Вот еще кое-что. На линии между пятницей и субботой моим почерком написано: «Отвести Джоша к Джилл. Эллен ужинает у Молли.» Затем на листке в субботу: «Сходить куда-нибудь с Кэти?» Я медленно вырываю эту страничку, а за ней и все предыдущие. А потом – все вплоть до текущей недели. Не знаю, зачем я это делаю, но аккуратно рву их пополам и еще раз пополам.

– А, так вот ты где! – говорит Энн, входя на кухню. Она подходит к мойке. – Я не знала, что ты вернулась.

Похоже, она на меня сердита. Я бросаю клочки бумаги в мусорное ведро и объясняю:

– Я разговаривала с Дианой.

– Мы все тебя очень ждали. – Она не может скрыть раздражение. – И Леонард тоже.

– Извини, – улыбаюсь я, – но мне надо было повидать воспитательницу Кэти.

– А, понятно… Тут столько предстоит разбирать. Мы кое-что сделали за время твоего отсутствия. Письма, счета… Сотрудники Гарри, мама… Все нелегкая работа.

– Я тебе очень благодарна, правда.

Она быстро моргает, еще не совсем успокоившись.

– И еще хотела бы поблагодарить тебя за панихиду, я знаю, сколько сил ты вложила в нее. Все было прекрасно.

– Неужели? – Энн не знает, как реагировать, видимо, думает, что я над ней подшучиваю. Почему-то мои слова всегда сбивают Энн с толку, ставят ее в тупик. Она с достоинством отвечает:

– Я думаю, это самое меньшее, что мы могли сделать.

– Пришло так много людей…

– Ты действительно так думаешь? Должна признаться, было очень нелегко. Люди теперь такие занятые. Но большая часть тех, кого, наверное, хотел бы видеть сам Гарри, пришли.

«Кого хотел бы видеть сам Гарри». Я с ней согласна. У Гарри было много знакомых, но больше всего он любил либо преуспевающих людей, о которых много говорили и общение с которыми поднимало его в собственных глазах, либо наоборот, людей самых обыкновенных, вроде местных жителей. С ними он встречался по воскресеньям в деревенской пивной, и они, по его словам, помогали ему не отрываться от реальности. Я думаю, помимо всего прочего Гарри было приятно, что они напоминали ему о его личных достижениях.

Почему-то я думаю и о тех, кто не пришел на панихиду, с кем Гарри постепенно разошелся на протяжении своей жизни: первые деловые партнеры, соратники по политической деятельности, друзья из прошлого. Гарри в трудных ситуациях бывал резок, поэтому друзей он потерял немало.

На лице у Энн появляется страдальческое выражение.

– Я до сих пор не могу поверить, что его нет с нами. Бывает, когда я просто… – Она делает отчаянный жест рукой. – Эта неопределенность… Мне бы очень хотелось, чтобы его нашли! Не могу спокойно думать о том, что он где-то там. Это просто ужасно!

Я наливаю кипяток в чашку и ложкой нажимаю на пакетик с заваркой, пока чай не становится почти черным.

– Но мы не позволили им прекратить поиски! – произносит Энн с ударением.

Немного подумав, я пододвигаю ей табуретку из-за стойки и спрашиваю:

– Не позволили кому?

Она присаживается на краешек табуретки, как будто не собирается задерживаться здесь надолго.

– Как кому? Береговой охране.

По мне, наверное, заметно, что я встревожена или озадачена, поскольку Энн громко поясняет:

– Не позволили прекратить поиски. Они охотно это сделали бы еще несколько недель назад. Но мы не собирались сдаваться. Чарльз обратился к каким-то рыбакам из Филикстоу, попросил их составить таблицу приливов и отливов и указать наиболее вероятный район гибели яхты. Мы отвезли эти данные в береговую охрану. А иначе они спокойно сидели бы себе и ждали. Все твердят, что рано или поздно она сама обнаружится.

Мое сердце забилось быстрее.

– Яхта?

Энн слегка ухмыляется в ответ:

– Конечно, яхта. – На лице у нее появляется страдальческое выражение. – Хотя о Гарри они ничего не говорят, ничего… – Она прижимает кулак к губам и делает глубокий вдох.

Я достаю пакетик с чаем и с силой выжимаю его. В горле у меня пересохло, мне хочется пить, и когда я делаю глоток чая, то обжигаю язык.

– Почему они думают, что яхта обнаружится?

Энн нетерпеливо пожимает плечами.

– Ну не знаю, что-то связанное с рыбацкими судами… Словом, сейчас они ищут так, как надо. И это самое главное!

Я продолжаю помешивать чай, чтобы он хоть немного остыл.

Не услышав от меня никакого ответа, Энн опять повторяет:

– А ведь они бы прекратили поиски.

– Да. Просто я этого не понимала. – Стараюсь не думать о яхте, но все равно представляю ее лежащей на дне моря. Ее белый корпус слабо отражает блики солнечного света.

Но почему они должны найти ее? Я не понимаю. Море огромное, а яхта такая маленькая. И почему они хотят продолжать поиски? Прошло столько времени, и я уже решила, что они больше не будут ее искать. На самом же деле я просто убедила себя в этом. Забыв, что чай еще горячий, делаю глоток и снова обжигаюсь.

Энн возвращается к предыдущей теме.

– Столько всего надо было уладить, – вздыхает она. – Ты знала, что сотрудникам не платили зарплату? Банк прекратил выплачивать мамино содержание. С тех пор его выплачиваем мы. Конечно же, с удовольствием, но не в этом дело. – Энн не может говорить спокойно о деньгах, как и сам Гарри. Их отец жил на широкую ногу, оставив после себя множество долгов, так что Диане с трудом удалось оплатить обучение детей. На лыжные курорты и увеселения денег не было вовсе, так что даже спустя тридцать лет Гарри продолжал сетовать на то, что не мог держаться наравне со школьными товарищами.

– Я и не представляла, что тебе пришлось столько сделать. Спасибо.

– Но ведь кто-то должен был все это сделать. – Ее резкий тон не оставляет сомнений в том, что она считает меня дезертиром. – Ты так быстро уехала, как будто потеряла всякую надежду.

– К тому времени прошло почти три недели, Энн.

– А по-моему, немногим более двух, Эллен.

Я не собираюсь ввязываться в спор, результатом которого могут быть лишь неприятные переживания. Но вдруг с неожиданной прямотой говорю ей:

– Я бы сошла с ума, если бы осталась. К тому же мне хотелось увезти детей.

– Одно дело просто уехать, а другое дело уехать так, как уехала ты. Заявив об отъезде за два дня, оставив все в беспорядке. А что касается детей, то я думаю, им не было лучше вдали от своих друзей, в незнакомом месте.

У меня нет сил защищаться, я пожимаю плечами, как бы извиняясь и говорю:

– Я сделала то, что считала необходимым в тот момент. А теперь извини, но меня ждет Леонард…

Я поднимаюсь. На лице Энн отражается борьба чувств. Ей не нравится, когда ее прерывают. Во всяком случае, когда ей все еще есть что сказать. Она достает свежий платок. Я ловлю момент, раскрываю объятия и иду к Энн. Занятия с Бобом Блоком, равно как и переживания последних недель, помогли мне осознать, что жизнь слишком коротка и не стоит тратить ее на мелкие обиды. После секундного колебания (я думаю, мой жест застал Энн врасплох) она поднимает руки и мы обнимаемся. У Энн теплая и мягкая щека, ее пухлая спина затянута в корсет.

В двери кухни появляется Чарльз. Сразу уловив внешне позитивную атмосферу, он растягивает губы в ленивой улыбке. Как и я, он предпочитает жить без ссор. Уже не в первый раз в голову мне приходит мысль о том, что, в принципе, Чарльз хороший человек. Может быть, даже слишком хороший для политики.

Я приветливо склоняю голову.

– Слышала, что ты собираешься броситься на съедение к волкам.

– Что? Ах, это. – Чарльз пытается изобразить на лице скромность. – Решение пока не окончательное. Вполне можно успеть и отказаться. А что ты думаешь? Я давно хотел поговорить с тобой об этом.

– Со мной? Почему со мной?

– Ну, мне казалось… Значит, ты не против?

– С чего же мне быть против? – Я беру его за руку. – Могу только пожелать тебе удачи.

Из-за моей спины в разговор с некоторой поспешностью вступает Энн:

– Мы давно хотели сообщить тебе об этом, Эллен, не так ли, Чарльз? Мы исходим из того, что было бы замечательно удержать это место за представителем нашей семьи. – Видимо, эта идея давно выстрадана ею. Глаза у Энн увлажняются, а голос немного дрожит. – Представляешь, дорогая, это будет семейная традиция. Мы продолжим дело Гарри.