Когда моя бутылка опустела, я почувствовал себя почти счастливым. Все это было приятным разнообразием после многих километров шоссе, после павильона с машинками и пухлой груди Джейн.

Я подозвал официанта и выложил ему десятитысячный билет. Я подождал сдачу, поднялся из-за стола и направился прямиком за кулисы, к служебному выходу. Там я наткнулся на перуанского танцора, который уже переоделся китайским мандарином и готовился жонглировать тарелками.

— Вы кого-то ищете? — спросил он.

Это был высокий мужик с большим крючковатым носом, и если он с таким шнобелем хотел сойти за китайца, то я мог смело выдавать себя за герцога Виндзорского!

— Я ищу Жильберту.

Он решил, что я ее знакомый, и сразу подобрел.

— Вы знаете, она болеет…

— Не может быть!

— Да-да.

— И давно?

— Уже два дня. Кажется, ангина.

— Какая досада… Мне нужно было ей кое-что передать.

— Так передайте моей жене… Она в ложе, в конце коридора.

— Спасибо.

В коридоре нашлась лишь одна комната с гордой надписью «ложа»; в ней обычно переодевались здешние «звезды эстрады». Женщина крикнула «войдите!»; я вошел и увидел, что она стоит почти голой перед зеркалом и сладострастно гладит себе сиськи.

Она посмотрела на меня без малейшего смущения. Для нее я был всего-навсего мужчиной, а мужчин она не боялась.

— Что вам угодно?

— Я искал Жильберту, но мне сказали, что она больна…

— Похоже, что так.

— Очень жаль, мне нужно было ей кое-что передать…

— Ну, передайте мне, завтра я ее увижу.

Я изобразил смущение и сказал:

— Да нет… Это очень личное.

Лицо танцовщицы тут же зарумянилось от любопытства. Вообще она была очень недурно сложена. Ято и дело поглядывал на ее грудь. Она увидела, что я к ней, так сказать, расположен, и сразу перешла на ласковый тон:

— Вы мне не доверяете?

— Ну почему же… — вяло ответил я, еще сильнее подогревая ее любопытство. В сущности, то, что я делал, было довольно глупо: результат мог оказаться ниже всех ожиданий. Я добирался до Кармони самой что ни на есть дальней дорогой.

— Видите ли, — ляпнул я наконец, — это… что-то вроде нюхательного табака. Вы понимаете, что я имею в виду?

Она разинула рот.

— Серьезно?! Значит, Жильберта «шмыгает»?

— Я не знаю, ей это предназначено или нет. Меня просто попросили передать. Честно говоря, мне эти дела не очень-то по душе…

Теперь, когда танцорша выведала мою тайну, ей было на меня глубоко плевать, и она быстро затолкала свои гулящие сиськи в черный шелковый корсет. Я понял, что ее нельзя расхолаживать, иначе я останусь у разбитого корыта.

— Послушайте, мне неохота таскать это с собой. К тому же я заплатил свои деньги и хочу их поскорее вернуть. Вы, случайно, не знаете, кому тут можно это спихнуть?

Я знал, что вступаю на скользкую тропу. Если она испугается, мне впору будет возвращаться восвояси. Так что я постарался сказать это с самой невинной и самой глупой рожей, которую только мог состроить.

Она стала натягивать через голову блестящее платье; наконец из воротника вылезло ее чуть покрасневшее лицо.

— Спросите Лили.

— А кто это — Лили?

— Гардеробщица.

— А вы не могли бы сами меня с ней познакомить? С меня шампанское за труды…

Она сделала ужасную гримасу.

— Нет уж! Мы в нем тут купаемся за хозяйский счет…

Нужно было срочно что-нибудь предпринять.

Я достал десятитысячную купюру и положил ее на трюмо.

— Танцовщицам всегда нужны чулки… Вот, купите себе несколько пар…

От этого она сразу расцвела.

— Подождите секундочку, я вас отведу!

Пока она заканчивала наряжаться, у меня, признаться, здорово чесались руки. Наверное, виной тому был стоявший в «ложе» запах — странная смесь духов и подмышек. Я вовремя удержался, чтобы не цапнуть ее за ляжку: не хватало, чтобы она залепила мне пощечину!

Через минуту мы уже стояли перед вышеупомянутой Лили, высокой тридцатилетней бабой с довольно глупым лицом и черными, коротко подстриженными волосами.

— Знакомьтесь, — сказала танцовщица. — Это приятель Жильберты, да и мой тоже.

(До чего быстро вас записывают в друзья, когда вы бросаетесь деньгами!)

— Ему нужно кое-что продать, — продолжала вертипопка. — Думаю, вы договоритесь.

И, решив, что ее миссия выполнена, она оставила нас наедине.

Я вежливо улыбнулся, но этой Лили было начхать на предисловия… Я ее сразу раскусил — по глазам, Баба была скупой. Жадность читалась на ее лице, как в книге. Она наверняка промышляла «снежком» среди здешних кайфистов.

— Что вы хотите продать? — спросила она с легким недоверием.

Ее следовало поскорее расположить к себе. Но на этот раз притворяться влюбленным Ромео было бесполезно, Судя по всему, ей было начхать на мужские знаки внимания. Я даже заподозрил, что она лесба.

— Пустяк, — сказал я. — Небольшой пакетик «снега», попал ко мне чисто случайно. Сам-то я не балуюсь, вот и хочу побыстрее сдать.

— Товар хороший?

— Первый сорт… Если заберете весь, могу сделать скидку…

— Сколько у вас?

— Пятьдесят граммов.

Она задумалась.

— А откуда порошок?

— Скажем — получил в наследство. Не волнуйтесь, не «засвеченный», если вас это тревожит…

— Сколько за него хотите?

— Да я вообще-то в ценах не разбираюсь, вам виднее…

У нее сразу заблестели глаза. Говорил же я вам — жадина… Я готов был побиться об заклад, что она аккуратно вносит деньги на сберегательный счет и потихоньку покупает золотые луидоры, пряча их под матрацем и пересчитывая по вечерам… Я почувствовал к ней отвращение.

— Ну что ж, надо подумать, — сказала она. — Вот что: я заканчиваю в четыре часа. Подождете?

— Конечно!

— Тогда — в четыре, у выхода…

— Идет.

Я вышел и посмотрел на часы: был всего час дня. Я отправился в район Больших Бульваров, отыскал аптеку, купил моток лейкопластыря и небольшой пакет соды. Этого было вполне достаточно.

На одной из темных улочек я высыпал большую часть соды и аккуратно завернул все остальное. Теперь оставалось только дождаться назначенного часа.

Я дошел по ярко освещенным бульварам до самого Сен-Лазара. В сердце у меня тоже горели разноцветные огни. Я думал о том, что порой жизнь все-таки бывает прекрасна. Уже несколько лет подряд во мне вот так чередовались тревога и покой. Стоило моим передрягам немного улечься, как я с новой силой начинал любить весь наш земной шарик… Надежду из человека не вытравишь ничем.

Я выпил несколько рюмок коньяка в привокзальных забегаловках. В них преобладали усталые уличные девки, зашедшие выпить чашку крепкого горячего кофе, прежде чем снова отправиться на тротуар. Увидев, что я без пары, одна из них как бы невзначай подкатила ко мне.

— Скучаем, красавчик?

Она была маленького роста, толстая, с улыбкой в форме апельсиновой дольки. Ее бледная помада напоминала вставленный в рот ядовитый цветок.

— Отвали.

Наверное, у меня сделался тогда мой самый недобрый взгляд; во всяком случае, она сразу же отвязалась и потащила свой пластмассовый стаканчик на другой край стойки.

Три часа прошли довольно быстро. Я вернулся в «Кокос». Лили уже стояла у дверей с сердитой физиономией.

— Наконец-то! Я уж думала, выставили мне фонарь!

— Извините, часы отстают.

Она недоверчиво поглядела на меня:

— Куда нам идти?

— Все равно куда: товар при мне.

— Я живу здесь, рядом; идемте ко мне, так будет спокойнее.

— Ладно…

Жила она на улице Мартир, на втором этаже. Квартирка ее чуть отдавала стилем рококо. В ней стоял волнующий запах старины. Пол был начищен до блеска, повсюду стояли цветочные горшки, на окнах висели занавески с кистями…

— Только не шумите! — взмолилась гардеробщица. — Моя мама спит…

Я помрачнел. Присутствие в квартире постороннего человека никак не входило в мои планы. То, что я собирался делать, вряд ли удалось бы без шума, а зрители мне были ни к чему.