— Наша любовь как падающая звезда, — сказал Одзаки, рассказывая Зорге историю их жизни. — Мы все время куда-то летим — в вечность, и это падение захватывает дух… Но как отличить в мироздании падение звезды от взлета? Так и в нашей любви…

У Ходзуми Одзаки, человека с солдатским лицом, была восторженная душа поэта.

Обычно Рихард заранее намечал место встречи с Одзаки, чтобы без особой надобности не пользоваться услугами почты и телефона. Чаще всего Зорге подъезжал на машине к Садовому мосту у границы японской концессии. Одзаки садился сзади, и они либо ездили по шанхайским улицам, пока Ходзуми рассказывал новости, либо отправлялись в один из многочисленных китайских ресторанов. Но больше всего они любили бывать в уютной квартирке Агнесс Смедли.

На этот раз они тоже заехали к ней. Агнесс ушла в кухню готовить ужин — она слыла отличной кулинаркой, — и мужчины остались одни.

Рихард рассказывал о своих впечатлениях в поездке, высказал мнение, что мукденский инцидент подтверждает существование плана японской агрессии, того, что изложен в меморандуме Танака. Вот тогда они и заспорили — Одзаки и Рихард Зорге. На помощь призвали Смедли.

— Агнесс, — крикнул Зорге, — помогите нам разобраться! Идите к нам, или мы сами ворвемся на кухню.

Агнесс появилась в домашнем фартуке, раскрасневшаяся от жара плиты.

— Только без угроз! О чем вы так спорите?

— У вас есть «Китайский критик» с меморандумом генерала Танака? Дайте нам этот журнал.

Смедли подошла к книжной полке, порылась в ворохе журналов и протянула один из них Зорге.

— Пожалуйста, но имейте в виду, что для споров вам осталось всего пять минут, сейчас будем ужинать.

Зорге нашел нужное место и прочитал:

— «Для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай… Таков план, завещанный нам императором Мейдзи, и успех его имеет важное значение для существования нашей Японской империи». Так говорит милитарист Гиити Танака! — воскликнул Зорге. — Вы думаете, что это миф? Нет! Все развивается по его плану. Я напомню еще другое место из меморандума: «Продвижение нашей страны в ближайшем будущем в район Северной Маньчжурии приведет к неминуемому конфликту с красной Россией…» Это тоже Танака. А японские войска уже в Северной Маньчжурии, — значит, следующим шагом может быть конфликт с Россией.

— Но это ужасно! — воскликнул Одзаки. — Это катастрофа и для Японии. Я не могу поверить.

Вошла Агнесс и попросила мужчин накрыть на стол. За ужином Рихард опять рассказывал о том, что он видел в Мукдене.

Когда Зорге вез Ходзуми Одзаки обратно к Садовому мосту, он снова заговорил о волновавшей его проблеме:

— Послушайте, Одзаки-сан, подскажите, кто из надежных людей смог бы поехать сейчас в Маньчжурию? Мы должны знать все, что там происходит.

— Я тоже об этом думал. Есть у меня на примете один человек. Если согласится, мы придем вместе.

На следующую явку Одзаки пришел вместе с незнакомым Рихарду японцем. Ходзуми представил его: Каваи Тэикити, корреспондент «Шанхайских новостей» — иллюстрированного еженедельника, выходящего на японском языке в Китае.

Каваи выглядел совсем молодым, хотя ему в то время было уже далеко за тридцать. Худощавый, невысокого роста, он держался уверенно, а его несколько запавшие глаза были внимательны и задумчивы. Каваи уже несколько лет жил в Шанхае, входил в японскую антимилитаристскую группу, и Одзаки сразу остановился на нем, когда потребовалось отправить в Маньчжурию надежного человека.

Они сидели втроем в китайском ресторанчике во французском секторе города. За стойкой, занимаясь посетителями, стоял хозяин ресторана, европеец атлетического сложения. Это был Клязь, из всех троих его знал только один Зорге. Но и он не подал вида, что они давно знакомы.

Каваи сказал:

— Я согласен поехать, но ненадолго, на несколько месяцев. Наш журнал заинтересован в такой поездке. Это удобно со всех точек зрения.

О деталях говорили в машине. Зорге сидел за рулем, Каваи и Одзаки — сзади. В смотровое стекло Рихард видел их лица.

— В Мукдене, — говорил Одзаки, — корреспондентом «Асахи» работает мой большой друг Такеучи. Он в хороших, я бы сказал, в приятельских отношениях с полковником Итагаки, назначенным сейчас начальником штаба Квантунской армии. Я его тоже немного знаю, он один из активных руководителей офицерского общества «Сакура-кай». Общество это объединяет сторонников наиболее решительных действий в Маньчжурии.

— С ним-то я и встречался, — сказал Зорге. Он внимательно слушал Одзаки. Опять Итагаки, опять Доихара! Как мрачные тени встают они перед Зорге. Они многое знают и держат в своих руках нити военных заговоров. Бороться с ними — значит раскрывать планы японской военщины. В этом задача! И все же Рихард считал, что он в лучшем положении — он не знает пока их тайн, но наблюдает за ними, а они — Итагаки и Доихара — не знают и никогда не должны узнать о его существовании…

Ходзуми Одзаки предложил хороший план: Каваи время от времени будет встречаться с Такеучи, получать от него информацию о положении в Квантунской армии, о настроениях, замыслах. Сами по себе встречи двух японских корреспондентов не вызовут подозрений. Что же касается Такеучи, он по-прежнему станет поддерживатьдобрые отношения с новым начальником Квантунского штаба полковником Итагаки и постарается прочно войти в доверие.

Сообщения из Мукдена корреспондент «Шанхайских новостей» должен отправлять в частный адрес — у Ходзуми Одзаки есть на примете один служащий железной дороги, человек, которому он доверяет.

Рихард согласился, но сделал дополнение: одновременно с информацией, которую Каваи Тэикити будет посылать в адрес железнодорожника, он должен отправлять кому-то еще безобидную открытку с поздравлением, приветом — какую угодно. Это будет сигналом, что донесение Каваи ушло из Мукдена. Самому Одзаки ходить к железнодорожнику за пакетом не надо, для этого следует подобрать другого человека.

Стоял октябрь. Каваи уехал в конце месяца. Прошло всего несколько недель после мукденского инцидента. Японские войска расширяли агрессию. Восьмого октября их авиация разбомбила Цзиньчжоу, вскоре был занят Харбин, части Квантунской армии продвигались на север. Газеты пестрели сообщениями о боевых действиях в Маньчжурии. В это время Рихард Зорге стал получать достовернейшую информацию из Мукдена из первых рук — от начальника штаба Квантунской армии полковника Итагаки, которого в своем кругу японские военные называли фитилем, бикфордовым шнуром событий в Маньчжурии.

Конечно, Рихард Зорге не мог знать всего, что происходит в стенах штаба Квантунской армии, что лежит в сейфах с предостерегающей надписью «Кио ку мицу!». Он пользовался только отдельными, часто разрозненными сведениями. Но ведь ученые-палеонтологи тоже восстанавливают внешний вид ископаемых животных, их образ жизни по отдельным костям скелета, обнаруженным в толщах земной коры… Поиск частного приводит к открытиям общего. Так работал и Рихард Зорге.

ПОХИЩЕНИЕ ИМПЕРАТОРА

Заседание Тайного совета происходило в правом крыле императорского дворца. На нем присутствовал Хирохито — сын неба, потомок богини солнца, светлейшей Аматэрасу Омиками, и это придавало заседанию особую значимость.

Сто двадцать четвертый император Японии, владеющий тремя сокровищами богини солнца: зеркалом, мечом и ожерельем, — сидел в кресле, очень похожий на собственный официальный портрет: в старинной одежде из жесткой, точно жестяной, ткани, с тиарой на голове. Он был таким же застывшим и недвижимым, как на фотографиях. Хирохито только присутствовал. Он не участвовал в разговоре. Перед ним по обе стороны малого зала, вдоль стен, за двумя длинными, задрапированными столами, сидели члены Тайного совета. Двадцать пять мужей, старше сорока лет, назначенных императором. Каждый из них имел высший придворный ранг шинина. В правительственном кабинете такой ранг имел только премьер-министр.