— А на кой? — и запустив руку в бороду, яростно зачесался.
Глядя на эти почесушки, хотелось посоветовать сходить этому ежику, помыться.
— Сговаривался я с ним, на сегодня. Сам-то кем будешь?
— Я то? Брат евонный, а Фильки, это, того самого… Нету…
— Когда будет?
— Что ты заладил: — когда, когда. Нету его, помЕр вчера… — и наладился закрыть ворота. Подставив ногу, не дал это сделать. Мужик, дохнув в лицо перегаром, попытался оттолкнуть меня. Толчком в грудь отправил его во двор, сбив с ног. Шагнул следом, шавка зарычала и попыталась укусить, но взвизгнув от удара в брюхо, скрылась в конуре.
— не тронь животину…
— Филимон мне работу сделать должон, алтын брал и крест целовал, что к сегоднему, все исполнит.
— так бы и говорил… — Проворчал мужик, поднимаясь на ноги, — Пойдем, глянем, могет и есть чего. Он же не токмо тебе обещался…
И шатаясь из стороны в сторону, побрел вглубь усадьбы, где как помниться стояла кузня.
Помещение встретило мрачным полумраком, запахом сгоревшего угля и ржавеющего железа. Закопченный горн у дальней стены перед ним дубовая колода с наковальней, правее, верстак с разложенными инструментами и бадейка с водой для закалки. Мужик прошел в самый темный угол, присев на корточки, что-то сдвинул, пошарил и вытащил на свет божий, нечто, замотанное в чистую тряпицу, — енто что ли.
— Дай гляну… — Протянул руку.
Брат шагнул к наковальне, положил сверток и развернул его. Пришлось войти вовнутрь кузницы. Сделать пару шагов и склониться, рассматривая детали. Да это они, укосины для станины, все восемь штук, отдельно лежали заклепки, пересчитал, тридцать две штуки, как в аптеке.
— Да, оно самое, — И стал заворачивать.
Сверху легла грязная пятерня, — Филька сказывал…
— До ворот дойдем, там деньги и отдам.
Он кивнул и убрал руку.
Проходя мимо избы, поинтересовался, — От чего Филимон умер?
— Тати, порешили…
— О как!
— Позавчёра, сказался что к другам пойдет, ушел и ночевать не вернулся, а седня по утряни, кобель завыл. Я к воротам, а там Филька… Голову ему кистенем разбили… Шубейку забрали, а сапоги не тронули…
— Где он сейчас?
— а на кой тебе?
— Проститься хочу, добрый мастер был.
— В доме он…
На давно не скобленых досках стола, раскинув в стороны желтые ступни ног, лежал Филимон. В скрещенные на груди руки была вставлена горящая свеча.
Перекрестившись и поклонившись усопшему (нет сомнений, передо мной покойник) протянул брату полушку, — Свечку поставь, за помин души.
Кивнув, он прошел за печку и загремел посудой, явно что-то наливая.
Последующее действие не могу объяснить, хоть убей. За каким чертом мне понадобилось, приподняв жмурику рубаху, смотреть на живот мертвеца, не знаю. И то, что я там увидел, мне совершенно не понравилось, абсолютно.
Шагнув назад, постарался придать лицу пристойное выражение, вовремя мужик вошел, держа в руках кружку, протянул, — Помяни.
— Благодарствую, но хмельное не пью. Жаль брата твоего… пойду, ждут меня.
Всю обратную дорогу, пока пробирался через заваленную сугробами, кузнечную слободу в голове крутился вопрос: — Это как же надо умудриться так, осмолить себе брюхо? Ярко красная кожа и даже несколько водяных пузырей, все это аж до грудины…
— Постой Федор! Да погодь, ты. — Дернув за рукав, меня остановил молодой стрелец. Сначала не узнал, он назвался и я вспомнил, что частенько видел служивого на воротах пушкарского двора. Не помню уже кто — кому, чем помог. Но с этим молодым парнем были нормальные отношения, с ним я точно не собачился.
— Здрав будь, извини, задумался, сразу и не заметил, — Поздоровался и стал лихорадочно вспоминать, как его зовут.
— А-а… Пустое. Он беззаботно махнул рукой, — Слышал, ты слободских ребятишек, цифири учишь?
— Н-да, учу, да не всех, молодше осьми не беру, а твому сколько?
— Жаль, маловат мой будет, пять всего.
Постояли немного, перебрасываясь дежурными фразами, о погоде, природе и любимых женщинах.
И уже расходились, когда спросил у него: — ' чего он здесь делает'
Услышав о том, что мамкин брат живет здесь, и он идет проведать родню. Спросил, — ' не знает ли, Фильку Сомова'
Он пожал плечами, и ответил, — 'Вроде как…'
И задал последний вопрос, — 'есть ли брат у него'
Стрелец задумался, поджал нижнюю губу, и отрицательно помотал головой, — ' Врать, не буду, но кажется, у него никого не было'
И пояснил.- 'Он не наш, не посадский, с Твери приехал, годов пять назад, ожениться, ещё не успел'
На этом распрощались и разошлись'
Домой пришел к шапочному разбору, с моим уходом, воцарился бедлам. Машка ошпарила руку и ногу. Клим, подрался с Дмитрием, братья постояли, посмотрели и приняли сторону Димки. Втроем они бы точно отметелили Клима, да вмешалась тяжелая артиллерия, Силантий не долго думая, схватил метлу и отхреначил всех, не деля на правых и виноватых. Разогнав толпу малолетних хулиганов, поругался с Марфой, прибежавшей на шум, она, не разобравшись, вцепилась тому в бороду. Теперь уже ему, пришлось отбиваться от старухи.
Открываю двери, захожу и что вижу. Марфа чуть ли не ядом плюются, наседает на Силантия, размахивается на него веником. Никодим ржет как наша кобыла при виде соседского жеребца. Перевязанная с ног до головы Машка, испуганно выглядывает с женской половины. На лестнице, ведущей в горенку, толпятся орлы, в порванных рубахах, и со свежими синяками.
Как встал, так и сел, на бочонок с капустой, звякнув, сверток выпал из рук, и у меня в кои века пропал дар речи.
'Катиться голова по трамвайным путям, тускнеющие глаза смотрят вслед уходящему вагону, и синеющие губы шепчут, — Вот и сходил за хлебушком'
Это была единственная, разумная мысль на тот момент, пришедшая в голову. Ткнул в каждого из парней пальцем, а потом поднял три, это значило что каждый оштрафован на алтын. Причину драки выяснять не буду, ежу понятно, делилось место лидера, я им, блин устрою, я их к едреней фене…
Надо было остыть, забрал у Никодима ключи, ушел относить детали. За ужином с Никодимом обсудили текущие дела, оговорили, что будем делать завтра. После поднялся наверх, они сидели на своих кроватях, положив руки на колени, всем видом показывая, что они пай-мальчики.
Открыл дверь, с порога, мрачным взглядом посмотрел на детей. — Два раз повторять не буду. У меня нет, и не будет любимчиков. Вы все равны — Говорил и видел, мои слова не доходят до них, они ждут от меня другого. Криков, ругани, побоев.
'Твою Мать…'
— Если это случится ещё раз, выгоню к чертовой матери, на улицу. Поняли?
Дождавшись ответа, приказал ложиться спать, для них на сегодня все закончилось.
***
Лета ХХХ года, января 3день
Новый год встретил как обычно. Для себя. На рынке увидел сахар, дорогой собака, на полтинник взял два фунта, масло греческое, яйца свои (куриные!) уксус есть, взбил. Жаль только, картошки нет, и без неё обошелся, соорудил, а-ля оливье. Спирт, собственного приготовления, настоянный на клюкве и еловые ветви, развешанные по стенам жилища, довершили приготовление к встрече нового года. Жаль, нельзя было послушать, традиционное выступление главы государства, он бы поведал о свершениях прошедшего, рассказал о планах грядущего. Не знал князь всея Руси, что его подданный ожидает его выступления, вот так. Ибо сын его мал, а внук его Петр, ещё не стал глобалистом и даже не родился, ибо не зачат. Да фиг с ними, а пока что это только мой праздник! Пожевал, салатика, сдобренного заправкой, самопальной. Махнул дозу клюковки и устроил салют, переполошивший всех соседей, собак и детей. Опосля, сходил за добавкой, принял на грудь и отправился кататься на санках с берега Москвы-реки. На обратном пути подрался с каким-то подвыпившим мужиком, домой пришел весь в снегу и со свежим синяком под глазом. Праздник удалсЯ.
В делах наступила пауза, до срока, когда массово начнут поступать детали, оставался месяц. Я сам передвинул сроки, контрольный заход по мастерам, показал, что у всех есть определенные трудности.