– Да брось, Грант! Признайся лучше: с этим делом вы по уши в дерьме, пардон за выражение. И лучшее, что ты можешь сделать, это подкинуть мне матерьяльцу на маленькую статью.

– Почему-то мне так не кажется.

– Ты уверен? Впрочем, я понимаю: у тебя новая неплохая должность. Во всех отношениях неплохая… Такое место действительно жалко терять. Мне бы, во всяком случае, очень не хотелось видеть, как ты пойдешь ко дну в дыму и пламени…

– Что-то мне подсказывает, Холли, что именно этого ты и хочешь.

Трубка рассмеялась ему в ухо сухим кашляющим смехом.

– Сначала был Стив, потом – мистер Холли, а теперь просто Холли… Холли-сукин сын, позволю себе добавить, хотя ты этого еще не говорил.

– Кто тебе рассказал о… обо всем?

– Течь такая большая, что тебе ее ввек не заткнуть.

– И все-таки, кто тебе рассказал?

– Никто. Словечко здесь, словечко там – ты ведь знаешь, как это бывает. Впрочем, ты как раз не знаешь. Я все время забываю, что ты работаешь на этой должности каких-нибудь пять гребаных дней, а уже возомнил, будто можешь справиться с такими, как я!

– Я не знаю, что ты…

– Твои «индивидуальные» собеседования с этими дрессированными пуделями, Грант, – чушь собачья, прости за тавтологию. Ты должен работать не с ними, а со мной, понял?! Это мой тебе совет, Грант, а уж ты можешь последовать ему или… или не последовать.

– Спасибо, я подумаю, но обещать ничего не могу. Кстати, когда ты собираешься опубликовать свою статью?

– Хочешь прихлопнуть меня «сарделькой»?… – Грант ничего не сказал, и Холли снова расхохотался. – Вот видишь, ты даже еще не знаком с нашим профессиональным жаргоном! – прокаркал он, но Грант был способным учеником и хватал все новое буквально на лету.

– Это временное запрещение на публикацию, – сказал он, зная, что угадал правильно. «Сарделька», она же «СР», на нормальном языке означала судебное решение, приостанавливавшее публикацию материалов, которые могли нанести вред интересам следствия.

– Послушай, Холли, – добавил Грант, потирая переносицу, – для публикации я могу сказать только одно: упомянутые тобой факты могут иметь, а могут и не иметь никакого отношения к смерти Бальфур. На данный момент это все.

– Но даже это – новости, Грант.

– Но и эти новости могут нанести ущерб следствию.

– А ты подай на меня в суд, ха-ха!

– Это грязный трюк, Холли. И я тебе его припомню.

– Сначала встань в очередь.

Грант хотел первым бросить трубку, но Холли его опередил. Тогда он вскочил и начал в бешенстве пинать все, что попадалось ему под ноги: стол, кресло, снова стол. Потом настал черед корзины для бумаг, купленного в прошедшие выходные новенького кейса и дальнего угла комнаты. Наконец Грант устал и, тяжело дыша, прижался пылающим лбом к прохладной облицовке стены.

«Я должен обратиться с этим к Карсвеллу… и к Темплер, – подумал он. – Сначала к Темплер – доложить по команде, – а уж ей придется пойти с этим к заместителю начальника полиции, который, вероятно, вынужден будет побеспокоить самого босса». Между тем, до конца рабочего дня оставалось всего несколько часов, и Грант спросил себя, как долго он может тянуть с этим неприятным делом. Каждую минуту Холли мог сам позвонить Темплер или Карсвеллу, и тогда Гранта ожидали еще большие неприятности. Нет, если уж идти, то идти сейчас, и тогда, быть может, они еще успеют получить у прокурора «сардельку».

Грант снял трубку и снова крепко зажмурил глаза, словно безмолвно молился.

Потом он набрал номер.

Рабочий день заканчивался, но Ребус вот уже десять минут не мог сдвинуться с места, неотрывно глядя на разложенные на столе кукольные гробики. Время от времени он брал один из них в руки, вертел так и сяк, сравнивал с остальными и клал на место. Последнее, что пришло ему в голову, это комплексная антропологическая и трасологическая экспертиза. Инструменты, с помощью которых были сделаны гробики, должны были оставить характерные следы – царапины, задиры, бороздки, – исследовав которые специалист мог определить, действовал ли здесь один человек или разные. Возможно, эксперту даже удастся доказать, что пазы для соединений прорезаны одной и той же стамеской. Не исключено, что на дереве сохранились отпечатки пальцев, а в щелях – волокна или волоски… Кроме того, деревянные куклы были завернуты в сделанные из лоскутков подобия одежды. Быть может, эксперты сумеют сказать что-то и о ткани?

Отложив очередной гробик, Ребус придвинул поближе список жертв. Одна тысяча девятьсот семьдесят второй, семьдесят седьмой, восемьдесят второй, девяносто пятый… Первая погибшая – Кэролайн Фармер – оставалась пока самой юной; остальным было между двадцатью и тридцатью годами. Лучшая пора жизни. Женщины в расцвете лет исчезали без следа или тонули… Ребус знал, что в случае, если труп не найден, доказать убийство практически невозможно. Что касалось утоплений, то… Патологоанатомы могли установить, была ли жертва жива, когда попала в воду, или нет, но все остальное оставалось на откуп присяжных. Например, если кто-то оглушил жертву и столкнул в воду, то такое дело, если оно вообще попадало в суд, могло превратиться (и превращалось!) из дела о преднамеренном убийстве с отягчающими обстоятельствами в дело о простом убийстве по неосторожности. Один пожарный как-то рассказал Ребусу, как совершить идеальное убийство: надо напоить жертву так, чтобы она отключилась, усадить в кухне и раздуть посильнее угли в жаровне.

Действительно, просто и умно.

Ребус, однако, по-прежнему не знал, насколько умен его противник. Файф, Нэрн, Глазго и Перт – широкая география преступлений указывала, что этот человек часто перемещается, возможно – в связи с характером работы. Подумав об этом, Ребус сразу вспомнил, как Шивон ездила в разные места, чтобы разгадать очередную головоломку Сфинкса. Интересно, существует ли связь между Сфинксом и человеком, оставлявшим гробики неподалеку от мест преступлений?… Он уже написал в блокноте «комплексная экспертиза», теперь к этим двум словам добавились еще два – «психопрофиль преступника». Ребус слышал, что некоторые университетские психологи могут по отдельным аспектам поведения воссоздать характер и даже – отчасти – внешний облик субъекта. Так, во всяком случае, они утверждали, и хотя Ребусу не очень-то верилось, что подобные методы способны давать практические результаты, в данном случае посоветоваться с психологом было бы весьма полезно, коль скоро речь, скорее всего, шла о серийном убийце. Он, впрочем, сомневался, что ему разрешат что-то подобное, – просить об этом руководство означало пытаться голыми руками взломать железную дверь, которая вряд ли падет, если никто не придет к нему на помощь.

Сквозь открытую дверь рабочего зала Ребус видел, как по коридору стремительно прошла Джилл. Он надеялся, что Джилл его не заметит, но ошибся. Она вернулась и теперь направлялась прямиком к его столу. Судя по ее лицу, Джилл была в ярости.

– Я думала, тебя предупредили!… – выпалила она.

– О чем? – спросил Ребус с самым невинным видом.

Она показала на гробы.

– О том, что все это – ерунда и бессмысленная трата времени!

Ее голос буквально вибрировал от гнева, а тело было напряжено, как перед дракой.

– Господи, Джилл, что стряслось?!

Вместо ответа она одним движением смахнула гробики со стола на пол. Ребус торопливо выбрался из кресла и стал подбирать их, внимательно оглядывая каждый на предмет повреждений.

Когда он поднял голову, Джилл была уже у самой двери. На пороге она, однако, остановилась и оглянулась.

– Завтра узнаешь! – бросила она на прощание и исчезла.

Ребус огляделся. Сильверс и один из гражданских сотрудников, до того мирно беседовавшие в углу, прервали разговор и испуганно смотрели на него.

– Боюсь, что наша суперинтендантша начинает сходить с ума, – сказал Сильверс.

– Что она имела в виду, когда говорила насчет завтра? – поинтересовался Ребус, но Сильверс только пожал плечами.

– Спятила, как пить дать, – снова сказал он.