– Да, собор ему прикупить не помешает – грехи замаливать, – скривился Шакспер, вспомнив, как его обобрали до нитки в игорном заведении Хэнслоу и выкинули на улицу, перед этим намяв бока, чтобы не было желания жаловаться. Уилл был уверен, что это произошло не без участия Фила.

Но, впрочем, это было в те дни, когда он только приехал в Лондон в поисках удачи. И вот теперь, кажется, он ее нашел. У него в Лондоне дом, пусть небольшой, но никаких соседей под крышей, да и от театра недалеко. Не нужно плестись после спектакля через весь Лондон, который он к тому же еще не очень хорошо знал. Большинство улиц были такими грязными, узкими, кривыми, плохо вымощенными и столь опасными по ночам, что плутать по ним было сомнительным удовольствием. Его два раза в день бесплатно кормят. Он устроился в театр к Джеймсу Бербеджу, отцу Ричарда, пускай сторожем и рабочим сцены, но зато он получает неплохое жалованье. Чем не удача? Это для него-то, приезжего из провинциального Стратфорда. Но нет! Удача еще впереди. Он на этом не остановится! Надо только понять, где здесь собака зарыта. Дайте ему только время…

– А когда честная компания собирается на гулянку?

– Да прямо сейчас и пойдем. Собирайся давай. Выпьем еще по стаканчику, я обсохну слегка – и вперед!

– Хватит уже стаканчиков. Вот в «Русалке» и выпьем. Не обеднеет Фил Хэнслоу, – проворчал Шакспер, убирая со стола бутылку, и пошел на второй этаж за плащом, шляпой и ремнем, на ходу поправляя камзол.

30 декабря 2010

Тот же покрой камзола, такой же поворот головы, то же самое направление взгляда!

Александр с волнением сравнивал два портрета. Портрет Шекспира он взял с каминной полки, вернулся обратно в кабинет и положил его рядом с экраном ноутбука.

Неужели все так просто? Неужели такое невероятное на первый взгляд решение может оказаться верным? Он с улыбкой вспомнил немку Хильдегард Хаммершмидт-Хуммель. Ох, как бы сейчас ему пригодились ее эксперты-криминалисты.

Конечно, и в Москве сейчас можно заказать экспертизу. В Москве теперь за деньги можно сделать и купить абсолютно всё, но дело даже не в деньгах. Времени на это совершенно нет. Прошел еще один день, а он ни на йоту не сдвинулся с места. Он не привык работать в такой спешке. Словно над ним раскачивается огромный маятник и с каждой секундой опускается всё ниже и ниже, и вот уже скоро он почувствует его прямо над головой. Вперед – назад, вперед – назад… А потом конец… Волосы зашевелились у него на затылке.

Он прикурил сигарету и жадно затянулся. Так, надо сосредоточиться. Он наверняка на финишной прямой. Надо проконсультироваться, но с кем? Думай, думай… С кем же?… Есть! Он отпил еще глоток остывшего кофе, воткнул недокуренную сигарету в до краев переполненную пепельницу, придвинул к себе ноутбук и открыл почту.

30 декабря 2010 г. 16:23 пользователю ‹[email protected]›:

Иван Мурашов был известным художником-реставратором и старым другом Александра. Они виделись редко, но, что называется, метко. Иван практически не пил крепких напитков, но зато литрами глотал пиво, в котором разбирался как бог и мог посоперничать с любым дегустатором. А слегка опьянев, рассказывал захватывающие истории о том, как он еще в студенческие годы, во времена Советского Союза, сумел с друзьями побывать во Франции. Как бедные студенты везли туда черную икру, которая была в Европе на вес золота, а в СССР стоила совсем дешево, нужно было только ее достать. Как в Париже он общался с еще живым тогда Глебом Струве, а старик мешками дарил запрещенную в совке диссидентскую литературу. Как потом, трясясь от страха, они ввозили в страну «Ардис» и «Посев». Как он вместе с Алексеем Хвостетко гулял по кабакам все того же Парижа, и Хвост знакомил его с эмигрантской богемой. Как он пил с Капланом и Барышниковым водку в «Русском самоваре» в Нью-Йорке. Как на улицах Будапешта рисовал этюды, тут же продавал их туристам из Англии и потом убегал от полиции. Как потом его акварели за баснословные для него тогда деньги купил аукцион «Кристис», и он не знал, что делать с такой кучей валюты.

Итак, вся надежда на Ивана. Оставалось только ждать, что он ответит. А пока нужно было продолжать работу.

Май 1589

Уилл и Ричард, продолжая разговаривать, дошли до «Русалки». Когда они вошли в трактир, там было уже полно народа, так что им с трудом удалось протиснуться поближе к столу. Здесь были и актеры, и шлюхи, и просто зеваки, не имеющие к театру никакого отношения. Во главе стола сидели Фил Хэнслоу и еще какой-то незнакомец. Незнакомец рассказывал анекдоты, а собравшиеся слушали затаив дыхание. На Уилла с Ричардом даже зашикали, пока они пробирались к своей цели.

– Если женщина подвержена падучей болезни, ей не следует ездить на запад, чтобы не попасть на остров Мэн… – Аудитория так и грохнула от смеха, рассказчик же, не дожидаясь, пока все замолчат, продолжал: – И из-за этого несчастья им нужно учиться всегда держать ноги скрещенными.

Опять грянул дружный хохот. Раздались возгласы: «Налейте ему еще! Фил, налей ему! Давай, Кит, рассказывай!» Сидевший во главе стола продолжал, не обращая внимания на крики.

– Почему ни один английский врач не может быть превосходным? – спросил он, обращаясь к зрителям. – Потому что все лекарства иностранные!

Видно, ему было не впервой быть в центре внимания, так как он чувствовал себя словно рыба в воде.

– Кит, тебе бы не пьески писать, а самому на сцену!

– Да ты прирожденный актер!

– Каннибал – самый любящий враг, – снова начал Кит. – Ведь ни один человек на свете не станет добровольно есть то, что ему не нравится.

Опять толпа взорвалась от хохота, а тот, кого называли Китом, взял кружку со стола и выпил добрую пинту пива залпом. Затем крякнул, обвел всех собравшихся хитрым взглядом, откинул прядь светлых волос со лба и продолжал:

– Знатной даме не стоит ходить со своими волосами, ведь это столь же мерзко, как и пальто из собственной шерсти.

Собравшиеся бились в судорогах от смеха. Веселье в «Русалке» достигло самого разгара. Девицы хихикали и кокетливо позволяли хватать себя за грудь и шлепать по заду. Многие из них уже примостились на коленях у актеров, сидевших за столом. Остальные вертелись в толпе, приставая ко всем подряд, и призывно подставляли все части тела для поцелуев и шлепков. Пиво и виски лились рекой. Столы были уставлены блюдами с кабаниной, фасолью, маринованной селедкой и другими закусками.

Кит Марло – а кто же это мог быть еще, как не он? – выглядел молодо и был, похоже, примерно одного возраста с Уильямом. По всему было видно, что человек он знатный. На нем был дорогой камзол, как на джентльмене, да и манеры как у графа, а не как у простака. Кит был строен и довольно высок. Пышная копна светлых волос все время выходила у него из подчинения, и он то и дело был вынужден поправлять непослушные пряди ладонью. Правильные черты лица, голубые глаза и аккуратно подстриженные усики, придававшие ему особое благородство. Уильям составлял про себя словесный портрет, отмечая особые приметы Марло, чтобы лучше его запомнить. И голос вроде похож… Уильям не мог сказать это с уверенностью, но определенное сходство явно было. В конце концов, выпитое могло несколько изменить голос.