Она поспешно оглянулась на дверь спальни, словно боялась, что нас может подслушать Джиллиан.
— За эти несколько дней она стала совсем другой, ее что–то беспокоит.
— А в чем это выражается? — поинтересовалась я, не торопясь войти.
— Она до этого жила прошлым, представляла себя молодой и красивой, говорила о людях, которых уже нет на свете и вспоминала то, что было давным–давно.
— А что сейчас?
— В эти дни она не делала ничего подобного и даже не пыталась пользоваться гримом.
— Но Тони… мистер Таттертон сказал мне, что она в таком же состоянии, как и до нашего отъезда.
— Он почти не заходил сюда, после того как вы уехали, миссис Стоунуолл. Он тоже уезжал на три дня, а когда вернулся, почти не появлялся.
— А что же она делает сейчас, когда уже не видит себя в прошлом?
— Она меня пугает… говорит, что покойники возвращаются.
— Это, наверное потому, что Джиллиан принимает меня за мою мать, — с улыбкой проговорила я. — И все из–за волос. Думаю, что надо восстановить их естественный цвет.
— Да, — перебила Марта. — Но до этого она постоянно находилась в прошлом. Она смотрела на тебя, а видела свою дочь и себя ощущала молодой. Теперь Джиллиан в настоящем, но клянется, что те, кто давно умерли, вернулись. Я не могу все это объяснить хорошо, но поговори с ней и сама убедишься. Она очень спокойна, ведет себя разумно, но чем–то страшно напугана, словно и правда повстречала призрак. Она пережила какое–то потрясение и сейчас как бы в шоке. Должна заметить, Хевен, что на моей памяти это первый случай, когда мне не по себе в обществе бабушки.
— Но, Марта…
— А еще мистер Рай Виски подливает масло в огонь: он тоже все время говорит о призраках. Все слуги поэтому немного напуганы. — Марта потупилась, словно стеснялась своих слов.
— Мне кажется, Марта, что ты не все сказала, — произнесла я. — Выкладывай уж все до конца.
— Наверное, это глупо, Хевен, скорее всего, дело в обстановке, что меня окружает.
— Что ты имеешь в виду, Марта, говори, не бойся.
— На днях я проснулась среди ночи и…
— И что?
— Я слышала музыку, звуки рояля.
Я в испуге уставилась на нее и похолодела. Несколько мгновений мне не удавалось вымолвить ни слова.
— Может быть, тебе это все послышалось? — почти шепотом спросила я.
— Я знаю, что это звучит странно, я никому об этом не рассказывала. Но разве ты не понимаешь, что все это как–то связано с твоей бабушкой. Мне это очень не нравится. Она по–другому смотрит на меня и часами не отрывает глаз от лабиринта.
— От лабиринта?
— Да, — кивнула Марта. — Именно этим она сейчас и занята.
Я посмотрела на дверь спальни и снова перевела взгляд на Марту. Женщина была явно не в себе. Но как Тони не обратил внимания на то, что здесь происходит. Неужели он нарочно не заходил? Он вполне мог лишиться услуг Марты.
— Может быть, если я с ней поговорю, Джиллиан придет в себя?
— Я так надеюсь на это, Хевен, потому что, по моему мнению, ей лучше находиться, где она могла бы получить более квалифицированную помощь.
Медленно повернув ручку двери, я вошла в спальню Джиллиан. Она действительно, как сказала Марта, сидела у окна и не отрываясь смотрела на лабиринт. В комнате чувствовался сильный запах жасмина — ее любимых духов. И в этом был признак перемен. Безумная Джиллиан проводила часы перед воображаемым зеркалом, нанося грим слой за слоем, но ни разу не душилась такими знакомыми мне духами. Теперь бабушка вспомнила этот свой любимый аромат.
В отличие от прошлых раз, когда я видела Джиллиан, на ней был не традиционный балахон, а черная блузка из шифона и черная юбка. Она сидела неподвижно, но, услышав, что кто–то вошел, тут же обернулась. На лице Джилл не было ни следа грима, а волосы, хотя все такие же обесцвеченные, были довольно аккуратно расчесаны и заколоты сзади.
— Итак, — произнесла она, — вы оба вернулись, — и негромко рассмеялась.
— Джиллиан?
— Вернулись из этого глухого городка, но я знаю, ты снова уедешь туда. Сбежишь из Фарти, бросив все, и станешь учительницей в школе. А теперь ты жалеешь о том, что потеряла.
Она знала, кто я, и, глядя на меня, больше не думала, что видит мою мать. Джиллиан отвернулась и снова уставилась в окно.
Марта оказалась права: бабушка совершенно изменилась. Другими стали голос, выражение глаз, даже осанка. Больше не было капризов, сумасшедшего смеха, она не порхала по комнате, беспорядочно размахивая руками. Создавалось впечатление, что после сильного шока она вдруг очнулась и снова осознала себя в реальной жизни.
— Чего ты ждешь, Джиллиан? Почему сидишь целыми днями у окна и смотришь на лабиринт?
Она резко повернулась. Две маленькие слезинки сверкнули в уголках ее синих, как васильки, глаз, настолько похожих на мои, что я даже вздрогнула.
— Все меня ненавидят, — сказала Джиллиан. — Все настроены против меня, винят меня во всех грехах. — Она достала кружевной платочек и аккуратно промокнула глаза. Это была та Джиллиан, которую я знала, способная справляться с эмоциями, как умелый музыкант со своим инструментом. Сейчас она исполняла мелодию «Пожалейте, пожалейте бедную Джиллиан».
— А почему тебя все ненавидят? Что ты такого сделала? — спросила я со вздохом.
— Говорят, что я выжила из дома твою мать. Слуги постоянно шепчутся. О, я знаю эти разговоры, я слышала. Они винят меня в том, что я была холодна с Тони, жила с ним в разных комнатах и, чтобы сохранить свою молодость и красоту, отказывала ему в близости. Они говорят, что я не хотела растрачивать силы, чтобы удовлетворить его желание.
— А какое дело слугам до этого? — воскликнула я, полагая, что будет лучше принять сторону Джилл. Она улыбнулась в ответ так холодно, что у меня по спине пробежал холодок.
— Ты хочешь знать почему? Они обожали и не перестают обожать Тони. Они его просто боготворят. Он ни в чем никогда не виноват. Когда твоя мать бросилась ему на шею и он ее не оттолкнул, все решили, что это из–за меня, моего холодного отношения к Тони. Теперь понимаешь? Я виновата во всем. Решительно во всем. Даже в смерти Троя.
— В смерти Троя? — я подошла к ней поближе.
— Да, и в его смерти тоже. На какой лошади он ездил?
— Абдула Бар, — произнесла я давным–давно заученное имя.
— Абдула Бар, — повторила Джиллиан и кивнула. — Это была моя лошадь. Никто, кроме меня, не мог на ней усидеть. Как будто я виновата, что Трой выбрал ее. А обвиняют меня, снова меня, — она махнула в мою сторону платочком и опять отвернулась к окну. — Теперь все они вернулись, как в наказание, и не дают покоя.
— Джиллиан, — сказала я, сразу сообразив, что она имела в виду, — все это глупости, вздор. Привидений и духов не бывает. Это все выдумки необразованных, суеверных людей, таких, например, как Рай Виски, они сочиняют всякие истории, чтобы себя развлечь. Существует только реальная жизнь, суровая и правдивая, и в ней нет места призракам. Прошу тебя, — промолвила я, подойдя к ней, и взяв ее за руку. Я встала рядом с бабушкой на колени и заглянула в ее полные тревоги глаза, страстно желая, чтобы она меня услышала и поняла, чтобы хоть раз отнеслась ко мне как к своей внучке и мы смогли поделиться нашими самыми глубокими чувствами. — Пожалуйста, — просила я, — не мучай себя, ты и без того страдаешь.
Неожиданно Джиллиан улыбнулась и погладила меня по голове. Насколько я помню, это был первый раз, когда она приласкала меня.
— Спасибо, Хевен. Спасибо тебе за заботу. Но… — она отвернулась, — уже поздно, слишком поздно.
— Джиллиан, Джиллиан, — звала я, — бабушка. — Но она не отвечала. Замкнувшись, она снова ушла в свое пристальное созерцание лабиринта. Я поднялась с колен и стала вместе с ней смотреть вниз, на лабиринт.
С океана наползал туман. Казалось, что облака специально спустились вниз, чтобы поглотить темные таинственные переходы. Небо быстро заволакивало тучами. Надвигалась летняя гроза. Сгущавшаяся темнота соответствовала настроению.