Николь посмотрела на часы: до официального окончания рабочего дня еще целый час. Глубоко вздохнув, она села за стол, включила лампу и положила рядом с собой тетрадь и лупу Первым делом она бегло осмотрела все шесть табличек. Четыре из них были глиняными, а две оказались пластинами, выпиленными из известняка. Содержимое трех пластин не вызывало сомнений. На них были нанесены чертежи с указанием измерений и еще какие-то пометки. Все шесть табличек являли пример иератического письма, для простоты использовавшегося в официальных текстах и на памятниках. Начиная с VII века до нашей эры в обиход древних египтян вошла так называемая демотическая письменность, имевшая некоторые общие черты с современной стенографией. Но судя по всему, эти таблички датировались более ранним периодом.
Николь легко давалась расшифровка древнеегипетских текстов, и она испытывала особую тягу к этой области египтологии. Процесс расшифровки иероглифов напоминал ей разгадывание криптограмм, ведь порой ей приходилось вникать в образ мысли того, кто сделал ту или иную запись.
Четвертая табличка содержала рецепт компресса или иного средства от какой-то хвори и, вне всякого сомнения, представляла определенный интерес. На пятой пластине с отколотым уголком был начерчен примитивный план дома из трех комнат.
Николь интуитивно оставила напоследок табличку, показавшуюся ей наиболее любопытной. Это была керамическая пластина с матовой и очень гладкой поверхностью, за тысячелетия покрывшейся легким желтоватым налетом, около двадцати сантиметров в ширину и десяти в высоту. Нанесенную на табличку надпись отличала четкость выполненных черной краской линий.
Девушка взяла лупу и принялась внимательно изучать шестую пластину. Кто бы ни был автором начертанных на ней строк, это был человек культурный, наделенный ярко выраженным художественным талантом. Линии были четкими и уверенными, а изображение в целом смотрелось необыкновенно гармонично, приковывая к себе внимание. На первый взгляд Николь показалось, что речь идет о чисто иератическом письме, максимально приближенном к иероглифическому. Используемые неизвестным мастером символы объединяли в себе контуры и основные черты иероглифов с удивительной простотой. Она понимала, что расшифровать эту надпись будет нелегко, но отчетливость начертаний обещала ей помочь.
Она еще раз взглянула на часы. Время еще есть, но только если в отделе реставрации захотят пойти ей навстречу. Она взяла табличку и направилась во владения доктора Марше, от которых ее отделяли всего несколько метров.
На пороге она чуть не налетела на выходившего из своего кабинета доктора. Прошло три дня с тех пор, как скульптура Сесостриса III вернулась на свое место в музее. Увидев ее, Николь рассыпалась в похвалах доктору Марше. Линия соединения двух фрагментов была едва заметна, да и то только осведомленному. Но обмануть себя Николь не могла. Она знала, что дефект никуда не исчез, хотя реставратор поработал на славу, вот Николь и не скупилась на комплименты. Даже усы доктора не могли скрыть его довольной улыбки.
И сейчас, столкнувшись с Николь, он был несказанно рад встрече.
— Да это же доктор Паскаль! — воскликнул он. — Что же вас привело сюда на этот раз? Надеюсь, это не очередной раненый? — засмеялся он, кивнув на пластину, которую держала в руках Николь.
— Нет, нет, постучите по дереву, — засмеялась в ответ Николь. — Я хотела спросить, не могли бы вы сделать мне одолжение. Я знаю, что уже поздно, но это займет у вас всего одну минуту. Речь идет о цифровом фото вот этой таблички. — Она протянула табличку доктору
— Хм, интересно. Вы хотите ее расшифровать? Я угадал?
— По крайней мере, я хочу попытаться это сделать.
— У вас все получится, дочь моя, все обязательно получится. Пойдемте.
Доктор Марше привел ее в просторную комнату, в которой трудилось несколько человек.
— Филипп, — окликнул он одного из них. — Помоги нашему доброму доктору Паскаль. Ей нужна цифровая фотография. — Он обернулся к Николь. — Я оставляю вас в хороших руках.
— Доктор, вы просто прелесть. Спасибо.
Девушка подождала, пока Филипп настроит фокус цифровой камеры на максимальную четкость, вставит дискету и поместит табличку. В ярком свете прожектора керамическая пластина приобрела какой-то призрачный вид, а нанесенные на ней символы, казалось, повисли в воздухе. Филипп сделал два снимка, и через пару минут Николь уже выходила за дверь с дискетой в кармане рабочего халата.
У себя в кабинете она вставила дискету в компьютер и с удовлетворением отметила, что оба снимка вполне приличные. Затем решила распечатать первый, потому что он показался ей более контрастным. Пока принтер выполнял задание, Николь разыскала на полках книгу, которой пользовалась при расшифровке иероглифических надписей. Когда она вернулась к столу, распечатанная фотография уже лежала в лотке принтера. Николь взяла ее, изумляясь точности изображения. Даже размер совпадал с оригиналом.
Какое-то мгновение она боролась с искушением оставить все это на завтра, а сегодня насладиться чудесным весенним вечером и отдыхом. Затем ей пришло в голову, что она вполне могла бы расположиться в своем саду вместе с книгой и фотографией. Николь уже привыкла считать дом в Сен-Жермене своим. Наконец она убедила себя, что если ей понадобятся какие-то справочные материалы, а это было более, чем вероятно, то где, если не в музее, она сможет их найти?
Она включила настольную лампу, открыла тетрадь на чистой странице и, вздохнув, сосредоточилась на первых символах таблички.
16
Лион, 1314 год
«Господи, Боже мой! Должно быть, это и есть философский камень».
Арман де Перигор с трудом сдерживал волнение, выпроваживая ночных сторожей и убеждая своего помощника и Марсель лечь спать.
— Мы все уберем завтра, — уговаривал он их. — Ядовитые пары еще не выветрились. — Он улыбнулся, желая их успокоить и поскорее от них избавиться. — Вы ложитесь, а я тут еще немного повожусь, соберу самое важное.
Переступив порог лаборатории, Арман сразу же запер за собой дверь и устремил взгляд на кубок, в который упал таинственный предмет. Он вдруг испугался, что тот мог исчезнуть. Может, ему все это привиделось и на самом деле в кубке ничего нет. Арман осторожно подошел к полке, на которой стоял кубок. Алхимик не сводил с него глаз, и вдруг ему почудилось, что от кубка исходит особое сияние, а сам сосуд удивительно четко виден в окружавшей его дымке. Видение предстало перед ним так отчетливо, что алхимик не на шутку перепугался и поспешил списать его на нервы, с которыми никак не мог совладать, или пары, которые еще не выветрились из лаборатории и вызывали галлюцинации.
Этот кубок попал в их семью много лет назад. Арман не раз слышал его историю от отца, а тот, в свою очередь, узнал ее от своего предка, и так из поколения в поколение рода Перигоров. Кубок привез из Святой земли Годфруа де Сент-Омер — один из восьми рыцарей, сопровождавших Гуго де Пайена в странствии, положившем начало ордену Храма. В 1118 году девять рыцарей прибыли в Иерусалим и назвались «бедными воинами Христа». Король Балдуин II радушно принял странников и отвел им во дворце покои, расположенные неподалеку от места, где некогда стоял храм Соломона. Там и прожили девять рыцарей в течение нескольких лет. Видимо, это место Святого города и обусловило название, под которым стал известен миру один из самых могущественных рыцарских орденов — орден тамплиеров или рыцарей Храма.
Пайен и его соратники провели в Иерусалиме девять лет и вернулись в Европу, с тем чтобы никогда не возвращаться на Святую землю. Каждый из них привез с собой множество историй и воспоминаний, устремлений к величию, обетов. Тогда же Годфруа де Сент-Омер привез кубок.
Хотя Сент-Омер никогда не признавался в этом публично, все его родственники и друзья знали, с каким благоговением рыцарь относится к своему кубку. Никто из них не осмелился бы в его присутствии отрицать то, в чем он был свято уверен. Сент-Омер всякий раз, поднося к губам этот простой кубок, запечатлевший на себе следы многих столетий, повторял движение, которое за несколько часов до смерти совершал плотник из Иудеи. Годфруа де Сент-Омер нисколько не сомневался в том, что держит в руках Святой Грааль.