Двери лифта наконец открылись и не закрывались целую вечность, как это обычно бывает в местах, где люди передвигаются крайне медленно. Поднимаясь в одиночестве на третий этаж, я рассеянно рассматривала информационные сообщения, прибитые к внутренним панелям, напоминания об экскурсиях в местный музей и на плантации, сообщения о клубах бриджа, кружках искусств и ремесел, указание последнего срока подачи сообщений для включения в повестку дня собрания Центра еврейской общины. Большинство объявлений были просрочены. Интернаты для престарелых со своими кладбищенскими названиями, такими, как «Солнечная земля», «Сосновый приют» или «Уютные сады», всегда вызывали у меня легкое поташнивание. Я не знаю, что буду делать, когда моя мать больше не сможет жить одна. Последний раз, когда я ей звонила, она жаловалась на вывих ноги.

Квартира миссис Мактигю располагалась налево по коридору. Когда я постучала, дверь почти сразу открыла сморщенная старушка с редкими волосами, закрученными в тугие кудельки, желтыми, как старая бумага. Ее лицо было нарумянено, а сама она была завернута в просторную белую кофту. Я почувствовала цветочный запах туалетной воды и аромат запеченного сыра.

— Я — Кей Скарпетта, — представилась я.

— О, как хорошо, что вы пришли, — сказала она, слегка касаясь моей протянутой руки. — Что вы будете пить, чай или что-нибудь покрепче? У меня есть напитки на любой вкус. Я пью портвейн.

Говоря все это, она провела меня в маленькую гостиную и указала на кресло. Выключив телевизор, она зажгла еще одну лампу. Гостиная была столь же ошеломляющей, как декорации к опере «Аида». Каждый дюйм потертого персидского ковра заполняла тяжелая мебель красного дерева: стулья, круглые столики, антикварный столик, шкаф, заставленный книгами, угловые буфеты, забитые фарфором и рюмками. На стене тесно лепились мрачные картины, шнурки звонков и медные чеканки.

Она вернулась с маленьким серебряным подносом, на котором стоял уотерфордский графин с портвейном, две одинаковые рюмки и маленькая тарелочка с домашним сырным печеньем. Наполнив рюмки, она предложила мне блюдце и свежевыглаженные кружевные льняные салфетки, выглядевшие довольно старыми. Это был ритуал, занявший довольно много времени. Затем она уселась на изрядно потертой стороне дивана, где, как я предполагала, сидела большую часть дня, когда читала или смотрела телевизор. Она была рада компании, хотя и понимала, видимо, что цель моего визита была далеко не светской. Я задавала себе вопрос — кто навещал ее здесь, если вообще кто-либо когда-либо это делал?

— Как я уже говорила, я медицинский эксперт и работаю над делом Берил Медисон, — сказала я. — На данный момент очень немногие из нас, тех кто расследует ее смерть, знают о ней или о людях, которые были с ней знакомы.

Миссис Мактигю отпила портвейн, сохраняя отсутствующее выражение лица. Я так привыкла в разговорах с полицией и адвокатами выкладывать все напрямик, что иногда забывала о необходимости подсластить пилюлю для остальной части мира.

Маслянистое печенье оказалось очень вкусным. Я сказала ей об этом.

— Да? Спасибо, — улыбнулась она. — Пожалуйста, берите сами. Его еще предостаточно.

— Миссис Мактигю, — снова попыталась я, — вы были знакомы с Берил Медисон до того, как пригласили ее прочитать лекцию для вашего общества прошлой осенью?

— О да, — ответила она, — по крайней мере, косвенно, потому что была ее восторженной поклонницей многие годы. Ее книг, вы понимаете? Я люблю исторические романы.

— Как вы узнали, что именно она писала их? — спросила я. — Ее книги выходили под литературными псевдонимами. Ее настоящее имя не было упомянуто ни на обложках, ни в автобиографической справке об авторе. — Я просмотрела несколько книг Берил по дороге из библиотеки.

— Это правда. Полагаю, что я одна из очень немногих людей, кто знал ее настоящее имя, — благодаря Джо.

— Вашему мужу?

— Он и мистер Харпер были друзьями, — ответила она, — но лишь в той степени, в которой кто-нибудь вообще может быть другом мистера Харпера. Они были связаны через бизнес Джо, с этого все и началось.

— А чем занимался ваш муж? — спросила я, решив, что моя хозяйка, пожалуй, смущена гораздо меньше, чем мне показалось вначале.

— Строительством. Когда мистер Харпер купил «Катлер Гроув», дом сильно нуждался в реставрации. В течение двух лет Джо проводил там большую часть своего времени, наблюдая за работами.

Я должна была бы сообразить сразу. Компании «Подрядчики Мактигю» и «Стройматериалы Мактигю» были крупнейшими строительными компаниями в Ричмонде и имели представительства по всей стране.

— Это было более пятнадцати лет назад, — продолжала миссис Мактигю. — И Джо познакомился с Берил именно в то время, когда работал в «Гроув». Она несколько раз приезжала на стройплощадку вместе с мистером Харпером и вскоре переехала в дом. Она была очень юной. — Миссис Мактигю помедлила. — Я помню, Джо рассказывал мне в то время, что мистер Харпер удочерил прекрасную молодую девушку, очень талантливую писательницу. Я думаю, она была сиротой, или... во всяком случае, что-то грустное. Обо всем этом, конечно, не говорили вслух.

Миссис Мактигю осторожно надела очки и медленно прошла через комнату к секретеру. Выдвинув ящик, она достала простой стандартный кремовый конверт.

— Вот, — сказала она, вручая его мне, ее руки при этом дрожали, — это единственная их фотография, которая у меня есть.

Внутри конверта лежал сложенный чистый лист плотной канцелярской бумаги, хранивший в своих сгибах старую, слегка передержанную черно-белую фотографию. По обе стороны от хрупкой, хорошенькой светловолосой девочки-подростка стояли двое мужчин, внушительных и загорелых, одетых для загородной прогулки. Три фигуры стояли вплотную друг к другу, щурясь от ослепительного солнца.

— Это — Джо, — сказала миссис Мактигю, указывая на мужчину, стоявшего слева от девочки, которая, без сомнения, была юной Берил Медисон. Рукава его рубашки армейского образца были завернуты до локтей, обнажая мускулистые руки, а глаза защищали поля шляпы «Интернейшнл Хавистер». Справа от Берил стоял крупный беловолосый мужчина, который, как стало ясно из дальнейших объяснений миссис Мактигю, был Кери Харпером.

— Это снято у реки, — сказала она, — в то время, когда Джо работал над домом. У мистера Харпера уже тогда были белые волосы. Думаю, до вас доходили слухи. Говорят, он поседел, работая над «Зазубренным углом», когда ему было чуть больше тридцати.

— Это снято в «Катлер Гроув»?

— Да, в «Катлер Гроув», — ответила она.

Меня мучило лицо Берил, слишком мудрое и знающее для такой молодой девушки. Такое задумчивое выражение тоски и печали бывает у брошенных детей или у детей, с которыми дурно обращались.

— Берил была тогда всего лишь ребенком, — сказала миссис Мактигю.

— Полагаю, ей было шестнадцать, может быть, семнадцать?

— Пожалуй, да. Похоже на то, — ответила она, наблюдая, как я заворачиваю фотографию и засовываю ее обратно в конверт. — Я нашла фото только после того, как Джо покинул этот мир. Наверное, этот снимок сделал один из рабочих его бригады.

Она убрала конверт в ящик и, снова усаживаясь, добавила:

— Я думаю, одна из причин, по которой Джо так хорошо сошелся с мистером Харпером, это его умение держать язык за зубами, когда дело касалось других людей. Я уверена, есть много такого, что он никогда мне не рассказывал.

С трудом улыбнувшись, она отвернулась к стене.

— Очевидно, мистер Харпер рассказывал вашему мужу о книгах Берил, когда они начали публиковаться.

Миссис Мактигю с удивлением повернулась ко мне.

— Знаете, я не уверена, что Джо когда-нибудь говорил мне, как он узнал об этом, доктор Скарпетта, — какое милое имя. Испанское?

— Итальянское.

— О! В таком случае, ручаюсь, что вы хорошо готовите.

— Это одно из тех занятий, от которых я получаю удовольствие, — сказала я, делая глоток портвейна. — Значит, очевидно, что мистер Харпер рассказывал вашему мужу о книгах Берил.