Я слегка киваю.

– А как же тогда с пропажей лодки?

– Этот факт, конечно, что-то значит, но опять же… – Он изображает на лице сожаление. – Этого недостаточно.

– Но ведь… – Я через силу улыбаюсь. – Когда ее нашли, она была в море. И если бы ничего не произошло, то и лодка не оказалась бы там.

Леонард глубоко вздыхает и говорит тоном потакающего ребенку родителя:

– Да уж…

– Я не понимаю…

– Извините?

– Почему этого недостаточно?

– Потому что… – он переворачивает ладонь вверх и трет ее. – Понимаете, лодка просто могла отвязаться, а потом ее отнесло от яхты течением. Гарри же мог этого даже не заметить. Из этого вовсе не следует, что с самой яхтой что-то случилось.

– Ну а как быть с тем фактом, что сама «Минерва» пропала? – спрашиваю я, с неудовольствием отмечая сарказм в собственном голосе. – Это тоже ничего не значит?

– Ага! Вот это, несомненно, важно, очень важно. Я там прощупал… – Леонард понимает, что неудачно подобрал слово, и делает извиняющийся жест. – Короче говоря, исчезновение яхты, конечно, многое значит. Но эксперты говорят, что еще большее значение имело бы ее обнаружение. Понимаете, это станет неопровержимым доказательством.

– Вы хотите сказать, – довольно резко восклицаю я, – что иначе можно предположить, будто Гарри сейчас в Атлантике, на полпути к Южной Америке?

– Нет, что вы! – он пытается весело улыбнуться, но это у него не получается.

– Хорошо, почему же тогда они так хотят найти яхту? – Голос у меня звучит раздраженно. – Ведь многие видели, как Гарри вышел в открытое море. Погода была скверная, а провизии у него было всего на пару дней. Куда же ему еще плыть, как не в Южную Америку?

Леонард выглядит встревоженным. По-моему, раньше он никогда не видел меня в таком настроении.

– Я могу вас заверить, что никто никогда даже не упоминал о чем-либо подобном. Никогда, Эллен. Речь просто идет о необходимости наличия доказательств.

Я тяжело вздыхаю. Я знаю, что не должна была себе этого позволять, что мой выпад только приведет к нарастанию моего же собственного беспокойства, но остановиться не могу.

– Сбор надежных доказательств может занять дополнительное время, – объясняет тем временем Леонард. – Суд не может позволить себе принимать поспешные решения. Были случаи, когда… Ну, вы меня понимаете…

– Мне бы не хотелось, чтобы это затягивалось. – Я имею в виду, что не хочу, чтобы жизнь Гарри просвечивали рентгеном снова и снова, хотя вслух этого не говорю.

Леонард выражает на лице сочувствие.

– Да, конечно. Я полагаю, что мы могли бы обратиться в суд прямо сейчас… – Голос его звучит неуверенно.

Некоторое время мы молчим. Сад становится ярко-золотым под лучами заходящего солнца. У меня перед глазами появляется картина, которую я обычно от себя отгоняю. Она застигает врасплох, на мгновение поглощая мое сознание. Я вижу труп Гарри. Он лежит глубоко на дне холодного Северного моря. Мне не хочется видеть детали, но мое воображение беспощадно: глаза у Гарри вытаращены, кожа разбухла и стала серой, само тело раскачивается течением из стороны в сторону. Образ настолько ужасен, что мне кажется, я сойду с ума.

– Мне продолжать?.. – колеблется Леонард.

Я поднимаюсь и подхожу к столику с напитками.

– Вам что-нибудь налить, Леонард?

Он отрицательно качает головой.

Я не любительница выпить. Бокал белого вина (и то лишь изредка) – вот моя норма, но я должна продержаться до конца беседы. Нерешительно глядя на бутылки, я наконец наливаю себе немного бренди. Делаю небольшой глоток, и непривычное тепло обжигает меня изнутри. Я возвращаюсь на свое место.

– Извините, Леонард. Я вас слушаю.

Вздохнув, он продолжает:

– Пока не будет получено свидетельство о смерти…

Его прерывает телефонный звонок. Леонард уныло смотрит на меня. Я подхожу к телефону и беру трубку. Это Молли. Она говорит, что звонила минут пять назад.

– Послушай, – произносит она своим обычным серьезным тоном, – может, мне заехать? Ты поела? Ты не одна, да?

Я с трудом отговариваю ее от визита.

– Тебе может казаться, что ты в порядке, но на самом деле заблуждаешься. И почему мне нельзя приехать? Может, ты, по крайней мере, приедешь завтра с Джошем на обед?

Обещаю подумать насчет обеда и известить ее с утра. Сейчас я готова пообещать все, что угодно.

Леонард, уловив суть разговора, с одобрением смотрит на меня, пока я усаживаюсь обратно.

– Вам было бы полезно съездить к кому-нибудь в гости, – говорит он уверенно. Как и многие другие, Леонард, видимо, думает, что хуже одиночества ничего не бывает, а общение с людьми – это единственное спасение при тяжелой утрате. Бесполезно объяснять ему, что мне куда легче быть одной.

На лице Леонарда вновь появляется озабоченное выражение.

– Я боюсь, что пока не будет получено свидетельство о смерти, нас ожидают определенные трудности, и особенно – в вопросе о деньгах. Сейчас вы можете выписывать чеки по вашему совместному с Гарри лицевому счету. На обеспечивающем его депозите еще есть некоторые средства.

– Энн говорила, что людям не платили зарплату.

Он делает нетерпеливый жест рукой.

– Это из-за идиотов в банке. Только по известной им одним причине они заблокировали депозитный счет. Я вскоре указал им на их ошибку. – Последние слова Леонард произносит с явным сарказмом. – У Гарри с ними была заключена договоренность, и они не имели права ее нарушить. – Он делает небольшую паузу. – Но должен заметить, что средства на депозитном счете постепенно истощаются. Если быть точным, то осталось всего чуть больше пяти тысяч. Вам потребуется оплачивать какие-либо счета в ближайшие несколько недель?

Он, наверное, имеет в виду счета из Калифорнии. Стараюсь сосредоточиться. Некоторые из них уже должны быть оплачены: аренда дома в Ла-Джолла, авиабилеты, прокат машины. А кое-какие счета еще не приходили – несколько последних визитов к Бобу Блоку и неделя, проведенная в Йоузмайтском парке.

– Смотря, что вы имеете в виду.

Он кивает многозначительно, как будто это и есть ответ на вопрос.

– А когда пять тысяч кончатся? – спрашиваю я.

Он отводит взгляд в сторону и кривит губы. Этим все сказано без слов.

– Настолько плохо? – интересуюсь я с неестественной улыбкой.

– Кое-какие активы, Эллен, конечно, имеются. Акции и ценные бумаги, страховой полис. Что-то можно востребовать за потерю яхты. И конечно же, доля Гарри в «Недвижимости Эйнсвика». Но акции приобретались на имя Гарри, понимаете..?

– А не могла бы я получить хоть что-то под их залог?

– Вообще-то это возможно, но судя по тому, что сказал Гиллеспи, на данный момент свободных активов нет.

Свободных активов нет. Странно, но я почему-то хорошо понимаю это.

Леонард продолжает нудно объяснять:

– Мы долго беседовали с Гиллеспи. То, что я сейчас вам скажу, Эллен, это абсолютно конфиденциальная информация. Гиллеспи подчеркнул, что знать об этом можем лишь мы трое. У «Эйнсвика» есть два основных кредитора, и один из них, «Восточный банк», потребовал через неделю после смерти Гарри возвратить выданный ранее кредит. Да, это некрасиво, но таковы, к сожалению, банкиры. Финансовая ситуация в стране сложная… – Леонард жестом подчеркивает сказанное.

– И что, «Эйнсвик» не смог заплатить?

Он качает головой.

– Спад деловой активности… Недостаток свободных средств… Я не думаю, что в нынешней ситуации на рынке многие компании по торговле недвижимостью смогли бы по первому требованию вернуть банку крупную сумму. – Леонард с грустью смотрит на меня. – Похоже, что Гарри предоставил им в качестве залога около семидесяти пяти процентов личного пакета акций. И вот… И вот банк взял и продал эти акции.

Закусив губу, я приподнимаю брови.

Леонард, видимо, считает, что таким образом я требую дополнительных объяснений и поспешно добавляет:

– Все абсолютно законно. Банк имел полное право действовать подобным образом. – Секунду он смотрит, нахмурившись, на свои руки. – Гиллеспи пытается уладить дела со вторым банком, но, по его словам, переговоры зашли в тупик. У них в залоге все остальные ценные бумаги Гарри, а также его доля в наиболее ликвидной недвижимости «Эйнсвика». По-моему, где-то в Лондоне.