Изменить стиль страницы

Мне знакомо это чувство. Я смотрю на нее и знаю, что могу убить ее в любой момент, но еще я знаю, что рано или поздно, может, не сегодня и не завтра, но когда-нибудь мне придется устраивать свою жизнь. Я прижимаю нож к ее горлу, она просыпается, улыбается мне и желает доброго утра.

— Что ж, Мелисса, похоже, ты убиваешь людей, — говорю я, пожелав ей доброго утра в ответ.

— Похоже на то.

— И у тебя хорошо получается?

— Бесподобно.

— Хочешь, я тебя с мамой познакомлю?

Она смеется, потом мы занимаемся любовью. Позже я мысленно возвращаюсь к тому моменту, когда стоял в доме у женщины-инвалида и смотрел на ее рыбок. Тогда я не взял ни одной рыбки, потому что знал, что они не смогут заполнить ту пустоту, что была во мне. Знал ли я тогда то, что знаю сейчас? Что я был влюблен в Мелиссу?

Все эти убийства, все эти фантазии закончились, и в конце этого пути все, что я нашел, — это любовь. Похоже, жизнь моя развивалась как в типичном романе. Я чувствую себя как обычный Ромео, а Мелисса стала прекрасной Джульеттой.

Встаю, одеваюсь, разговариваю с ней и вдруг оказываюсь на улице и иду домой, вокруг меня мельтешат пешеходы и машины. Время от времени я осознаю, что перешел улицу или завернул за угол. Город довольно неплохо выглядит в это воскресное утро.

Я знаю, что меня не поймают никогда. Я слишком умен, чтобы это случилось. Несмотря на то чему они все учат, несмотря на то во что они все верят, иногда отрицательный персонаж просто уходит безнаказанным. Это жизнь. Век живи — век учись.

Счастливое окончание счастливой жизни. Вот к чему все свелось. Я был счастлив как Джо в роли Потрошителя Крайстчерча, но теперь я еще счастливее как Джо в роли Ромео. Этот безумный, шиворот-навыворот вывернутый мир повернулся таким образом, что я нашел истинную любовь. Я уйду с работы и подыщу себе что-нибудь менее лакейское. С котом и с благоверной передо мной раскрываются бесконечно заманчивые перспективы. Я потерял двух рыбок, но получил кое-что гораздо лучшее.

Я в двух шагах от своего дома, как вдруг рядом со мной, взвизгнув тормозами, останавливается машина. Уже тянусь за пистолетом, но потом вижу, что за рулем Салли. Вот почему визжали тормоза — такие люди, как она, водители никудышные. Я не представляю, как она права получила, но, наверное, это входит в ту же программу, что и раздача рабочих мест; якобы они от остальных ничем не отличаются. Салли открывает дверь и бежит ко мне, огибая машину, оставив мотор включенным. Она тяжело дышит, как будто эта шестиметровая пробежка совершенно вымотала ее. В руках у меня банка с кошачьим кормом, и я даже не помню, как ее покупал. Где мой портфель — одному богу известно. Светит солнце, дует теплый ветерок, и в кои-то веки не слишком жарко. Все идеально. Вот я иду один, вот через мгновение рядом со мной оказывается Салли. Она плачет.

Вздохнув, я кладу руку ей на плечо и спрашиваю, что случилось.

52

Я боюсь, что кто-нибудь из соседей может выйти, увидеть нас и подумать, что эта женщина — моя девушка. Я могу заполучить нечто гораздо лучшее, чем Салли. Вообще-то уже заполучил.

— Салли? Что случилось? Почему ты здесь?

— Потому что ты здесь живешь, — отвечает она, тяжело дыша. Интересно, откуда у нее мой адрес?

— Ладно. Чего ты хочешь?

Она осматривает улицу, не знаю зачем. У обочин стоят всего две машины. Одна пуста. В другой, на передних сиденьях, сидит парочка и оживленно беседует. Наверное, пассажирка — шлюха, а у ее спутника туго с наличкой.

— Поговорить. Спросить кое-что.

Я набираю полную грудь воздуха. Когда Салли задаст свой вопрос и мне придется ее отвергнуть, она еще больше расстроится. Одной женщины мне в жизни достаточно. Я думаю о том, с какой скоростью она подъехала, как долго она боролась, чтобы вырвать из груди это признание в своих чувствах ко мне.

— Ладно. Что ты хочешь спросить?

— Я хочу, чтобы ты перестал мне врать, Джо, — говорит она, и голос ее вдруг становится громче.

— Что?

— Не надо больше лжи, — говорит она, и в ее голосе слышен гнев.

Понятия не имею, что это ей взбрело в голову, и не знаю, что на это отвечать. Не могу сообразить, что она имеет в виду под моей ложью. Я даже не думал, что такие люди, как она, понимают, когда им врут.

— Так, Салли, давай ты сделаешь глубокий вдох, — говорю я и, чтобы доказать, что я такой же, как она, добавляю: — Из деревьев получается кислород.

Она следует моему совету и делает глубокий вдох, лицо ее немного разглаживается, но только совсем чуть-чуть. Наверное, она готовится задать свой главный вопрос, но, наверное, не совсем готова, чтобы принять мой отказ. Мне придется ответить ей, что дело не в том, что я не заинтересован в отношениях с ней, дело в том, что я вообще не заинтересован в отношениях. Лучше поскорее с этим покончить.

— Ладно, Салли, Джо не может долго слушать, я ухожу.

— Но ты ведь только что пришел! — восклицает она, и в мгновение ока на лице ее вновь появляется отчаянное разочарование. — Я видела тебя! Я ждала тебя с пятницы вечера! Мне приходилось возвращаться снова и снова. Я хотела подождать тебя прямо в квартире, но не смогла. Я ждала тебя на разных углах улицы. Иногда я засыпала. Иногда возвращалась домой и отдыхала там пару часов. Иногда ездила по кварталу, искала тебя. Не думала, что найду. И не нашла — ни в пятницу вечером, ни вчера. Но они не думают, что ты вернешься. Вот почему тут никого не осталось.

Лицо у нее красное и отекшее. Похоже, большую часть своего ожидания она проплакала.

— Они? Никого не осталось? Салли, ты о чем? — спрашиваю я, но она, конечно же, сама не знает. Она никогда ничего не знает. Ее мир полон котят, щенков и добрых-богобоязненных-вечно-улыбающихся-людей. У нее нет возможности что-либо действительно понять. Наверное, приятно жить вот так — невинно, ничего не осознавая.

Салли проводит ладонью по щекам, размазывая слезы.

— Ты должен мне рассказать, Джо.

— Послушай, Салли, сделай глубокий вдох и скажи мне, что такого важного ты хочешь сказать.

— Я хочу знать о твоих царапинах.

Это выбивает меня из колеи.

— Что?

— Я думала о них. Они не выглядят так, будто остались с детства.

Я помнил, как вернулся домой в пятницу и почувствовал, что моя квартира как будто сместилась на пару градусов. Сейчас у меня возникает похожее ощущение. Только речь уже не о моей квартире, а о всей улице. О всем мире. Я крепче сжимаю банку с кошачьим кормом. Убираю руку с плеча Салли и подношу ее к карману.

К тому, в котором спрятан пистолет. Люди, сидящие в припаркованной машине, смотрят на нас. Одна дверь в машине слегка приоткрыта. Водитель разговаривает по телефону, наверное, назначает другое свидание. Шлюха собирается выйти.

— Я тебе когда-нибудь рассказывала о Мартине? — спрашивает Салли, меняя тему. Наверное, царапины ее больше не интересуют. Скорее всего, она уже забыла о том, что спросила. Салли подносит руку к лицу и снова вытирает слезы.

— Это твой брат, правильно?

— Ты мне напоминал его. Но больше не напоминаешь.

— А….

— Ты действительно умственно отсталый, Джо?

— Что?

— Парковочный билетик. Вот почему я здесь. И адрес в твоем личном деле на самом деле адрес твоей матери. Полиция понятия не имела, где ты живешь. Но я…

— Полиция? — спрашиваю я, и у меня вдруг сводит живот. — При чем тут полиция?

— Полиция не думает, что ты вернешься. Они тебя ждали, но ты так и не появился. Я рассказала, где ты живешь, потому что я тут уже была. Я помогала тебе, Джо. На работе, по жизни. Я лечила тебя после того, как на тебя напали. И то, что с тех пор погибли еще люди — моя вина.

— Это не ты мне помогла, это Мелисса, — вырывается у меня, но она, естественно, понятия не имеет, о чем я. — Слушай, Салли, — говорю я, пытаясь, чтобы мой голос звучал спокойно, но мне это не удается. Голос мой дрожит, я чувствую, как мир вокруг меня рушится. — При чем тут полиция?