Когда мы узнали, что нас вот-вот настигнут, я нашел убежище на дереве, а фургоны поехали дальше. При появлении полицейских Шэ-гун был великолепен. Он напомнил им о своем родстве с новым властителем и своем происхождении от самого Желтого Императора, императора Вэня и прочих. Тем не менее он позволил обыскать фургоны, выразив надежду, что такое святотатство не останется без внимания его предков на небесах и виновные понесут наказание.

Полиция обыскала фургоны, внимательно осмотрела каждого из сопровождавших Шэ-гуна мужчин и женщин и, к своему большому удивлению, меня не обнаружила. В таком тотально зарегулированном государстве, как Цинь, никто не исчезает без молчаливого согласия властей. Наконец процессии было разрешено ехать дальше, но, к моему ужасу, в течение последующих пяти дней полицейские сопровождали фургоны и не покидали Шэ-гуна до самого каменного монумента, обозначающего границу между Цинь и Чжоу.

Мне пришлось остерегаться не только полицейских, но и нападения волчьих стай, которые с любопытством за мной следили. Их глаза горели в ночи желто-зелеными огнями. Я спал на деревьях, не расставался с тяжелой дубиной и проклинал женский наряд, не включавший в себя никакого оружия. Я видел бурого медведя. Если он и заметил меня, то интереса не проявил. Хотя считалось, что в том дремучем лесу водятся разбойники, я не встретил ни единой человеческой души. Если бы время от времени не слышалось, как стучат фургоны Шэ-гуна, я был бы полностью изолирован от людей.

Встречая ручей или лужу, я пил воду, как зверь, на четвереньках. Я ел незнакомые ягоды, корни, плоды. Часто меня тошнило. Однажды мне показалось, что я вижу дракона, поблескивающего чешуей в лесном полумраке. Но дракон оказался верхушкой светло-зеленой глыбы нефрита, прекраснейшего из камней.

Стоя в рощице каких-то пушистых деревьев у слияния рек Вэй и Тай, я смотрел, как полицейские отсалютовали Шэ-гуну, и вернулся в лес. На другом берегу реки Тай виднелись обработанные поля Чжоу. Перейти из Цинь в Чжоу все равно что попасть из ночи в день.

На том берегу Шэ-гуна почтительно встретил начальник пограничной заставы, небрежно проверивший его разрешение на въезд и грациозно махнувший в сторону Лояна, столицы Срединного Царства. Мое прибытие в Чжоу было менее формальным. Я переплыл Тай под грубым плотом из ивовых ветвей.

Увидев меня, Шэ-гун изумился.

— Какая радость! — Он захлопал в ладоши. — Теперь я получу денежный выкуп из Магадхи. О, я вне себя от восторга! И не менее удивлен. Я был уверен, что если вы не достались лесным волкам, то вас схватили волки двуногие.

Так впервые — разумеется, уже на земле Чжоу — я услышал, как цивилизованные китайцы называют циньских варваров.

Шэ-гун дал мне поесть из собственных запасов и подарил мне один из своих широкополых халатов, сшитый из тонкой добротной ткани, и почти новую черную мерлушковую безрукавку. Удалив его эмблемы, я принял вид настоящего ши — ни дать ни взять. И все же мне было как-то не по себе. Впервые с юных лет я оказался без бороды и выглядел как евнух. К счастью, многие китайцы не отпускают бороду, и я, по крайней мере, не вызывал подобных подозрений.

2

Впервые со своего прибытия в Срединное Царство я начал радоваться жизни. Хоть я и оставался пленником, если не рабом, Шэ-гун был прекрасным попутчиком и стремился показать мне настоящий Китай.

— Не следует судить о всем Срединном, увидев только Цинь. Хотя их правители в некотором роде и являются потомками императора У, Цинь трудно назвать частью Царства. И несмотря на это, тамошние грубияны жаждут гегемонии! Но небеса милостивы и никому не дают права на власть. А когда это все же случится, я уверен, властью наградят моего любимого родственника чжоуского гуна. Он произведет на вас впечатление. Правда, и он не лишен недостатков. Он ведет себя так, будто уже Сын Неба, а это большая самонадеянность. Впрочем, все правители Чжоу страдали таким недостатком — на том основании, что последний раз небеса остановили свой выбор на их предке. Но это случилось триста лет назад, а потом, когда нечестивые варвары, сговорившись с властями, убили императора, небесное право было утрачено. Тогда его сын бежал в Чжоу и объявил императором себя. Но, конечно, гегемонии больше не было, и на самом деле он был уже всего лишь чжоуским гуном. Теперь у нас осталась лишь тень Сына Неба в Лояне, который представляет собой лишь тень столицы настоящего Срединного Царства. Чжоуский гун почтиимператор. Но и это неплохо, правда? Особенно если учесть, что Чжоу — одно из самых слабых государств и рано или поздно кто-нибудь из соседей — возможно, эти двуногие волки — захватит его. А пока мы смотрим на Чжоу со слезами на глазах и надеждой в животе.

Потом Шэ-гун рассказал мне о своей прабабке, приходившейся прабабкой и правящему чжоускому гуну. Женщина непомерного честолюбия, она всегда говорила о себе, как о маленьком мальчике. Однажды в дворцовом крыле, где она жила, случился пожар, и все дамы убежали, лишь этот маленький мальчик остался сидеть в зале приемов, безмятежно гадая о своей судьбе на палочках из тысячелистника. Служанка умоляла правительницу покинуть горящий дворец, но благородная старушка отвечала:

— Маленький мальчик не может выйти из дворца без сопровождения родственника-мужчины в ранге не ниже хоу, и, разумеется, маленький мальчик никогда не показывается за стенами дворца без придворной дамы старше себя, — и продолжала гадание на палочках (распространенное китайское времяпрепровождение).

Служанка поспешила разыскать какого-нибудь мужчину соответствующего ранга, чтобы проводить правительницу в безопасное место, но во дворце не нашлось никого достойного. Поэтому в горящий дворец, обернув лицо мокрой тряпкой, пробрались племянник правительницы и служанка. Они нашли правительницу по-прежнему раскладывающей палочки.

— Пожалуйста, о воплощение Сына Неба, — сказал ее племянник, — пойдемте со мной!

Правительница очень рассердилась.

— Это неслыханно! Я не могу выйти без сопровождения дамы старше себя и мужчины-родственника в ранге не ниже хоу. Получится неприлично!

И так правительница сгорела, во имя приличия — качества, значащего для китайцев все.

Смерть благородной дамы вызвала в Китае бесконечные споры. Одни видели в ней пример, достойный восхищения и подражания, другие считали это смешным.

— В конце концов, — говорил Фань Чи, — она не была ни девицей, ни молодой замужней женщиной. Правительница была очень стара и не нуждалась в сопровождении. Это не скромность. По сути дела, она обладала тем же тщеславием, что и все представители дома Чжоу. А тщеславие в глазах небес не есть достоинство. Это не приличие.

Когда мы приблизились к пригородам Лояна, народу вдруг прибавилось. Множество мужчин и женщин направлялось в столицу. Богачи катили в колесницах или ехали в носилках. Бедные крестьяне несли свой товар за спиной. Зажиточные крестьяне и купцы восседали в запряженных быками крытых повозках. Простые люди были хорошо одеты и улыбались, в отличие от угрюмых жителей царства Цинь, чьи лица, кстати, внешне не похожи на лица восточных китайцев. В царстве Цинь люди имеют бронзовый цвет кожи и плоские носы, а жители Чжоу, как и других восточных государств, светлее остальных китайцев и с более тонкими чертами лица. Но все в Срединном Царстве черноволосые, черноглазые и почти без волос на теле. Довольно любопытно, что воины в Чжоу называют местных жителей черноволосыми, как мы вавилонян, а сами воины произошли от племен, завоевавших Срединное Царство примерно в то же время, когда арии пришли в Персию, Индию и Грецию. Откуда пришли те племена? Китайцы указывают на север. Интересно, если окажется, что у нас общие предки.

Мы въехали в Лоян через высокие каменные ворота в грубой кирпичной стене. И я сразу почувствовал себя дома. Толкучка напоминала толпу в Сузах или Шравасти. Люди хохотали, кричали, пели, торговались, плевались; покупали, продавали, играли и ели в маленьких ларьках, что стоят на каждой улице.