Пожалев свой взгрустнувший организм, я раскошелился на маршрутку и проклял все на свете. Обкурился в ней бензином и еле дожил до своей остановки. Потом сидел на скамейке под дождем и жадно хватал холодный и мокрый воздух…
134.
Приближается сессия. Пар все меньше и меньше, и я могу позволить себе такую роскошь, как забрать Сольвейг из школы. Мне было великодушно позволено приводить ее домой, кормить обедом и помогать делать уроки. В честь чего мне даже были вручены ключи от квартиры, которая была и моим домом когда-то.
Я рад. Даже больше. И, как и вчера, одна половина меня радуется всецело, а другая ведет невидимую борьбу, получая рану за раной…
135.
"Сольвейг, сестренка… вот тебе мой телефон. Ты звони. Если случилось чего, если уроки не получаются… если просто поговорить захочешь — звони!"
Я пишу на бумажке незапоминаемый тетинелин номер своим корявым почерком, и она бережно прячет бумажку куда-то. И обещает звонить…
136.
Позвонила этим же вечером! Просто поболтать. Боги! Как приятно, когда тебе звонят просто так те, кого ты любишь…
А если бы не эта тоска, не эта боль, я так и жил бы отшельником, так и не стал бы ближе моей нежданно повзрослевшей Сольвейг.
…сегодня я рассказывал ей сказки по телефону и умилялся забавным рассказам о школе… поразительно, во сколько супертайн я был посвящен, дав обещание никому не говорить;-)…
137.
Самый большой котенок Цыпы уже интересуется мясом, самовольно выбирается из коробки и пытается драться с братишками и сестренками(они просто падают, потому что слабенькие еще). И сам он большой не по возрасту. В общем, будущая гроза двора!
Я назвал его Тором. В честь бога грома и молнии, раз уж он у нас будущая гроза.
Есть еще маленький аристократ, видно, от породистого папаши — дымчато-серый, с черным ушками и белыми носочками. Зато самый слабенький. Его я назвал Патриком.
Остальные пока безымянные. Ничем особенным себя не проявили, а от балды имен я не даю…
138. 30 апреля 2003 г
Сегодняшний день был последним: в смысле, мы начинаем-таки отдыхать!.. до понедельника…
Но мне было печально. Юлю я заверил, что буду звонить. Причем, заверил с таким жаром, что сам не ожидал. У меня аж в душе все всколыхнулось. Не знаю, обрадовал ли я ее этим, или наоборот пообещал назойливых разговоров. Но она понимающе улыбнулась и ответила: "Звони, Бальгар". А потом по пути сказала, что прочитала мои Хроники. "Я потом отдам тебе распечатку, ладно? У меня брат зачитался…" — "Оставь. Оставь себе…" — "Хорошо. А ты держи рецензию," — и вручила мне конверт.
Я шел домой спокойный и тихо счастливый. Я чувствовал странное облегчение — точь-в-точь как больной, которому вкололи обезболивающее. С Юлей всегда так спокойно… так мирно на душе…
А конверт жег руки. Я открыл его еще в троллейбусе, когда сидел, прижатый к стеклу тушей здорового дядьки. О крыльях в таком положении говорить было трудно, но именно они-то и выросли у меня за спиной… я даже представил, как рвется джинсовая куртка и они раскрываются на свободе, сыпя мелкими перьями, зацепившимися за джинсу…
"Твои рассказы встряхивают за плечо. Они заставляют проснуться и видеть.
Мне кажется, раньше я просто жила, как все. Не зная, какого цвета сегодня было небо, не зная, какие глаза у дорогих мне людей. Но ты принес мне Замирские Легенды, и мир ожил и наполнился деталями.
Ты вернул мне зрение. Как Рою. Возможно, я иду по темной улице и говорю, что мир прекрасен и удивителен. Говорю, хотя еще не видела утра. Но ты покажешь мне утро, правда, Бальгар?
Ты светлый человек. Ты сам — утро. Я поняла, нежданно и неожиданно — это счастье, что у меня есть такой друг.
Спасибо, что ты позволил мне заглянуть в твой мир. Ты волшебник…"
Юля!!! Юля… Юля… Юля…
Я догадывался, догадывался, что означает то невероятное чувство, которое разделяет надвое и заставляет страдать… Горячие волны… именно так… Я не хотел верить в это и сопротивлялся до последнего…
Это любовь. Самое ее начало. Только сейчас я понял, что раньше не знал любви. Я знал влюбленность, чувство, похожее на магию… Но любовь — это не магия. Это, оказывается, боль… И это счастье. И это сила. И это непобедимость.
А я уловил время ее прихода. Хотя это так же невозможно, как уловить момент, в который начинается рассвет…
И мне снова было мучительно больно и страшно. На фоне мучительной горячей бури ровно и спокойно билось сердце…
Да, влюбленность терзает сердце, а любовь — душу… Потому что любовь выше. Потому что она бывает только одна…
Я пошел в аптеку, пошел, как идут, исполняя свой долг. Будто я что-то обещал маленькому Бальгару, околдованному непонятной магией… Сейчас я чувствовал себя богом, столько силы было в моей боли…
Я подарил Марине распечатку Хроник. Почему-то и откуда-то я знал, что это надо сделать.
Но мне не было страшно. А ее образ… померк. Казалось бы, я пришел удивиться тому, насколько он померк! И уйти…
139. 1 мая 2003 г — типа праздник…
Я понял, что не могу об этом сказать. Мне будто залепили уста смолой. Нельзя! Не время! Ведь любовь моя еще даже не зеленое яблоко, а всего лишь хрупкий бело-розовый цветок.
Вы видели, сколько их, этих цветов, когда цветут яблони?! А лепестков падает — как снега! И если бы каждый цветок превратился в яблоко, деревья погибли бы под их тяжестью.
Да, я расцвел навстречу солнцу, но доживу ли я до золотистой осени, стану ли сладким яблоком? Счастливцем, которого не оборвал в самом расцвете бесцеремонный ветер, и не сгрызли черви, и не погубила болезнь?
Я не могу и не имею права объявлять о себе сейчас. Когда я еще ничто. Когда я могу погаснуть и кануть в небытие, не созрев…
Нет. Я не могу.
Но я хочу быть с ней.
140.
Сопливая наипротивнейшая погода. Но тем теплее на душе от простого разговора по телефону. Мы говорили. Весело и беззаботно, как свойственно ровесникам и друзьям.
Юля журила меня за "мрачное" настроение и всячески старалась развеселить. Что ей удалось запросто…
Это телефонное пространство, эта пустота, где миражами чужих миров вспыхивают и угасают параллельные разговоры, соединяла двоих людей, живущих на разных концах города. Мы говорили четыре часа…
141.
Я решил написать что-нибудь хорошее и веселое. Пролез в Замирье без приглашения, зацепившись за слово cartilago…
—Пиратская история
Старики еще помнят времена, когда по морям плавал грозный пират Барселон Картилаго. Кто звал его негодяем, а кто — рыцарем без страха и упрека, который всегда на стороне слабых… В любом случае, он был морским разбойником, хоть и благородным.
У Картилаго была единственная дочь — Синдел, и старый пират любил ее больше жизни.
Синдел Картилаго родилась и выросла на пиратском корабле. Бегала по палубе, как мальчишка, в детстве. А в юности, вместе с остальной командой уже брала корабли на абордаж.
Барселон слишком любил дочь, чтобы запретить ей жить удивительной, счастливой жизнью, полной риска и приключений, жизнью, какую любил он сам…