– Обычно Христо играет в трактире «У Зеленого Дерева» на Вальнерштрассе, – сказал Симонис, – милое заведение, всегда много людей.

Здесь встречались не только ремесленники, купцы и простой народ, пояснил он, но и почтенные аристократы со звучными именами, и клирики с безупречной репутацией, и все были готовы позволить обобрать себя профессиональным игрокам, будь то кости или карты, в фараона, в «тридцать и сорок», в триктрак и даже в шахматы.

– Большинство из них родом с вашей родины, Италии, и они – лучшие, включая и шахматистов. Христо часто говорит мне о Джоакино Греко, Калабрийце, который, по его мнению, является лучшим игроком всех времен. Они тоже играют на деньги, большие деньги, – добавил Симонис.

Нас снова прервали. Повозка Пеничека опять сделала резкий рывок в сторону.

– А что теперь случилось? – строго спросил мой помощник.

– Еще одна процессия.

– Опять? Да что сегодня такое?

– Понятия не имею, господин шорист, – ответил Пеничек с величайшим почтением. – На этот раз это валашское братство непорочного зачатия Марии. Все они идут к собору Святого Стефана.

Я выглянул из коляски, и прежде чем наш транспорт удалился в боковую улицу, я успел увидеть огорченные лица участников процессии и услышать их необычайно страстное пение.

Каждую ночь, продолжал тем временем свой рассказ Симонис, целые состояния меняли своих владельцев и оказывались, оставляя за собой слезы, отчаяние и мысли о самоубийстве, в карманах какого-нибудь итальянского рыцаря удачи: золото, поместья, дома, драгоценности, а у тех, кто ничего больше предложить не мог, даже руки и глаза.

– Глаза в качестве ставки в игре?

– Такие вещи даже не придут в голову человеку, который зарабатывает деньги честным трудом и ночью спит дома, господин мастер. Что ж, для того чтобы ограничить количество некоторых эксцессов, все еще остается в силе городской приказ 1350 года, который запрещает тем, у кого уже нет денег, но кто хочет сделать ставку, использовать в игре глаза, руки, ноги или носы. Однако есть люди, которые сделали это – и потеряли. По этой причине император Леопольд лет пятнадцать назад был вынужден обновить общественный запрет на азартные игры, поскольку они толкают людей в пучину нищеты и отчаяния.

Пока Симонис раскрывал мне тайны ночной жизни Вены, коляска остановилась из-за людской толпы.

– Младшекурсник, что, черт побери, опять творится? – спросил Симонис.

– Простите, господин шорист, – произнес тот смиренным голосом, – но этой процессии я не мог избежать при всем моем желании.

– Да что же сегодня такое? – удивился я, поскольку чересчур большое количество процессий одновременно обычно не случалось даже в столь религиозном городе, как Вена.

– На этот раз это гильдия ножовщиков. И они тоже идут к собору Святого Стефана, – поведал нам Пеничек.

– Похоже, сегодня там состоится крупное молитвенное собрание. Ты об этом что-нибудь знаешь, младшекурсник?

– К сожалению, нет, господин шорист.

И действительно, из-за процессии, возвестившей о себе пронзительным колокольным звоном, улица оказалась перекрыта. Во главе ее шли два подметальщика, разгребавшие в стороны снег, чтобы дать место «святым дарам». По венскому обычаю мы все должны были выйти из коляски и минуту стоять на коленях, осенять себя крестным знамением и бить себя кулаками в грудь, idemвсе прохожие вокруг.

– Проклятье, мы опоздаем, – причитал Симонис, а холод тем временем пронизывал нас до костей.

Процессия приблизилась, во главе ее шел священник, неся в высоко поднятых руках святыню. В толпе я заметил много плачущих. Рядом с нами группа молодых людей схватила своего одногодка и швырнула его наземь, заставляя встать на колени. В императорской столице протестанты (несчастный был, должно быть, одним из них) вообще-то должны были всего лишь приподнять шляпу, но их зачастую силой вынуждали опуститься на колени, как и все остальные. Говорили, что такой случай произошел даже с прусским послом, у которого императорскому двору потом пришлось прилюдно просить прощения.

Опоздание между тем становилось все более существенным, другие кареты тоже вынуждены были остановиться из-за процессии. Их пассажиры опустились на колени прямо внутри карет. Народ на улице бросал на них враждебные взгляды. Если бы мы были в предместье, где нравы всегда несколько круче, чем в городе, их, вероятно, силой заставили бы выйти и броситься на колена.

По звуку колокольчика (это я знал по собственному опыту) все жители окрестных домов прекратили работу, чтобы присоединиться к ритуалу.

Даже труппа театра марионеток, только что дававшая смешное представление, окаменела словно по волшебству: когда мимо проходила святая святых, мошенники превращались в примерных верующих.

Едва набожное шествие скрылось за углом, все вернулись к своим прежним занятиям, словно ничего и не произошло.

– Нет, я понимаю, что при игре в карты или кости рискуешь всем и теряешь все. Эти игры тем и славятся, что ведут к разорению, – сказал я Симонису, когда коляска снова пришла в движение. – Но шахматы? Кто же позволит добровольно обобрать себя шахматисту?

– Думаю, Христо мог бы рассказать вам по этому поводу гораздо больше. Хотя все знают, что шахматы – самый возвышенный и благородный из всех видов времяпровождений. Многие утверждают, что шахматы по причине своей утонченности являются единственной игрой, которая годится для князей и королей. Вы наверняка слышали, что среди венской знати существует мода брать уроки игры в шахматы, так же, как прежде музыки, философии или медицины.

И действительно, во время проверок дымоходов в домах богатых людей всегда можно было увидеть, что в салоне стоит шахматная доска из искусно инкрустированного дерева или из красивых камней.

– Лучшие шахматные фигуры сегодня делают в Лионе, Париже или Мюнхене, – добавил мой помощник. – А до войны самые красивые даже импортировали в Вену. В любом случае шахматы все больше превращаются в игру для богатых. Христо даже дает уроки, если, конечно, ученики хорошо платят. Если же он играет на деньги, его партнером часто является зажиточный молодой господин. Поэтому Христо в принципе очень хорошо зарабатывает.

– Однако такие люди, как Христо, то есть профессиональные игроки, должны иногда и проигрывать.

– Нас, студентов, защищает особое законодательство. В древней привилегии герцога Альбрехта от 1267 года записано, что студент во время игры может проиграть только те деньги, которые есть у него с собой, и не имеет права ставить ни свои книги, ни одежду. Кроме того, выигрыш в игре считается действительным только тогда, когда присутствует кто-то, кто регистрирует ставки игроков. А поскольку Христо играет без него, то в тех немногих случаях, когда проигрывает, он приводит в свое оправдание это обстоятельство, о котором его партнеры по игре не знают. И не платит. Если проигравший – не благородный человек и возмущается по поводу того, что его обманули, то может случиться и так, что он станет мстить.

Мы уже достигли Леопольдинзель на другом берегу одного из рукавов Дуная, то есть того квартала, где с завтрашнего дня будет размещаться посольство аги. Проехав по длинной алее, мы пересекли по мосту реку Донауканал, которая отделяет Леопольдинзель от обширных охотничьих угодий Пратер.

Должно быть, Христо собирался сказать нам что-то очень таинственное и срочное, подумал я, если велел приехать сюда, к лесу.

Мы пересекли мост, проехали мимо виллы благородной семьи Гекельберг по правую руку от нас и мимо владений благородного семейства фон Левентурм, расположившихся по левую руку, и приблизились к обширным землям Пратера.

Сразу за мостом мы остановились, мы были одни. Мы с Симонисом вышли из коляски. Пеничек остался сидеть на козлах и кивнул, когда мой помощник приказал ему не двигаться с места до нашего возвращения.

Зимняя погода заставила улицы опустеть, особенно эти, расположенные неподалеку от холодных лесов и мокрых лугов.