Другое дело, что кто-то должен был контролировать работу посыльных, чтобы они – не дай бог! – не потеряли рукопись. Но этот контролер, вероятно, вел бродягу до встречи с Уиллом и тут же исчезал.

Так что приходилось ограничиваться наблюдением за подозреваемыми в те часы, когда они приходили в театр. Последнее время совсем пропал граф Эссекс, и давно уже не появлялись Саутгемптон с Ратлендом. Поговаривали, что все три графа отбыли в Ирландию – подавлять мятеж. Впрочем, красавец Генри Ризли и изысканный Роджер Мэннерс (граф Саутгемптон и граф Ратленд) воевали совсем недолго. А потом поползли слухи, что и Эссекс не только войну с мятежниками не выиграл, а вообще войска бросил и прямо с поля боя примчался в спальню королевы жаловаться то ли на судьбу, то ли на ирландцев. И королева не сказать чтобы была этому очень рада. Похоже, дела у этого Э. совсем плохи. И если этот Э., паче чаяния, Шекспир, нужно держать ухо востро. К тому же Уилл выяснил, что сей королевский фаворит младше его самого всего на два года, ему сейчас тридцать три, возраст рискованный: похоже, этот Э. – трефовый валет! Или даже король…

– Трефовый валет!

– А мы его червонной дамой! – Олег собрал со стола битые карты и отложил их в сторону.

– Погоди! Ведь бубны – козыри?

– Ты что, Кентуша, вообще за игрой не следишь? Черви козыри у нас – бубны были в прошлый раз!

– Бубны в Сибири, а у нас джембе.

– А как же на спине бубновый туз?

– Вот это как раз о Сибири. У нас все проще: мешок на голову – и в озеро с крокодилами…

Помолчали, посмотрели в окно. Даже от беглого взгляда на улицу становилось душно.

– Хорошо сейчас в Сибири. Морозец, снег…

– Нет, Кентуша, Сибирь тебе в ближайшее время не светит.

– Зато тебе светит. Но ты, похоже, особой тоски по родине не испытываешь…

– Рад бы в рай, да грехи не пускают, – печально вздохнул Олег. – Да тебе и не понять широты русской души.

– Да я, может, один среди вас всех по-настоящему русский!

– Это как?

– А вот так! У вас у всех русских татарская кровь есть, а у меня нет! – Черный диктатор добродушно и совсем по-русски широко улыбнулся, а потом не выдержал и расхохотался. Затем бросил карты на стол. – Ладно, не обижайся… Ну что там с нашим гением?

– Дело движется. У меня все под контролем, но есть одна заморочка… – Олег, не задумываясь, употреблял жаргонные слова.

Кенадит прожил в России лет пятнадцать и не только прекрасно говорил по-русски, но и вел себя порой соответствующим образом. Мог, например, выпить стакан водки залпом и не поморщиться. В Москве в студенческие годы иные русские не могли его перепить, а уж если на спор, и подавно. Еще Кенадит с удовольствием пел заунывные русские песни и любил приукрасить свою речь разухабистым матерком, примеры которого мы, щадя читателей, приводить не будем.

– Ну здрасьте вам, приехали! Только мы выстроили систему управления в стране, как кончились деньги! Только придумали, где их найти, так ваш ученый стал ломаться, как…

– Ой, Кентуша, мы сейчас, может, в историю входим… – Кенадит ошалело заморгал глазами. – Нет, я только предупредить, чтобы ты поделикатнее в выражениях. Ты ж понимаешь, в наше время всё записывается, никуда не скроешься. Войдешь в историю с каким-нибудь хренопатамством!

– Да, Олежек, ты прав, мерси за маляву. Значит, я продолжу. Только заманили мы этого гения, так новая заморочка. Что на этот раз случилось? Я достаточно изысканно выразился?

– Ничего особенного. Оказалось, что для исследования мало того программного обеспечения и электронных архивов, которые мы ему предоставили. Ему нужны настоящие книги…

– Ну знаешь, твой гений просто беспредельщик какой-то. Хакеры ему все электронные библиотеки вскрыли, любые книги и статьи по шекспировскому вопросу, а он…

– Есть одна страничка, которой нет в этих библиотеках.

– С чего же он решил, что она вообще существует в природе?

– Он математик, он ее вычислил.

– Все-таки математик! А выеживался-то как! Не математик я, не математик! Мне Эдуард докладывал.

– А ты больше Эдика слушай! Лезет через мою голову и тебя путает. Мы же с тобой договорились: окончательная информация только от меня.

– Я сам буду решать, кого и когда мне слушать! – Кенадит немного помолчал, глядя в окно и думая об истории. – Ладно, не обижайся. Говори, что там у тебя.

– По образованию он, конечно, не математик, зато в душе… Но вообще-то, если честно, то не нужно быть математиком, чтобы понять, что каждая вещь имеет две стороны.

– А то и четыре. Но это уже философия, а не математика.

– Это опять-таки, с какой стороны посмотреть. С одной стороны математика, а с другой – философия. Но по-хорошему сторон-то всего две, остальное от лукавого. Можно, конечно, рассуждать и о четырех сторонах, и о восьми, но зачем? Многие и вторую-то не замечают. Например, шекспироведы, оказывается, в упор не видели второй стороны портрета Шекспира в Первом Фолио.

– Правую и левую, что ли?

– Нет, это все внешнее, и это как раз видели. Говорили, что у Шекспира там два правых рукава. Или два левых, точно не помню. Но не как у всех: правый и левый.

– С чего бы это?

– Тут разное предполагают, но что нам до того? Сомов же увидел настоящие стороны: лицевую и изнаночную. И вот изнаночную сторону портрета, получается, никто и не изучал. А там бог знает что увидеть можно. Он считает, что там – портрет настоящего автора.

– Ну и в чем тогда проблема? Увидел и увидел. Подошьем к делу. Нагляднее будет. Вот вам и фото фигуранта. Фас? Профиль?