Загадочная фраза, если не сказать больше. Коль Магадха — самая мощная держава в Индии, никакое войско не посмеет напасть на нее. Если только этот царедворец не хотел польстить Дарию. Хотя часто я с трудом понимал, что он говорит, сам Варшакара не представлял для меня загадки. Это был безжалостный человек с непомерным честолюбием, способный на все ради усиления Магадан. Он бы пошел и… Впрочем, всему свой черед.

На меня произвело большое впечатление богатство так называемой Великой равнины. Ежегодно там собирают два урожая: один зимой, в еще довольно сносное время года, а второй — во время летнего солнцестояния. Сразу после летней страды сажают рис и просо, и засеянные поля показались мне желто-зелеными коврами, покрывающими плоскую равнину. Народу здесь не требуется особых усилий, чтобы прокормить себя. По сути дела, если бы не стояло задачи кормить еще и большие города, индийские крестьяне могли бы не работать. Плоды и орехи, домашняя птица, тысячи видов речной рыбы в состоянии обеспечить самое разнообразное питание.

Но города требуют развития сельского хозяйства. В итоге многочисленные стада арийских завоевателей намеренно сокращаются, поскольку пастбища превращают в поля, и многие спорят о переменах в жизни народа.

— Что такое арий без коровы? — вопрошают брахманы и, разумеется, не ждут ответа.

Сразу за лесами и джунглями на востоке от Варанаси появляется множество деревень. Каждое поселение огорожено шатким частоколом — не для отражения вражеского войска, а для защиты скота и детей от тигров и прочих хищников. В центре каждого из этих разбросанных поселков располагается постоялый двор, где путники могут бесплатно переночевать на полу и почти бесплатно пообедать.

Я удивился, узнав, что большинство индийских крестьян — свободные и в каждой деревне есть свой выборный совет. Им, конечно, приходится платить подати всякому, кто окажется их владыкой, но кое-что и остается. Без сомнения, это объясняет высокую продуктивность индийской деревни. Ведь каждый землевладелец в мире знает: наемный работник или раб производит ровно половину того, что снимает свободный человек со своей земли, которую возделывает сам. Очевидно, индийская сельскохозяйственная система — древний, первобытный пережиток.

Дорога из Варанаси в Раджагриху заняла две недели. Мы ехали медленно. Если бы не дневная жара, путешествие было бы вполне приятным. Каждую ночь для меня и Варшакары разбивали шатры, а остальные ночевали на постоялых дворах в ближайшей деревне или прямо под открытым небом.

Каждый вечер я окуривал свой шатер едким дымом, чтобы отогнать насекомых, пьющих кровь у спящих. И еще одна проблема — индийские змеи. Их не прогонишь ни дымом, ни заклинаниями, и Варшакара дал мне маленького пушистого зверька, пожирающего змей. Таких зверьков называют мангустами. Если посадить мангусту на цепь у кровати, ни одна змея не нарушит твой сон.

Вечера стояли тихие. Мы с Каракой записывали все увиденное и услышанное за день. Мы также следили за составлением карт, поскольку карта Сцилакса оказалась столь же неточной в отношении внутренней части Индии, сколь точна она была для побережья. Потом, когда устанавливали шатры, я обычно ужинал с Варшакарой. Он так же интересовал меня, как и я его. Мы неизбежно много лгали друг другу, но я выловил и много полезных сведений об экзотическом мире, в котором оказался. Мы полулежали на диванах — это нечто вроде греческого ложа, но обшито материей, и сверху лежат подушки. У каждого дивана обязательно плевательница — индийцы постоянно жуют какие-нибудь наркотические листья.

Индийская кухня имеет сходство с лидийской. Широко используется шафран и острая смесь из пряностей под названием кэрри. Для жарки обильно используют ги, которое долго не портится даже в жару. В конце концов я все же привык к нему. Что не поджарено на ги, то им пропитано. Я предпочитал постное масло, которое сами индийцы употребляют мало. Сделанное из зерна, называемого симсим, оно легче, чем ги, а по вкусу не хуже. Для индийцев симсимовое масло — то же, что оливковое для афинян.

Но на царском столе или на столе какого-нибудь богача может быть только ги, и поскольку я упорно ел все, чем меня кормили, то в первый и единственный раз в жизни разжирел, как евнух. Кстати, полнота в Индии — предмет восхищения как в женщинах, так и в мужчинах. Женщина не может быть слишком толстой, но шароподобный монарх считается блаженным и снискавшим благословение богов.

Сам Варшакара, правда, ел весьма умеренно. Но с другой стороны, он слишком много потреблял крепкого напитка, получаемого выпариванием сахарного тростника. Я тоже полюбил его. Но оба мы следили, чтобы не напиваться в присутствии друг друга. Варшакара ко мне относился так же подозрительно, как и я к нему. Мы непомерно, в индийской манере, льстили друг другу, и каждый ждал от другого какой-либо ошибки, но так и не дождался.

Помню одну беседу в шатре, когда после излишне сытного ужина мы продолжали пить вино из сахарного тростника, которое девушка-служанка наливала нам в глиняные чашки. Я совсем осоловел, как и Варшакара, но, помнится, спросил:

— И долго еще лошади гулять?

— До весны. Еще пять-шесть месяцев. У вас в Персии есть такой обычай?

— Нет. Но лошадь высоко почитается нашими царями. Раз в год жрецы приносят в жертву коня у гробницы Великого Царя Кира.

Индийское жертвование коня произвело на меня неизгладимое впечатление. Прежде всего, я был поражен той баснословной странностью, с какой могла быть развязана война — всего лишь из-за того, что лошадь решила попастись на лугах соседней страны. Разумеется, я слышал эти нескончаемые стихи слепого Гомера, уверяющего нас, что некогда греки напали на Трою — нынешний Сигей в нашей части мира — только из-за того, что жена греческого вождя сбежала с троянским юношей. Для тех, кто знает греков, совершенно ясно, что греки всегда хотели контролировать вход в Черное море и богатые черноморские земли. А для этого нужно сначала завоевать Трою, или Сигей. Сейчас это мечта Перикла. Желаю ему удачи. Он очень в ней нуждается. И сбеги жена Перикла с сыном старика Гиппия, владетеля Сигея, для греков нашелся бы неплохой повод начать войну, и ты, Демокрит, мог бы воспеть это в стихах.

Мы, персы, искреннее других народов. Мы открыто признаем, что строим империю, чтобы стать богаче и сильнее. Кроме того, не покори мы соседей, они бы покорили нас. Так уж повелось в мире. Несомненно, так было принято и у воспетых Гомером арийских племен и так же индийские брахманы воспевают героев своего арийского прошлого. Кстати, в Ведах есть повествование о молодом царе по имени Рама — длиннейший из когда-либо написанных гимнов. Мне говорили, что образованному брахману нужно не менее десяти лет, чтобы выучить все строчки. Думаю, день-два послушав этот гимн, каждый скажет — и будет не так уж неправ, — что это повествование еще скучнее гомеровского. Для меня в обеих этих арийских историях единственно интересным представляется то, что боги там предстают просто как сверхгерои. Арийские боги — те же самые мужчины и женщины, только бессмертные; у них тот же чрезмерный аппетит, которому они слишком потворствуют — обычно за счет людей.

Демокрит говорит, что образованные греки никогда не воспринимали гомеровских богов всерьез. Возможно. Но огромный храм Афины, строящийся сейчас в Акрополе у нас за спиной, — чрезвычайно дорогой памятник богине, и, несомненно, ее воспринимает всерьез не только народ, но и правители города, названного в ее честь. И до сих пор в Афинах считается смертельным преступлением глумиться над гомеровскими богами или отрицать их существование, по крайней мере публично.

Индийцы в те времена были — а может быть, и остались теперь — мудрее греков. Для них боги просто существуют или не существуют, в зависимости от вашего взгляда на них. Понятие кощунства совершенно чуждо индийскому уму. Арийские цари не только находят удовольствие в беседах с атеистами, открыто глумящимися над богами арийских племен, но ни одному арийскому правителю и в голову не придет запретить доарийских местных богов, которым поклоняются в деревнях.