Изменить стиль страницы

— Даже не знаю, поздравлять тебя или сочувствовать, но ты стала на редкость популярной личностью, Мария, — начал он, когда танцующих закачали «Амурские волны». — Сочувствие, думаю, будет уместнее, потому что благожелательности в интересе, проявляемом к тебе большинством… где тот кот? Дать бы ему в глаз, чтобы плакал больше.

— Кто бы сомневался, — вздохнула Мэри.

— Боюсь, ты не представляешь себе масштабов, — улыбка партнера стала жесткой. — К примеру, количество приписываемых тебе любовников растет как на дрожжах.

— Как мило, — саркастически скривилась она и тут же сознательно расслабила лицо. Василий одобрительно кивнул ее искусственной невозмутимости. — Могу я поинтересоваться персоналиями?

— А как же. На первом месте, разумеется, контрадмирал Корсаков. Гармаш так и не заткнулся, судя по всему. Какая жалость, что дуэли запрещены, а повесить мерзавца не за что…

— Если мне не изменяет память, вешают, как правило, за шею, — она сделала пируэт, юбки взметнулись и опали. — Но это мелочи. Корсаков? Что ж, это, по крайней мере, правда. Или было правдой. Далее?

— Кстати, а почему я его здесь не вижу? Приглашение точно посылали…

— На днях я отказалась выйти за него замуж, — Мэри изобразила намек на пожатие плечами. — Он недоволен. Это не относится к делу, Василий. Продолжай.

— Хуан Вальдес.

— Ну разумеется, чего еще можно было ожидать после того, что он устроил под занавес фиесты. Ладно-ладно, мы устроили, можешь опустить бровь. Кто-то еще?

— Насчет его высочества мнение света разделилось, а вот меня называют вполне уверенно.

— Что?! — Она споткнулась бы, не будь лежащая на талии рука полковника Зарецкого поистине же лезной. — Что ты сказал?! Боже, я надеюсь, Катенька не думает…

— Моя жена — умная женщина, — сухо усмехнулся Василий. — И Нина Шалвовна, кстати, тоже…

Последняя фраза была уже за гранью, и Зарецкий это понял, быстро, но плавно выводя Мэри из круга танцующих и жестом подзывая к себе официанта с подносом.

— Василий, это не смешно, — пробормотала она, приятно улыбаясь гостям и прилагая изрядные усилия, чтобы не выпить шампанское залпом. — Не говоря уж о том, что Ираклий Давидович — крестный отца, о том, что он годится мне в дедушки…

— На всякий роток не накинешь платок. Мэри сдержанно кивнула, приходя в себя.

— Надеюсь, это все? Ты никого не забыл?

— Твоя команда.

— Вся? Целиком? Включая Элис? — Мэри не знала, смеяться ей или плакать, но чувство юмора победило. — Прелестно. Я в восторге.

— Прости, что порчу тебе настроение, — негромко проговорил Зарецкий, — но мой тебе совет: исчезни куда-нибудь на время. Пусть тут все уляжется. Слишком многие не в состоянии проглотить признание за тобой отцовского титула, а поскольку объяснить милость императора твоими собственными заслугами у них воображения не хватает…

Мэри ответила едва заметным наклоном головы, и Василий отошел от нее. Вальс закончился, и она вздохнула, в который раз цепляя на лицо сияющую улыбку. Героиня торжества, чтоб этому торжеству… Впрочем, она тут же напряглась, чувствуя, как ее охватывает азарт. Вступление к следующему танцу, вкрадчиво окутывающее зал, было ей знакомо, и она, продолжая беседовать с окружившими ее после ухода Зарецкого людьми, исподтишка окинула собравшихся нетерпеливым взглядом. Если Константин хотел чего-то менее официального, чем вальс, то ему самое время очутиться рядом. И уж тогда…

— Я полагаю, графиня, этот танец за мной? — раздался за спиной Мэри нарочито бархатный голос. Она не заметила, откуда появился Константин. Должно быть, вошел в зал из распахнутой балконной двери за ее спиной.

— Вне всякого сомнения, ваше высочество! — Ее безупречный реверанс портила только нескрываемая ирония в глазах. Любовница великого князя? А что, это может оказаться забавным. Хорошо смеется тот, кто смеется последним, а сегодня право смеяться последней она была твердо намерена оставить за собой.

Мэри чинно вложила кончики пальцев в протянутую ладонь и несколько секунд спустя уже медленно и торжественно двигалась по кругу, ожидая, когда же сменится темп. Следовало признать, что дирижер свое дело знал великолепно. Тягучая, как патока, мелодия превращала тело в натянутую струну. Еще два такта. Еще один…

Ахнули трубы, рассмеялись скрипки, и раскаленной лавой из жерла вулкана на замерший в напряжении зал выплеснулся чардаш. Не зря, ох не зря она брала уроки танцев во время контракта с Бургом! Вот только уроки — это одно, а то, что вытворял Константин и остальные танцующие здесь, в зале Офицерского собрания… Ну да ладно, где наша не пропадала! Ф-фух… опять медленная часть. На редкость вовремя, есть шанс прийти в себя и подготовиться к эффектному финалу. И когда один из трубачей вскочил на перила галереи и, опасно балансируя на них, повел мелодию, Мэри позволила себе окунуться в танец, как окуналась в бой — с головой, не задумываясь над тем, хватит ли дыхания вынырнуть.

Когда она пришла в себя, оказалось, что они с Константином стоят в центре зала и раскланиваются под аплодисменты, к которым присоединились и музыканты на галерее.

— Что это было, Константин Георгиевич? — выдохнула Мэри.

— Чардаш, Мария Александровна, — улыбнулся он. — Шампанского?

— Воды!

На балконе было почти пусто, а с их появлением стало пусто совсем. Константин галантно усадил ее в кресло, протянул взятый у официанта высокий, позвякивающий льдинками стакан, сдвинул брови — официант немедленно испарился — и облокотился на балюстраду.

— Вы в курсе свежих новостей, Мария Александровна? — начал он.

Мэри с неопределенной улыбкой покачала головой:

— Увы, Константин Георгиевич. Боюсь, что всю последнюю неделю я вела образ жизни, подобающий молодой графине накануне ее первого бала: портные, косметологи…

— Театр, — подсказал собеседник.

— И театр тоже, — подтвердила она с едва заметной гримасой. Именно в театре Никита сделал попытку убедить ее сменить фамилию Сазонова на Корсакова. Разговор вышел тягостным, и она не хотела вспоминать о нем.

— Что ж, — подвел итог преамбуле великий князь, — в таком случае позвольте вас просветить. Государственный Совет принял решение об обмене посольствами с вашей родиной. Соответствующее предложение сегодня утром было отправлено Совету Бельтайна и принято им. Поздравляю.

— Благодарю. Будет приятно уступить место дипломатического представителя кому-то, кто понимает в этом хоть что-нибудь.

— Не прибедняйтесь. Именно ваша речь во время аудиенции положила начало дипломатическим отношениям между Империей и Бельтайном.

Мэри поморщилась.

— Я солдат, Константин Георгиевич. Солдат, полицейский… не дипломат. И, судя по всему, не графиня. Сегодня меня просвещаете не только вы. Мой свояк был настолько любезен, что сообщил мне содержание ходящих по Новограду сплетен.

Константин едва заметно улыбнулся.

— Вас это беспокоит?

— Меня — нет. Но почему это не беспокоит вас? Ваше имя склоняют вместе с моим.

Улыбка на лице наследника престола стала шире и приобрела несколько двусмысленное выражение, глаза лукаво прищурились.

— А вам не приходит в голову, что, возможно, я не возражал бы против того, чтобы сплетники — ради разнообразия! — оказались правы в своих предположениях?

Он не понял, что произошло. Просто кресло, в котором сидела Мэри, внезапно опустело, сложенный веер уперся снизу в его подбородок, приподнимая его, а голос, в котором не осталось даже намека на женственную мягкость, холодно процедил:

— Я ценю нахалов, ваше высочество. Но терпеть не могу наглецов. Извольте запомнить это — на будущее.

Мэри неуловимым движением убрала веер, раскрыла его и резко повернулась, чтобы уйти, когда услышала за спиной добродушный смешок.

— Простите мне эту мальчишескую выходку, Мария Александровна.

Она оглянулась. Так и не изменивший позу Константин смотрел на нее спокойно и серьезно.

— Простите. Я не так равнодушен к сплетням, как стараюсь показать, и хотел убедиться в том, что ваше отношение к обсуждаемому пустомелями предмету совпадает с моим.