– Пойдемте, сэр, потащимся к концу!

Александр поднялся и направился вслед за ним. Они прошли по рукаву, соединяющему самолет со зданием аэропорта.

– Нам сюда. – Эдуард кивнул в сторону девушки в униформе с табличкой VIP в руках.

Александр удивленно посмотрел на своего спутника.

– И попрошу вас без глупостей, – негромко добавил Эдуард, приглашая Сомова вслед за собой.

– Мистер Вэлс? – обратилась девушка к Эдуарду

– Мистер Уилсон, – широко улыбнулся ей Эдуард, – и мистер Вэлс, – кивнул он в сторону хмурого Александра.

Остроумие Эдуарда Сомов оценил еще в Хитроу при вылете, когда тот протянул ему слегка потертый фиолетовый британский паспорт с фамилией Wels. Его нынешняя фамилия была наглой калькой с его прежней, русской. И на английском, и на немецком языке не что иное, как «сом».

– О’кей! – Девушка улыбнулась в ответ. – У вас есть багаж?

– Нет, все с собой, – ответил Эдуард.

– Тогда пройдите, пожалуйста, за мной.

Они проследовали за сотрудницей аэропорта в VIP-зал и подошли к стойке паспортного контроля. Эдуард с невозмутимым лицом протянул девушке-пограничнику свой паспорт.

– У вас есть что декларировать?

– Нет.

– Цель вашего приезда?

– Бизнес. Мы с коллегой, – он кивнул в сторону Александра, – надеялись до Нового года решить все свои дела и улететь обратно в Лондон. Правда, теперь не уверены, что успеем. Еще придется до Москвы как-то добираться.

Александр впервые проходил паспортный контроль в VIP-зале, да еще по чужим документам. Ему было немного не по себе, но он старался не подавать виду. Девушка-пограничник взяла паспорт и стала внимательно его перелистывать.

– В России такие красивые пограничники, что хочется, чтобы они тебя арестовали, – попробовал пошутить он.

Девушка даже бровью не повела.

– Надолго в Россию, мистер Вэлс?

– Хотелось бы поскорее домой.

Девушка щелкнула штампом и протянула Александру его паспорт. На удивление, паспортный контроль занял всего пару минут. Таможенники вообще не обратили никакого внимания на двух тихо разговаривавших англичан.

Возвращаясь из-за границы, Александра всегда поражал контраст между столицей нашей родины и европейскими городами. Разница была видна прямо при выходе из здания аэропорта. Черная грязь, смешанная со снегом, не только на проезжей части, но и на тротуарах, машины, пытающиеся вырваться из неразберихи площади перед аэровокзалом, оглушающие сигналы автомобилей, крики водителей, уже подзабытый мат соотечественников и унылые лица гаишников, равнодушно взирающих на бесконечные пробки. Унылыми были, правда, не только гаишники, но и абсолютно все, кто попадался навстречу. Иностранцы без труда отличали русских за границей по этому непередаваемому выражению лица. Как будто извечная скорбь еврейского народа навсегда покрыла лица россиян. Александр не любил улетать из Москвы еще и потому, что не любил сюда прилетать. Питер от Москвы в этом смысле ничем не отличался.

– Вот видите, как все просто в России: заплатил еще половину стоимости билета – и можешь везти сюда что хочешь.

– Ага, – восхитился Александр, – и безо всякой очереди.

Он вспомнил, как российские туристы по нескольку часов бьются в бесконечных очередях, возвращаясь домой из заграничных поездок, проклиная эти самые очереди, таможню, извечный российский бардак и друг друга.

Осень 1576

«Нет, неспроста мы встретили друг друга на арденской дороге, – размышлял граф. – Сама судьба подарила мне еще одну Анну, простую девушку, дочку местного зажиточного фермера». Но послана ли ему новая Анна его ангелом или, скорее, демоном-хранителем, чтобы помочь вернуть Анну старую? Вернуть – значит простить.

Граф давно бы простил свою жену – благородства у него на это хватило бы с лихвой, – сумел бы подавить свою ревность. Но вот беда, он не до конца был уверен, что жену вообще было за что прощать. Конечно, человеку, который породил его сомнения, граф доверял полностью. Но ведь раньше он и жене полностью доверял! А сейчас даже не захотел встретиться с ней… Фактически сбежал. Струсил, не смог в глаза посмотреть. А вдруг она?… Нет, лучше этого не видеть.

Вот и метался граф вокруг своих владений в карете, никем в округе прежде не виданной, как Летучий голландец.

Но теперь граф раскатывал не бесцельно, а каждое утро, как на работу, приезжал на место встречи с Анной. «Рано или поздно она появится, раз десять лет регулярно по этой дороге ездила», – рассудил граф.

Но ему не очень повезло. После встречи с Анной в субботу пришлось ждать целую неделю. Воскресенье, естественно, выпало – в школе не было занятий. А с понедельника братишка Анны Хэтуэй, Роберт, захворал. Дело шло к зиме, и простудиться, сидя в продуваемой всеми ветрами повозке, было не сложно. Анна не то чтобы забыла о графе. Как же забудешь о таком событии? В их глуши этого и двести лет могло не произойти, а вот на тебе, случилось.

Но Анна была девушка здравомыслящая и не обольщалась на свой счет. Кто она, а кто граф? Да и что хорошего могло выйти? В общем, она воспринимала их встречу как эпизод из волшебной сказки. Ехал принц… Ну и проехал. Два-три дня повспоминала и забыла вроде как: домашние дела поглотили. Их же всегда немало, а тут еще Роберт заболел!

Поэтому, когда Анна в половине седьмого утра в следующую субботу снова отвозила брата в школу и увидела на том же месте знакомую карету, она была просто поражена. Но останавливаться не стала – сделала вид, что не заметила ничего, да и времени на разговоры не было. Зато, отвезя Роберта в школу, она не стала ждать его, как обычно. Теперь ее саму ждали, и она не могла обмануть ожидания или сделать вид, что ничего не было. Тем более что ощущение сказки, в котором она жила несколько дней после встречи с графом, вернулось как по мановению волшебной палочки!

Она заметила его еще издали, он шел навстречу, оставив карету где-то далеко позади. Анна съехала на обочину, соскочила с повозки и бросилась к нему. Казалось, жених и невеста, разлученные на пороге венчания, через много лет наконец-то вот-вот воссоединятся – с таким порывом они кинулись навстречу друг к другу! Если бы у этой сцены нашелся зритель, он ни на секунду не усомнился бы, что дело закончится страстными объятиями и поцелуями. Но молодые люди только взялись за руки и замерли. Соприкоснувшись ладонями поднятых рук, они долго молча смотрели друг другу в глаза.

– Ты что, правда ждал меня здесь каждый день?

– Да. Мне неловко об этом говорить, но я, как мальчишка, ждал тебя с утра и до вечера.

– С раннего утра и до позднего вечера?

– Конечно, ведь я боялся пропустить твое появление.

– А я не забыла твое.

– Ты меня простила?

– За что?

– За слуг в масках.

– Я видела только тебя.

– Мне стыдно. Зато сейчас я совершенно один.

– Один? Ты бросил свою карету…

– Я бросил не только карету, Анна. Я бросил свою жену.

– Расскажи мне. Почему?

– Я попробую, если ты меня не оставишь.

– Как я могу тебя оставить?

– Я верю, что не можешь. Надеюсь и верю.

– Я тоже верю. Но сначала расскажи мне про жену. Что у вас произошло?

– Ничего. Я уехал.

– Ты не любил ее?

– Ей казалось, что я любил ее. И я ей верил. А вера стирает границу между бытьи казаться.

Анна внимательно посмотрела на графа.

– Потом мне стало казаться, что она предала меня.

– Предала? Ради кого?

– Ради отца. И матери. Но прежде всего – отца. И тогда я уехал.

– И не захотел возвращаться?

– Нет, я хотел вернуться, ведь у меня родилась дочь.

– К дочери нужно вернуться, даже если усомнился в жене.

– Конечно. Если это твоя дочь.

– Как ты можешь так говорить?

– Есть причины.

– Не может быть никаких причин. Ты или веришь ей, или нет.

– Да, быть дочери твоей или не быть – вопрос веры. Анна, ты умна не по годам. Новая Анна.

– Новая? Понятно.