Ребусу вспомнились слова Хорька: Кафферти не утонет.И улыбка, с которой он это сказал. Но почему он был таким печальным?Ребус отступил на шаг, давая Клеверхаусу возможность отодвинуться от перил. Клеверхаус расценил это как проявление слабости.

– Джон… – он снова назвал Ребуса по имени, – что бы ты там ни скрывал, пора тебе выложить все начистоту.

– Спасибо за совет.

Ребус отчетливо понимал, что представляет собой Клеверхаус: наглый карьерист, одержимый идеями, которые ему никогда не довести до конца. Прижать Кафферти или на самый крайний случай внедрить к нему крота – невероятно подняло бы его в собственных глазах, он и подумать не мог, что все это может сорваться. Его буквально разъедали подобные опасения. Ребус был ему почти симпатичен: ведь он мог быть действительнозамешан в этом деле!

Клеверхаус покачал головой, удивляясь упрямству Ребуса.

– Я видел Хорька ночью в машине, он сам сидел за рулем. Это потому, что Донни Дау смылся?

– Тебе известно о Дау?

Клеверхаус кивнул:

– Может, мне известно даже больше, чем ты думаешь, Джон?

– Что касается этого дела, возможно и так, – согласился Ребус, пытаясь развязать ему язык. – Ну а все-таки, что конкретно?…

Но Клеверхаус не клюнул.

– Сегодня вечером я говорил со старшим детективом Темплер. Она проявила очень большой интерес к водительским функциям Донни Дау. – Сделав краткую паузу, он продолжал: – Но ведь ты-то все это время об этом знал, правда?

– Неужели?

– Ты даже не смог изобразить удивления, когда я поделился с тобой этой новостью. Вспомни, ты ведь вовсе не удивился… почему же тогда онаничего не знала? Ты снова продолжаешь держать информацию при себе, Джон… а может, ты попросту хочешь прикрыть своего дружка Хорька?

– Он мне не дружок.

– Его адвокат пришел и задал мне совершенно ясные и правильные вопросы, словно перед этим его хорошо подготовили.

На этот раз инициатива была у Клеверхауса; он буквально пер на Ребуса, но тот, казалось, не сдвинулся ни на дюйм. Он слышал, как наполняется ванна. Еще немного, и она переполнится.

– Так что он здесь делал, Джон?

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с ним…

Клеверхаус тупо уставился на него. Но вот в глазах его промелькнул блеск надежды.

– И что?

– Приятно с тобой говорить, Клеверхаус, – сказал Ребус. – Передай от меня привет Орми, когда встретитесь.

Он отступил назад, в прихожую, и взялся за дверь, собираясь ее закрыть. Клеверхаус неподвижно стоял на площадке, словно был готов простоять так до утра. Он ничего не говорил, потому что больше им говорить было не о чем. Ребус поспешил в ванную и закрутил кран. Ванна была полна горячей воды, добавлять холодную было просто некуда. Он сел на унитаз и обхватил голову руками. И тут его обожгла мысль, что он не доверяет Хорьку даже больше, чем Клеверхаусу.

Реши, на чьей ты стороне…

Сама мысль об этом была Ребусу неприятна. Он уже не мог быть уверен, что не угодил в капкан. А вдруг в намерения Стрэтерна входило прищучить именно его, используя Грея и его подельников как наживку? Даже если и существовали какие-то темные дела, которые требовалось раскрыть, вовлекая в это Грея, Джаза и Уорда, мог ли Ребус преуспеть, не впутывая при этом самого себя? Он встал и пошел в гостиную; нашел бутылку виски и стакан. Взял первый попавшийся диск и вставил его в музыкальный центр. Группа «R.E.M.», альбом «Out Of Time» – «Вне времени». Название в точности соответствовало тому, что творилось с ним сейчас, в эту самую минуту. Он посмотрел бутылку на свет, хотя знал, что не притронется к ней… Нет, только не сегодня. Он поставил ее на место, взял телефон и набрал домашний номер Джин. Автоответчик. Делать нечего – он оставил еще одно сообщение. Подумал, а не поехать ли в Нью-Таун, не заглянуть ли к Шивон? Нет, это будет нечестно по отношению к ней… Да ее наверняка и нет дома, мотается где-то на машине, рана на голове саднит, взгляд все еще не может сосредоточиться на дороге впереди…

Стараясь не шуметь, он подкрался к входной двери и посмотрел в глазок. На площадке было пусто. Он не удержался от улыбки, вспомнив, в каком смешном виде оставил Клеверхауса. Снова вернулся в гостиную, подошел к окну. На улице ничего подозрительного. В музыкальном центре Майкл Стайп метался между гневом и печалью.

Ребус уселся в свое любимое кресло. Он хотел расслабиться и отдохнуть. Но тут зазвонил телефон, должно быть, Джин, прослушав его сообщение, решила сделать ответный звонок.

Но это была не Джин.

– Все в порядке, гигант мысли? – поинтересовался Фрэнсис Грей своим мягким раскатистым голосом, свойственным жителям Западного побережья.

– Бывало и лучше, Фрэнсис.

– Не бойся, у дядюшки Фрэнсиса есть лекарство от всех болезней.

Ребус откинулся головой на спинку кресла.

– Ты где?

– В прекрасном месте недалеко от офицерского бара в Туллиаллане.

– И что это за лекарство?

– Ну разве я могу быть таким бессердечным? Нет, гигант мысли, я говорю о чем-то совершенно удивительном, длиною в целую жизнь. Представь себе: два человека и целый мир возможностей и удовольствий, открывшийся перед ними.

– Тебе что-то подсыпали в стакан, детектив Грей?

– Я говорю о Глазго,Джон. И я буду твоим гидом в этом самом лучшем месте на всем Западе.

– Уже поздновато для таких разговоров, ты как считаешь?

– Завтра утром… Лишь ты да я. Только постарайся быть здесь пораньше, иначе пропустишь самое веселье.

Телефон замолчал. Ребус смотрел на него, раздумывая, не позвонить ли самому… Они с Греем в Глазго… но какова цель? Может, Джаз уже поговорил с Греем, передал, что Ребус может им что-то предложить? А почему в Глазго? И почему только они вдвоем? А Джаз, он что, отделился от своего закадычного друга? Мысли Ребуса снова перескочили на Хорька и Кафферти. Старые узлы можно ослабить. Старые союзы и давняя преданность могут быть забыты. Во всех таких делах всегда существуют слабые места, точно трещины в аккуратно выполненной кладке. Ребус всегда считал Алана Уорда слабым звеном в их цепи… Теперь он передал пальму первенства Джазу Маккалоу. Он снова пошел в ванную и, стиснув зубы, сунул руку в горячую, как кипяток, воду и вытащил затычку. Открыл холодный кран, чтобы разбавить воду до нужной температуры. Налил на кухне кружку кофе и бросил в нее две таблетки витамина С. Потом вернулся в гостиную и сунул письмо от Стрэтерна под одну из диванных подушек.

Вот теперь можно было залезать в ванну…

17

Берни Джонс был невероятно грубым и жестоким человеком. Он контролировал большую часть шотландской наркоторговли через самые широкие контакты, а также безжалостно истребляя всех и всяческих конкурентов, возникавших на его пути к абсолютному господству в этой сфере. Людей подвергали пыткам, уродовали или убивали – иногда все три вида воздействия применялись к одному человеческому существу. Множество людей попросту исчезло. В то время ходила упорная молва, что столь долгое и успешное воздействие террора на общество можно было осуществить только при поддержке полиции. Иными словами, Берни Джонс, словно охраняемый вид, был занесен в особую «красную книгу». Явных доказательств этому никогда не было, правда, «отчеты», хотя и малодостоверные, содержали упоминания о некоторых возможных подозреваемых, действующих в Глазго и окрестностях. Но ни в одном из таких отчетов Фрэнсис Грей не упоминался.

Значительную часть своей жизни Джонс прожил в неказистом муниципальном доме в одном из самых неспокойных городских районов. Он был «человеком из народа», жертвовал деньги на местную благотворительность и оказывал помощь всем начинаниям – от создания детских площадок до домов престарелых. Но благодетель был в то же время и тираном, необыкновенная щедрость сочеталась с сознанием того, что он платит за силу и неуязвимость. Стоило кому-то подойти к газону его дома ближе чем на сто ярдов, как ему сразу становилось об этом известно. Операции полицейской слежки прекращались в течение десяти минут. Никому не дозволялось появляться вблизи Берни Джонса. В его полицейском досье было множество фотографий. Он был высоким, широкоплечим, но не производил впечатления физически крепкого человека. Он носил модные костюмы, его волнистые белокурые волосы были всегда аккуратно уложены. Ребус представил себе, как в детстве он исполнял роль архангела Гавриила в школьном рождественском спектакле. С течением времени взгляд стал твердым, челюсти мощными, но Джонс оставался по-прежнему симпатичным мужчиной, на лице не было ни следов от ударов, ни шрамов, которые обычно появляются за долгие годы преступной жизни.