом весны наступил очередной китобойный сезон, а с ним началась и новая, усиленная кампания немецких подлодок. Субмарина У-1421 в особенности досаждала грузоперевозкам в проливе Дрейка, как союзным, так и нейтральным. И это происходило в тот момент, когда нехватка китового жира могла означать не иначе как разницу между победой и поражением в Европе для обеих сторон. Джо многие месяцы обеспечивал командование радиоперехватами с У-1421, а также поставлял информацию о направлении по сигналам субмарины. Однако южноатлантический блок радиопеленгаторов до самого последнего времени оставлял желать лучшего, и все усилия Джо никакой пользы не приносили. Однако сегодня вечером, когда он подцепил посредством высококачественного радиопеленгатора марки «СД» выплеск болтовни в эфире, который он, даже в нерасшифрованном виде, опознал как идущий от У-1421, вместе с Джо работали два других поста подслушивания, включившиеся в работу, пока он готовил свой отчет. И после того, как Джо передал свои данные на сигнал от блока высокочастотного радиопеленгатора станции «Кельвинатор» в его клетке на самом верху северной антенны, в Вашингтоне, в центре борьбы с подлодками, наконец-то была выполнена триангуляция. Полученное в результате положение подлодки, нужная ширина и долгота, было передано британскому флоту, и с Фолклендских островов на задание отправился штурмовой отряд. Эсминцы и «морские охотники» нашли У-1421, зафиксировали ее положение, после чего принялись долбать подлодку «дикобразами» и глубинными бомбами, пока от нее не осталось ничего, кроме маслянистого черного пятна в форме тильды, нацарапанной на поверхности воды.