Вот только отчего - то так хочется верить в эти сказки, потому что собственная жизнь похожа на сказку, а ты и не знал, что оно так бывает, случившаяся в твоей жизни сказка любовь. Настоящая. Самая настоящая.

   И нет такого мерила, что бы это передать, выразить, объяснить это чувство в собственной груди. Может быть ты прав, Аллен? Жизнь действительно прекрасна, удивительная прекрасная штука. В такие моменты рядом с тобой мне кажется, что это именно так.

   Однажды сильно перебрав, Аллен рассказал ему о детстве, о прошлом, рассказал о том, как жил, последние три года...Потом он уснул и наутро не мог вспомнить весь тот пьяный бред, что нёс, но извинялся за возможную ахинею, сообщая, что если наговорил чего лишнего, это не правда. Версия эльфы в траве и носки с подарками над камином в поисках Санта - Клауса его устраивала больше.

   Сато посмеялся и заявил, что ничего путного всё равно не услышал и Аллен отрубился быстрее, чем он сам о себе возомнил. Но...после этого, Изу никогда не задавал этот вопрос. "Почему?"

   На этот вопрос не существовало ответа. Этот парень улыбался и говорил, что жизнь прекрасна. Абсолютно чокнутый, больной на всю голову ненормальный, псих.

   И наверное рядом с ним Сато становиться точно таким же психом, потому что в ту ночь сидя над этим храпящим без зазрения совести свинтусом, и поглаживая его по волосам, Изумо смотрел на него и думал о том, что единственное что ему очень хочется сделать, это побиться головой об стену и начать безудержно хохотать.

   Хохотать в жуткой сумасшедшей истерике, ощущая себя обманутым ребёнком, чей Санта - Клаус оказался соседом, сдвинувшим бороду набок, для того, что бы посмолить сигаретой...

   Неужели Аллен и правда в это верил... Или хотел верить?

   Изумо больше не раздражался, выслушивая чужую болтовню. Она разом перестала затрагивать, он научился ...Не заморачиваться. Совершенно никак. Смотреть на вещи проще, так как умел это делать всегда, но вот совершенно разучился рядом с Алленом, решив, что это светлое чудо не имеет никакого права строить на его извилинах, модельки своих нравоучений.

   Каждый из них, тащил свою ношу, и размеры её не имели значения.

   Имело значение то, как они к этому относились.

   Рен был свободен, а Изумо нет.

   И именно поэтому невозможно, оказалось, отдать глаза, зрение собственной души. Только передать эту светлую частичку, чего - то особенного, рядом с ним. Но не сверх того. Ибо этот прекрасный и удивительный мир, оказался полон такого дерьма, о котором Аллен не имел ни малейшего представления, ведь это не было его миром. Они жили абсолютно на разных плоскостях, в абсолютно разных реальностях с диаметрально противоположными ценностями.

   И именно поэтому, Изумо не мог рассказать ему правду.

   Аллен никогда не примет рядом с собой убийцу. Не сможет понять и устаканить в собственной голове, что мир и люди его населяющие, способны представлять собой подобное совершенное зло, и это не абстрактное зло, а реальное, находящееся прямо напротив него, человек способный убить, походя и не размениваясь, просто потому что человеческая жизнь ничего не значила.

   Узнав правду, Аллен развернётся и уйдёт. В лучшем случае уйдёт и не сдаст полиции. В отношении Рена, Изумо не мог быть уверен, что Аллен не сочтёт, что это будет правильно. Ренди не станет закрывать глаза, не струсит и не сделает вид, что не понимает. Не согласиться попустительствовать приняв некую форму удобной полуправды, когда он будет знать, чем занимается любовник, но не станет задавать вопросов. В собственном понимании, это сделает его соучастником насилия. Аллен никогда не пойдёт на подобное соглашательство. И его не заманишь, не купишь, не уговоришь.

   За любое происходящее в собственной и чужой жизни, Аллен принимал на себя полную ответственность и это было паскудно понимать.

   Нет, Рен не боялся наказания, не боялся осуждения, все эти вещи просто не имели значения для него. Временами Сато ловил себя на мысли, что у этого парня намертво отсутствует инстинкт социального самосохранения.

   Но Рен сам выбирал свой внутренний закон "жить и быть" И это его жить и быть обладало очень сложными и непонятными мотивациями, часто идущими вразрез с тем, как должно быть правильно и тем, как считал правильно лично он. На чаше весов, правильное Аллена, оказывалось единственным грузом, который перевешивал абсолютно всё.

   И страшно представить, что случиться в тот день, когда он откроет глаза и поймёт, что все это время любил то, что ненавидел и отрицал больше всего на свете. Убийцу, поддонка и отморозка для которого не существовало ничего святого... Но вот нашлось, и оказалось, что за это светлое неизвестное нечто внутри Сато готов выгрызать зубами. Вечно лгать, изворачиваться, придумывать оправдания, держать его слепым столько сколько понадобиться, в обречённом понимании, что это не сможет длиться вечно. Можно сделать вид, что дождя нет, но только стоя под дождём, не сможешь не промокнуть.

   Однажды правда всплывёт на поверхность, однажды это случиться.

   Дерьмо в котором он жил и варился как в компоте, затронет Аллена, не сможет не затронуть, ведь Изумо пачкал, всё к чему прикасался, точно так же как Рен обладал способностью очищать.

   Может быть, именно поэтому Аллен оказался так необходим ему. Задолго до этой встречи, Изумо ждал и предчувствовал это пришествие, стоя на пороге храма судьбы, ожидая, что однажды случиться чудо. Улыбка человека дождя приоткрывшая маленький краешек светлой тайны, что для него не всё ещё кончено, и существует надежда...На что и для чего? Он и сам не понимал.

   Грешник молился в пыли лёжа на полу церкви, не в силах поднять глаза и воззвать к богу. Бил себя кулаком в грудь. Потому что раскаялся в злодеяниях? Нет. Потому что задохнулся от собственной мерзости, не смог продолжать жить дальше, погрязший в собственных грехах. Слишком тяжела оказалась ножа души, камень тянущий сердце к ногам. По ночам лица жертв приходили к нему в кошмарах, смотрели глазами полными ожидания и упрёка. Можно сколько угодно говорить, мёртвые не смотрят, отрицать чувства, жить среди белых пятен...Но он помнил абсолютно всё.

   Помнил, как впервые взял нож и осознал собственную власть, и испытал наслаждение, родившееся из беспомощного ужаса в глазах жертвы, когда он получил возможность отомстить, выпустить на свободу живущего внутри зверя. Зверя которого из сотворили, отчим - педофил и старшие сводные братья забив пацана до отупения. После смерти матери, не осталось никого кто смог бы его защитить. А потом...Потом оказалось, что перешагнув этот рубеж, всё последующее кажется проще и легче. Словно пробку снять с бутылки, особое состояние, дающее кайф охотника загоняющего дичь, умопомрачительное ощущение собственной силы. Он верил, что платить не придётся, считал, что отплатил достаточно, что бы взять у судьбы аванс бессрочного кредита. А теперь? Бог есть любовь - печальное понимание, познав любовь узреть бога. Изумо не верил в бога, но что же это за странная щемящая тоска родившаяся внутри. Он не мог стать свободным, не мог отмотать назад. Каске абсолютно прав. Поздновато для раскаяния. Сато и не раскаивался. Бессмысленно грызть собственные локти, если ты ничего не можешь изменить. Но отказаться от этого чувства не мог. Он желал уберечь Рена, сохранить это светлое принадлежащее только им двоим, но сам же вёл Аллена к пропасти. Отношения которые он не мог прекратить и не желал от них отказываться, готовый сражаться и лгать до бесконечности, ведь можно сколько угодно рассуждать о любви, такой любви когда значения не имеет ничто. Но только в жизни всё иначе. У Аллена иначе.

   Мать любит сына ублюдка, потому что не может не любить, это выше, это от бога, безусловный рефлекс, инстинкт, связь на уровне живота, без разума, без понимания. Она не может не любить, может ненавидеть, может презирать, отрицать и сыпать проклятиями, но не любить не может, это свыше. В случае беды, она не задумываясь придёт на помощь, закроет глаза, солжёт, пойдёт на перекор себе, покроет любой грех и преступления возьмёт на себя, только бы чадо не пострадало и плевать матери, на то, что из - за одного сына гандона погибнут люди. Эти люди не её дети. Любовь матери слепа и эгоистична. Она ляжет костьми поперёк порога но не отпустит сына умирать, превратиться в животное, вцепиться зубами, но не отпустит, потому что она мать, а если найдёт в себе силы, отпустить, признать, что мера переполнена, выгорит до тла. Говорят, нет ничего страшнее горя матери, потерявшей единственного ребёнка. А ещё говорят, одна единственная слеза невинно страдающего ребёнка, перевесит собой все беды мира. В этом несовершенном паскудном мире, слишком много зла и боли и бессмысленно пытаться сравнивать. И Рен Аллен, любя его всем сердцем, никогда не пожелает преумножать, или участвовать в этом. Нет между ними никакой грёбанной связи на уровне живота. Иначе бы Изумо давным - давно плюнул на всё и увёз его от всего этого к чёртовой матери. Да только им нигде не скрыться и не спрятаться. Люди Маэды рано или поздно достанут из под земли. Жить в вечном страхе? Нет, он не желал для Аллена ничего подобного.