— Пожалуй, я бы отнеслась к этому сообщению довольно скептически, — призналась Пэт.
— Джеки?
— Без вариантов. Я бы обязательно закатила глаза и сказала «опять Элен со своими параноидальными страхами», — согласилась она.
— Поэтому я и оставила все при себе.
— Извини, — продолжила Джеки. — Я просто еще не совсем осознала, что случилось. У меня замедленные реакции.
— Конечно, у тебя было сильное потрясение, — приободрила я ее. — Это пройдет. И ты, Пэт, — похлопала я по плечу вторую подругу. — Нам всем выпали довольно тяжкие испытания.
— Можешь повторить, — заметила Джеки. — Бедный Сэм! То есть Симон. Ты только взгляни на него!
Мы все обернулись и увидели подходящего Симона. Его лицо было сплошь залеплено полосками пластыря.
— Неудачно побрились сегодня? — съязвила Джеки.
— Нет, просто только что посетил вашего приятеля, доктора Йоханссона, — откликнулся он. — Он сказал, что с пластырем я буду меньше пугать людей, хотя и сомневаюсь, что он прав, — рассмеялся Симон. — Да, и еще просил напомнить вам, чтобы готовились к его визиту весной.
— Спасибо, — улыбнулась Джеки. — Наконец-то я буду знать, что дома меня ждет хоть что-нибудь хорошее.
— Ты беспокоишься, что шумиха вокруг Питера и Кеннета отпугнет клиентов оранжереи? — спросила я, хорошо зная, как журналюги любят раздувать подобные скандалы и сколь непостоянны бывают «постоянные клиенты».
— Конечно, это меня беспокоит, — призналась Джеки. — Но в том, что Питер угодит в тюрьму, есть и положительная сторона: оранжерея полностью перейдет в мои руки. Я смогу делать то, что хочу, и не чувствовать, как он — или Триш — дышит мне в затылок.
Симон нежно погладил ее по плечу. Она ему нравилась, это было видно невооруженным глазом. Обе мои подруги ему нравились.
— А у вас, Пэт? — спросил он. — Какие ближайшие планы?
— Ну, — застенчиво улыбнулась она, — в следующем месяце Билла пригласили выступить на конференции в Новой Зеландии. Я поеду с ним. Раньше бы я сказала, что слишком занята с детьми, но теперь — нет. Надеюсь, они меня поймут.
— Конечно, поймут, — заверила я, представляя, как счастлива будет Люси, узнав, что отец теперь снова будет жить с ними. — А о чем будет доклад Билла?
— О мешковидном выпячивании стенок пищевода, — ответила она не задумываясь.
— Пэт, объясни мне такую вещь, — попросила я. — Почему ты всегда путаешь самые простые слова, но абсолютно точно способна воспроизвести самые мудреные медицинские термины?
Пэт, по своему обыкновению, некоторое время обдумывала вопрос, потом сказала:
— Наверное, это как с заиками. Они заикаются, когда разговаривают, но совсем не заикаются, когда поют, правда?
Мы все призадумались над этим объяснением и не нашли, что возразить.
— Очень жаль, — заметил Симон, — но нам пора по автобусам.
— Как жаль, что мы летим в Нью-Йорк разными рейсами, — сказала я, обнимая его обеими руками. — Это просто глупость!
Джеки и Пэт подмигнули друг другу.
— Дадим этим влюбленным пташкам поворковать наедине, — усмехнулась Джеки. — Они наверняка хотят попрощаться с глазу на глаз.
Мои подруги попрощались с Симоном и сказали, что надеются вскоре его увидеть. При этом Джеки обняла его на секунду-другую.
— Если бы не вы, быть мне уже на дне океана! — проговорила она срывающимся от волнения голосом.
— Но этого не произошло, — заметил Симон. — В данный момент вы — на пути домой, и все замечательно.
— Спасибо вам, — прошептала она, подхватила Пэт, и они направились к таможенной зоне, куда через несколько минут собиралась подойти и я.
— Наконец-то мы одни, — вздохнул Симон и нагнулся, чтобы поцеловать меня. Его губы были едва ли не единственной частью лица, свободной от полосок пластыря.
— Мне вот что пришло в голову, — заговорила я. — После семи вечеров за сто восемьдесят шестым столиком мне наверняка будет странно ужинать на собственной кухне. Я настолько выбилась из колеи, что, наверное, просто сяду и буду ждать, пока не придет Измет и не предложит меню.
— Я мог бы помочь тебе вернуться в колею.
— Да? Каким образом?
— Приеду к тебе, и мы будем ужинать вдвоем. Ты сможешь представить, что мы снова в ресторане на корабле.
— Только если ты опоздаешь на десять минут!
Симон рассмеялся.
— К которому часу ты накрываешь на стол?
— К половине восьмого.
— Я приду без двадцати восемь.
— Договорились.