Показная мягкость исчезла из глаз Лоретты, она едва не выронила чашку с чаем.

— Мне кажется, ты допускаешь ужасную ошибку, решившись пройти через все это, но, если ты продолжаешь стоять на своем, мне больше нечего сказать, — она с силой опустила чашку на стол, так что та чуть не разлетелась на куски. — Прошу тебя не говорить Логану о моем приезде и о том, что пыталась давать тебе советы. Он просил меня не делать этого.

— Но почему же вы все–таки приехали? — удивилась я.

— Иногда мать лучше знает, что нужно ее ребенку, она инстинктивно это чувствует, — ответила Лоретта.

— Вот и у меня такое чувство, мама, — подтвердила я. — Хотя Дрейк мне не родной, я чувствую, что лучше для него, и собираюсь вернуть его, потому что родная мать захотела бы того же. Я надеюсь, вы поддержите нас в трудную минуту.

— Ну конечно, — торопливо ответила Лоретта. — Бедняжки мои. — Она обогнула стол и поцеловала меня: тепла ее губ я не почувствовала. — Звони мне в любое время. Мы будем вместе с вами. — Она с сожалением покачала головой и со вздохом вышла из комнаты.

Я посмотрела в окно. Должно быть, потеплело, потому что пошел снег, но меня не оставляло ощущение, что мое сердце сжимает ледяная рука. Конечно, меня страшил грядущий день. И уж совсем было небезразлично будущее моего ребенка. Но я не могла смириться с мыслью, что Дрейк вырастет и в его глазах я прочту неприязнь и обиду, которые я видела в глазах Люка. Мне всей душой хотелось завоевать любовь мальчика, чтобы он относился ко мне, как к сестре. Фанни сразу почувствовала, как нужен мне Дрейк, поэтому и решила его отнять.

Я так устала терять тех, кого любила…

— Нет, Лоретта, — шепнули мои губы. — Другого пути нет. Это долгое путешествие, полное страданий и мук, закончилось там, где и началось, в Уиллисе. Значит, так тому и быть. И только так.

Я снова вернулась к документам, полная решимости как следует подготовиться к предстоящему суду.

Глава 16. Суд

Зал заседаний был набит до отказа, точно нафаршированная индейка. Казалось, он не выдержит всей этой массы людей и треснет. Мать Логана рассказала мне чуть не плача, что некоторые владельцы магазинов закрыли свои заведения, чтобы иметь возможность присутствовать на слушании.

Этот ноябрьский день встречал нас по–настоящему зимней погодой. С утра прошел обильный снегопад, дул резкий ветер, мела поземка. Я рассчитывала, что в такую погоду мало кто отважится выходить из дому, но сильно ошиблась: чуть ли не весь город собрался в этом зале в ожидании захватывающего спектакля. Когда мы с Логаном и Кэмденом Лейквудом вошли в зал, все взгляды обратились к нам. Словно сухие листья, со всех сторон зашелестели голоса. Обсуждали все: нашу одежду, выражение лиц, манеру держаться.

Кэмден Лейквуд считал, что мы должны сразу выделиться: провести грань между собой и Фанни с Рендлом. Поэтому на Логане был один из его самых дорогих темно–синих костюмов и пальто из овечьей шерсти. Я надела темно–синее шерстяное платье и к нему брильянтовые браслет, кольцо и серьги, а также шубу из чернобурой лисы. Волосы я распустила, заколов их по бокам.

Рядом с нами сидели родители Логана. Мать его выглядела так, как будто вдохнула глубоко и задержала дыхание. Она была сильно возбуждена, лицо ее заливала краска. Отец тепло и ободряюще улыбался.

Шум в зале усилился с появлением Фанни, Рендла и ее адвоката Вэндла Бэртона. (Двумя днями ранее сестра и Рендл поженились, церемония прошла очень скромно.) Впереди плыла Фанни. Ее густые пышные волосы были уложены в пучок, в ушах, словно сосульки, качались серебряные серьги. Меня поразило, как эффектно она выглядела в длинном зеленом пальто с капюшоном, который она отстегнула, войдя в зал. Под пальто у нее было надето черное шерстяное платье с высоким воротником и рукавами три четверти. Кроме серег, других драгоценностей на ней не было.

Рендл был одет в светлое пальто. Волосы его блестели от растаявшего снега. Несмотря на несколько испуганное и напряженное выражение лица, он хорошо смотрелся в темно–коричневом костюме. Фанни оглядела зал и улыбнулась, помахав рукой знакомым из Уиллиса. Кое–кто улыбнулся и помахал в ответ, другие же только смотрели на нее с восхищением. Рендл пододвинул Фанни стул. Они сели по другую сторону зала суда. Я чувствовала на себе взгляд Фанни, но намеренно не смотрела в ее сторону. Мне очень хотелось, чтобы сестра ушла с моего пути и я никогда больше ее бы не видела. Неужели Фанни собиралась таким образом поставить меня рядом с собой, вынеся на людской суд неприглядные стороны нашей жизни. Она всегда завидовала мне, оставаясь мстительной и злопамятной. Это был ее день, и ждать пощады мне не приходилось. А я ведь не сделала ей ничего плохого. Ничего! И Дрейк ей был совсем не нужен, она лишь собиралась использовать его как способ унизить меня.

Вошел судья Его честь Брайон Маккензи, высокий, худощавый шатен с карими глазами. Все встали, разговоры смолкли, жители Уиллиса держали шляпы в руках. Судья сел, аккуратно расправив мантию и окинул пристальным взглядом переполненный зал. Количество собравшейся публики поразило его. Судью уважали и ценили, он председательствовал на многих судебных разбирательствах, касавшихся высшего света, был знаком с сенаторами и другими государственными деятелями. Полистав с минуту бумаги, судья поднял свой молоток и, стукнув им по столу, объявил:

— Заседание суда открыто.

Установилась напряженная тишина. Кто–то в зале нервно кашлянул.

— Надеюсь, что заседание суда пройдет в соответствии с установленным законом порядком, — продолжал судья. — Публике запрещается обмениваться замечаниями, хлопать в ладоши и иным способом прерывать ход слушаний. Нарушившие вышеуказанные правила будут удалены из зала по обвинению в неуважении к суду.

Заглянув в лежавшие перед ним бумаги, мистер Маккензи приступил непосредственно к делу.

— Предметом сегодняшнего слушания является установление права опеки над несовершеннолетним Дрейком Кастилом. Мистер и миссис Стоунуолл обратились в суд с просьбой передать им опеку над поименованным выше Дрейком Кастилом, который в настоящее время, насколько суду известно, находится под присмотром (на попечении) семьи Уилкокс. Мистер Лейквуд, поскольку ваши клиенты обратились с ходатайством в суд, прошу вас начать слушание.

— Благодарю Вас, Ваша честь. Мы исходим из того, что мои клиенты, мистер и миссис Стоунуолл, располагают большими возможностями, чтобы обеспечить достойные условия для воспитания Дрейка Кастила. По нашему твердому убеждению, сказанное не может относиться к мистеру и миссис Уилкокс. Мы предоставим в распоряжение суда факты, свидетельствующие о нездоровой моральной атмосфере в этой семье, а также докажем, что мотивы, движущие миссис Уилкокс в ее стремлении получить опеку над упомянутым выше ребенком, никоим образом не связаны с соблюдением его интересов.

— А теперь, Ваша честь, — продолжил адвокат, — позвольте мне вызвать свидетелей, которые подтвердят высказанные доводы и удостоверят благие намерения моих клиентов.

— Хорошо, мистер Лейквуд, — откликнулся судья. — Пригласите вашего первого свидетеля.

— Приглашается мистер Питер Микс, директор школы Уиннерроу. — Головы всех присутствующих как по команде повернулись в сторону мистера Микса. Он быстро встал и занял место для свидетелей, где был приведен к присяге. В руках у него была папка.

— Прошу вас назвать свое имя и положение, — обратился к нему Кэмден Лейквуд, облокотившись о барьер.

— Мое имя Питер Микс, я директор школы в Уиннерроу.

— Как давно вы занимаете этот пост, мистер Микс?

— Почти двадцать восемь лет, — в его голосе явственно чувствовалась гордость.

— Значит, вы были директором этой школы в то время, когда в ней учились Фанни и Хевен Кастил?

— Совершенно верно.

— Прошу вас, мистер Микс, вернуться мысленно в те годы и дать характеристику этих учениц.

— Так вот, — начал мистер Микс, устраиваясь поудобнее на жесткой деревянной скамье. — Мне они очень хорошо запомнились, возможно, потому, что их семья была тогда одной из самых бедных в Уиллисе. К моему большому сожалению, дети из таких семей доставляли нам много хлопот по части дисциплины. — Последнюю фразу мистер Микс произнес, понизив голос, с видом школьника, желающего, чтобы его секрет стал известен всем. — Эти дети приходили в школу полуголодными, плохо одетыми и не отличались особым усердием в учебе.