— Патриция! — сказал Билл, испепеляя меня взглядом. — Я должен объясняться перед всеми этими людьми?

— Да! — кивнула она. — И чем быстрее, тем лучше!

— Ну хорошо. — Билл глубоко вздохнул. — Если ты этого хочешь.

— Именно это она и хочет, — подхватил Алберт требование Пэт. Его заступничество выглядело весьма трогательно.

— Единственный самолет, на который мне удалось достать билет, улетал вчера, в день рождения Люси, — веско заговорил Билл. — Если бы я мог улететь сегодня рано утром, я так бы и сделал, но, повторяю, на него не было билетов. Ну и, разумеется, если бы я прилетел завтра, ваш корабль уже покинул бы Нассау. Я все объяснил Люси, и она сказала, что все понимает. Она поддержала меня.

— Люси знала, что ты улетаешь в Нассау? — переспросила Пэт. — Мне она заявила, что ты никому не сказал ни слова. И мальчики тоже.

— Потому что это должно было быть секретом, — ответил Билл. — Сюрпризом! Все дети были в курсе.

— Даже дети были в курсе? — не выдержала я, ужаснувшись мысли о том, что этот человек оказался способен посвятить детей в план убийства их собственной матери.

— Конечно! Я им все объяснил.

— Хорошо. Теперь объясните нам, — сказал Симон. — Что вам понадобилось в Нассау?

— Ну, — протянул Билл, — поскольку мне нельзя побыть и минуты наедине с Патрицией…

— Совершенно верно! Нельзя! — подтвердила я.

— Я прилетел в Нассау, чтобы поговорить с моей бывшей женой о нашем браке, — продолжил Билл. — О том, что я совершил ошибку, о том, что я прошу ее дать мне еще один шанс, о том, что я скучаю без моей Пэтси.

Пэтси! Я подумала, что «Патриция» прозвучало бы слишком.

— Это правда, Билл? — Пэт принялась обмахиваться ладонью, словно от этих фраз ее бросило в жар.

— До единого слова! — Кивнул он. — Я люблю свою работу. Но я люблю и свою семью. И только за последние несколько месяцев я понял, насколько я вас люблю. Назови это прозрением. Скажи, что наконец-то до меня дошло. Назови как угодно. Суть же в том, что я хочу стабильности в жизни. И я хочу, чтобы в моей жизни была ты, Пэтси!

Пэт молчала. Мне показалось, что она просто в шоке.

— Она приехала бы домой завтра к вечеру, — сердито проговорил Алберт. — Неужели нельзя было потерпеть до тех пор, чтобы все это высказать?

— Это абсолютно не ваше дело, мистер…

— Муллинз. Алберт Муллинз. Я познакомился с вашей бывшей женой в первый день круиза.

— Хотя это абсолютно не ваше дело, мистер Муллинз, но у меня есть копия расписания круиза, и я знал, что Нассау — последний порт захода на обратном пути. Я был ей не лучшим мужем, когда мы жили вместе. Это очевидно. Но я подумал, что если хочу добиться того, чтобы Пэтси вернулась ко мне, мне надо показать, что я больше не тот холодный, замкнутый на своих интересах доктор, от которого она ушла. Возник вопрос: каким образом я могу это показать? Какой неординарный поступок я должен совершить, чтобы не только доказать свою искренность, но и проявить себя с той стороны, которую она не видела много лет — как внимательный, романтичный человек?

Пэт прерывисто вздохнула.

Он нежно ее оглядел.

— Мы с тобой всегда мечтали о Нассау, помнишь, Пэтси?

Она кивнула.

— И я подумал: а что, если я устрою ей маленький сюрприз, именно здесь, на том самом острове, куда мы собирались поехать с первых дней нашей семейной жизни? Что, если я умыкну ее с корабля, и мне удастся уговорить ее вернуться ко мне?

— Умыкнуть ее? — переспросила я, все еще нервничая за судьбу Пэт.

Он не обратил на меня никакого внимания. Его глаза были устремлены только на Пэт.

— Я снял нам номер в «Грэйклиф», Пэтси. На четыре дня. Можешь сказать на корабле, что остаешься здесь и улетишь отсюда. Мне кажется, это будет идиллия. Мы как будто заново познакомимся.

Пэт опять тяжело вздохнула и отерла платком внезапно вспотевший лоб.

— Что такое «Грэйклиф»? — шепотом спросила я у Симона.

— Гостиница и ресторан в здании восемнадцатого века, неподалеку отсюда, — так же шепотом объяснил Симон. — Знаменита своими антикварными номерами и огромным выбором вин. Говорят, в их погребах сто семьдесят пять тысяч бутылок.

— Знаешь, оказывается, очень удобно всегда иметь под рукой журналиста-путешественника, — сказала я. — «Грэйклиф», судя по твоим словам, вполне очаровательное и романтичное место. Вполне годится для примирения.

— Если Билл говорит правду, — кивнул Симон, — он действительно не помышлял ни о каком убийстве.

— Доктор Ковецки, — завел свое Алберт, — вы до сих пор не объяснили, почему вы так внезапно переменили свое отношение к вашей бывшей жене.

— Кажется, я выразился предельно ясно, — заговорил Билл, обращаясь не к Алберту, а к Пэт. — Я был не прав! Я был дурак! Я готов на все, лишь бы ты простила меня!

Господи, даже я в этот момент уже была готова сбежать с Биллом. Разве не таких слов жаждет услышать любая женщина от мужчины, который когда-то ее чем-то обидел? И Пэт, вне всякого сомнения, жаждала услышать нечто подобное, хотя до сих пор еще не бросилась ему в объятия со словами о том, что все простила. Вместо этого она сделала шаг назад, вскинула голову, внимательно изучая своего бывшего мужа и размышляя над сказанным.

— Ты пойдешь со мной, Пэтси? — спросил он, протягивая ей руку. — Разреши мне проводить тебя в «Грэйклиф». Мы спокойно поговорим, все обсудим. Четыре дня вместе. Подумай над этим!

— Мне незачем думать! — наконец подала голос Пэт, глотая слезы. — Я мечтала о том, что мы снова будем вместе, все эти шесть лет.

Теперь настала очередь Билла задохнуться.

— Правда? — воскликнул он, простирая руки.

Вместо ответа Пэт шагнула ему навстречу. Они слились в самозабвенном поцелуе, не обращая внимания на окружающих. Потом Билл склонил голову на ее мягкую, уютную грудь.

Она нежно гладила его светлые волосы (то, что от них осталось). Слезы текли по ее щекам.

— Я всегда надеялась, что мы помиримся, — проговорила она. — И я тоже думала, что многое в моем поведении надо было изменить. Например, я поняла, что мне следовало больше внимания уделять твоей карьере. Во многом из того, что у нас произошло, я сама виновата, Билл.

Он только кивнул, не поднимая головы от ее груди.

— Я тебя люблю, я всегда тебя любила, — продолжала Пэт. — Но нам надо многое изменить. Мы не можем сейчас просто сплести мизинчики и сказать «мирись-мирись и больше не дерись». Нельзя просто вернуться в то, что было. Думаю, мы оба этого не хотим. Нам обоим надо измениться.

— Я понимаю, — Билл внезапно всхлипнул, как ребенок.

Господи, что это мне в последнее время везет на плачущих мужчин?

— Но мы можем начать уже сейчас, правда?

— Можем. Именно этим мы сейчас и займемся, — согласилась Пэт. — Мы с тобой проведем день в «Грэйклифе». Вдвоем. Но когда наш корабль в половине шестого покинет гавань, я буду на его борту, Билл.

— Ты не хочешь остаться со мной здесь на четыре дня? — вскинул голову Билл.

— Нет. Давай действовать постепенно. Я так хочу.

Я чуть не зааплодировала. Пэт совершенно отчетливо произнесла «я так хочу». Она действительно сильно изменилась. Она начала думать о себе, о своих нуждах. И в результате всего этого вновь обрела того мужчину, в котором нуждалась.

— Я тебя люблю, Пэтси! — сказал Билл.

— Я знаю. — На ее лице было написано полное блаженство.

Взявшись за руки, они шагнули было прочь, но Пэт вдруг обернулась.

— Вот видишь? — прошептала она, обращаясь ко мне. — Я всегда говорила, что он вернется. Я только не предполагала, что это произойдет сегодня.

Я похлопала ее по плечу.

— Счастливо провести время!

— Тебе тоже, — пожелала она и поспешила за Биллом.

Они удалялись, но я услышала, как он начал ее расспрашивать о тросточке, ссадинах и до сих пор заметных царапинах на руке и подбородке. Она упомянула о падении. Билл тут же завел лекцию о разнице между напряжением и растяжением, между контузиями и ссадинами.