Все рассмеялись, а знахарь продолжил:

— И даже сейчас, когда наномедицина и генокоррекция сделали всех землян здоровыми, избавив в том числе и от полноты, кариеса и выпадения волос, вы сами создали новые страхи. И конца этому при таком подходе не видно! И это создает парадокс — при таком внешнем изобилии товаров если вам действительно хочетсячто-то купить и вы приходите в место «обитания» Товаров, то не факт, что вы реальносможете найти именно то, что вам нужно. Потому что выбор избыточен — десятки наименований товаров, сходных по характеристикам настолько, что глаза, а с ними и мысли разбегаются почти в буквальном смысле этого слова!

— Это называется свободой выбора, сынок, — усмехнулся Павлов.

— А так ли уж этот выбор свободен? Да и есть ли он реально, выбор то? Вот зачем вам десяток упаковок молока, различающихся в основном лишь цветом пакета и ценой?! И при этом каждый производитель пытается доказать, что его товар лучший! Но ладно продукты питания — тут люди все же больше ориентируются на собственный вкус и предпочтения. А сложные технические новинки?! Ведь часто даже специалисту трудно определиться с выбором! А продавцы, так как их выручка зависит от прибыли, склонны обманом и хитростью навязать вам еще и дополнительные навороты. Это же выгодней. И выходит, что на обычную табуретку они готовы присобачить сверхтехнологичную панель управления, пригодную и для пилотирования ГИМПа.

— И умело докажут, что вам без нее не обойтись! — хохотнул Павлов. — Есть, есть такое!

— И идет такое мастерское манипулирование людьми, игра на их скрытых страхах, раздувание желаний, навязывание потребностей, что вместо рационального и объективного выбора вы склонны «заедать» все новыми приобретениями свои по большей части надуманные или раздутые до масштабов Галактики страхи и проблемы! А так как покупка — это эрзац, замена истинного природного желания, сублимированного из — за навязанных же извне рамок, то совсем скоро напряжение от неосуществления этого желания опять берет верх, толкая на новые покупки. И этот круговорот бесконечен. А теперь представьте, что есть другое общество, где не важно, что у тебя есть, где не надо внешними атрибутами доказывать свой статус и значимость. Да они и не важны. Вас любят за то, какие вы. Да и самому себе не надо ничего доказывать. Общество, которое основано на любви и взаимном уважении, где не давят на скрытые комплексы и не насаждают их, развивая до уровня скрытых фобий. Тогда получится, что вперед выступят истинные потребности, основанные на рациональном выборе. Другими словами, ты возьмешь то, что тебе нужно и ровно столько, сколько тебе необходимо. Потому что уважительное отношение идет не только друг к другу, но и к Природе. И никто не будет губить ее в том числе и тратой ресурсов на производство лишних вещй! Ведь на самом то деле человеку же не так уж много то и надо. В материальном плане. Потребность в любви, уважении, сочувствии, дружбе, счастье куда больше! И представьте, что эта потребность будет удовлетворена! И уже нет одиночества в толпе! Тогда отсутствие этих естественных и таких нужных внутренних потребностей уже не нужно будет «заедать» покупками! Они будут в полной мере удовлетворены настоящим общением — от души к душе!

— Хотел бы я так жить, — сказал Рязанов, поправляя на плече импульсник и поднимая фонарь повыше. Стало видно, что коридор впереди идет на подъем и забирает вправо.

— А теперь взгляните на проблему распределения с другой стороны, — продолжил Дмитрий. — Со стороны тех, кто распределяет. Представьте себе общество, основанное на вот этих принципах любви и уважения. Ведь там никто не захочет делать другому зла или как-то ущемлять его права и свободу. И распределение там будет разумным! Другими словами, никто тебе, Александр, вместо нужной компьютерной игрушки губную помаду «втюхивать» не станет. И тебе предложат лишь то, в чем у тебя настоящаяпотребность — особенно если все в обществе будут эмпатами, но и ты возьмешь лишь то, что тебе реально необходимо.

— Но дело еще хуже, — усмехнулся Дмитрий. — Все гораздо глубже. Потребительское отношение распространяется на все, а не только на предметы. Вы начинаете видеть товар во всем, включая друг друга.

— Я лично так не думаю! — возразила Катя.

— Но это же есть, — сказал Дмитрий. — Мы сейчас говорим не о конкретных людях, а в общем. Согласись, большинство людей склонны думать о других с потребительской точки зрения, рассчитывая, какие можно получить от общения выгоды или удовольствия! И тем самым попросту используя друг друга! Явно или скрытно, но используя.

— А у вас на планете, можно подумать, иначе! — хмыкнул Рязанов.

— Иначе. И не только на моей, а и на всех, где мы побывали! А вот еще подкину вопросик для размышления — как вы думаете, почему на Земле просто таки чуть ли не главным в экономике считалось обеспечение свободной конкуренции?

— Ну, это очевидно — потому что без этого не было стимула делать товары лучше и стремиться снижать цены, — хмыкнул Трофимов.

— Ну и существенно это помогало снижать цены в XXI — м и XXII — м веках? Молчишь — и правильно делаешь. Ты ответил так, как тебе с малолетства внушили. Твои слова — это твоя очевидность. А если подумать самому, а не использовать общие образы.

— Ага, я, кажется, понял, к чему ты клонишь, — сказал Павлов. — Типа того, что конкуренция является внешнимпобудительным мотивом, да к тому же основана на страхе. А значит мы, земляне, в большинстве своем не способны делать что — либо лучше по своей свободной воле и тдавать другим по справедливойцене. А значит, мы внутренне ленивы и жадны!

— Ну если совсем грубо, то да, примерно так, — ответил Дмитрий. — Но подумайте вот над чем — а не являются ли эта лень и жадность последствиями усталости, вызванной сверхинтенсивным трудом и «одиночества в толпе», о котором мы уже говорили. Усталость же от собственно интенсивного труда усиливается тем, что труд этот во многом вызывает ощущение того, что реальной, а не придуманной рекламщиками пользы от многих твоих трудовых усилий весьма мало. И что без многих из них вполне можно было бы обойтись. А ощущение «одиночества в толпе» усиливается тем, что ты не надеешься, что даже те, кого ты считаешь близкими, помогут тебе достойно встретить и пожить старость! Вот ты и начинаешь скупать вещи и для того, чтобы скрасить себе недостаток искренних чувств здесь и сейчас, и про запас — чтобы заглушить страх перед неизбежной старостью. И смертью! Кстати, замечу, что отношение к смерти у аборигенов на всех планетах, где мы побывали, тоже совсем иное!

— Знаешь, Дим, — мрачно сказал Трофимов. — Сколько с тобой на такие темы не говрю, а еще ни разу слова доброго про нас, землян, от тебя не слышал. Обидно, если честно.

— Так вы ж меня пригласили не психотерапией заниматься, а проблемы изучать, — усмехнулся знахарь. — А чтобы разобраться в проблеме, нужно ее предельно обнажить.

— Тебе бы в орден иезуитов надо поступить, или в «Опус Деи», — буркнул в ответ Александр. — Через год, глядишь, генералом бы уже стал — так ты ловко отговариваться умеешь.

— Ну, с кем поведешься, от того и наберешься, — смиренным тоном ответил Дмитрий. — У меня были хорошие учителя, в том числе среди знакомых прогрессоров.

— Ну, знаешь,.. — только и смог вымолвить Трофимов, вызвав у остальных приступ смеха.

За всей этой полемикой путешественники дошли до очередной развилки. Туннели стали чище и просторнее, появился приток свежего воздуха, а вдали послышались какие-то звуки.

— Слышите? — спросил Дмитрий.

— Кажется, там кто-то плачет, — сказала Катя. — И еще щебет какой-то. Слышите?

— Точно! — ответил обладавший не менее чутким слухом Дмитрий. — Но что здесь могут делать птицы? И как они сюда попали? Если с поверхности, то мы близки к выходу.

Все поспешили на звук. Коридор расширился, переходя в большую пещеру. Постепенно стало светлее. И, погасив фонарь, они увидели плавающий в воздухе под потолком светящийся шар, похожий на шаровую молнию. В свете которого перед путешественниками открылась весьма странная картина.