Компоновка газет и качество печати в шестидесятые годы были ужасными, шрифт неудобным, а растр фотографий грубозернистым. Анника была счастлива, что ей не пришлось работать в то время.

Каждой эпохе свои идеалы, подумала она, возвращаясь в свою стеклянную клетку. Во времени можно жить как в каком-то месте, и шестидесятые были неподходящим местом для нее.

Но подходят ли ей двухтысячные?

Она услышала телефонный звонок и ускорила шаг.

— Я слышал, что ты меня искала, — сказал Ханс Блумберг, архивариус «Норландстиднинген».

— Как хорошо, что вы позвонили, — сказала Анника, закрывая за собой дверь. — Как вы себя чувствуете?

На секунду повисло молчание.

— Почему это тебя интересует?

Анника села на стул, удивляясь беззащитности вопроса.

— Телефонистка на коммутаторе сказала, что вы больны, и я обеспокоилась.

— Хо-хо, пресловутая женская заботливость, — сказал Ханс Блумберг, и Анника, против воли улыбнувшись, сразу вспомнила, как он сидит в своей фуфайке за обшарпанным столом под доской объявлений, оклеенной детскими рисунками и украшенной призывом продержаться до пенсии.

— Ничего серьезного, надеюсь? — сказала Анника и откинулась на спинку стула.

— Нет, нет, нет, — ответил архивариус. — Все старое и обыденное. Срок хранения продуктов истекает. Они могут простоять в холодильнике несколько дней, и если их не выпьют или не съедят, то они портятся и прокисают. Их выливают и выбрасывают и идут покупать свежие. Так теперь со всем в этом нашем новом мире.

Анника перестала улыбаться, услышав эти слова. Тон был шутливым, но за ним угадывалась настоящая горечь.

— О да, — уклончиво ответила Анника, усилием воли заставив себя не обращать внимания на горечь. — Для меня вы не старый продукт, а выдержанное коллекционное вино.

— Да, стокгольмские девушки умеют ценить настоящих парней. Чем могу служить прекрасной даме?

— Общий запрос о днях минувших, — сказала она. — Я ищу данные об одном молодом человеке из Саттаярви, который жил в Лулео в конце шестидесятых и, предположительно, работал в церкви. Его звали Ёран Нильссон.

— Он умер? — спросил Ханс Блумберг и заскрипел ручкой по бумаге.

— Думаю, что нет, — ответила Анника.

— Стало быть, оставим усопших до лучших времен. Что ты хочешь знать?

— Все что угодно. Побеждал ли он в танцевальных соревнованиях, участвовал ли в демонстрациях против империализма, грабил ли банки, не женился ли он в то время.

— Ёран Нильссон, говоришь? Ты не могла найти менее редкое имя?

— Искала, но не нашла, — ответила Анника.

Архивариус испустил громкий стон. Анника явственно представила себе, как он наклонился над столом и встал со стула.

— Это может занять несколько минут, — сказал он. — С той поры столько воды утекло.

От нечего делать Анника стала просматривать hemnet.se и прочла материал о всех виллах, продающихся в Стокгольмском лене, остановилась на фантастическом новом доме на Винтерсвиксвеген в Юрсхольме — за какие-то жалкие шесть миллионов девятьсот тысяч, потом пошла попить кофе и поболтала немного с Берит, попыталась поймать Томаса по мобильному, но не смогла, отправила сообщение Анне Снапхане, и… в этот момент зазвонил телефон.

— Легкую задачку ты мне задала, — не здороваясь и тяжко вздыхая, произнес Блумберг. — Угадай, сколько Ёранов Нильссонов в нашем архиве?

— Семьдесят два с половиной, — ответила Анника.

— Совершенно верно, — согласился Ханс Блумберг. — Но единственного Нильссона, который родился в Саттаярви, я обнаружил в объявлении о помолвке.

Анника недоуменно вскинула брови:

— Оглашение обручения? Но ведь это было в девятнадцатом веке, когда пастор объявлял в церкви о предстоящем бракосочетании кого-то из прихожан, разве не так?

— Не так, — сказал Блумберг. — Оглашение обручения было обязательным до 1973 года, но ты права в том, что это дело пасторов. Оглашение должно было читаться в церкви три воскресенья подряд до свадьбы к сведению паствы.

— Но зачем было писать об этом в газете?

Ханс Блумберг задумался.

— Так было принято в то время, объявления такого рода заключались в особую виньетку. Вырезка из номера за 29 сентября 1969 года. Прочитать?

— Сделайте одолжение, — ответила Анника.

— «Ассистент прихода Ёран Нильссон, родившийся в Саттаярви, проживающий в Лулео, и студентка Карина Бьёрнлунд, родившаяся и проживающая в Карлевике. Бракосочетание состоится в ратуше Лулео в пятницу 20 ноября в 14 часов».

Ручка летала по бумаге, Анника едва успевала записывать его слова. По коже бежали мурашки, стало тяжело дышать. Боже милостивый, спаси и сохрани, ведь этого просто не может быть.

Она попыталась подавить волнение. Еще не время, надо все хорошенько обдумать и оценить.

— Ты счастлива и довольна? — поинтересовался Ханс Блумберг.

— Вы не представляете как, — хрипло ответила Анника. — Тысяча благодарностей. Вы не просто вино, вы — старое шампанское.

— Коли так, то я тебя нежно целую. Если что, звони.

Разговор закончился, и Анника вскочила со стула.

Yes! В голове шумело, кровь оглушительно пульсировала в ушах. Она выбежала в коридор, метнулась к спортивной редакции, потом собралась с мыслями, поняла, что у нее пока нет ничего конкретного, налила в автомате стакан кофе и поспешила к Берит.

— Где родилась наша министр культуры? — спросила она.

Берит оторвалась от монитора и, обернувшись, посмотрела на Аннику поверх очков.

— В Норботтене, — ответила она, — где-то недалеко от Лулео, как мне кажется.

— Не из городка под названием Карлсвик?

Берит сняла очки и положила руки на колени.

— Не знаю, — сказала она. — Почему тебя это интересует?

— Где она теперь живет?

— В пригороде, где-то к северу от Стокгольма.

— Замужем?

— Живет в гражданском браке. Детей нет. Ты что-то нашла?

Анника принялась раскачиваться с мыска на пятку, стараясь избавиться от шума в голове.

— Есть одна информация, — сказала она, — старое оглашение обручения, и мне надо проверить.

— Оглашение обручения? — переспросила Берит, но Анника уже вылетела из ее комнаты, ничего не видя вокруг, прибежала к себе, закрыла дверь, села к монитору и посидела, дождавшись, когда придет в норму пульс. Она подняла руки и начала медленно нажимать клавиши.

Она начала с сайта www.regeringen.se, правительственного сайта, и загрузила биографические сведения о шефе департамента культуры в формате pdf. Появилась фотография криво улыбающейся Карины Бьёрнлунд и информация о круге ее ответственности: культурное наследие, искусство, печать, радио, телевидение, религиозные объединения.

Были приведены и биографические данные: родилась в 1951 году, росла и воспитывалась в Лулео, в настоящее время проживает в Книвсте с гражданским мужем.

Ни слова о Карлсвике, подумала Анника и зашла на информационную площадку.

Она набрала в поисковой строке Karina Bjornlund Knivsta и получила ответ: женщина, родилась в 1951 году. Анника набрала в исторической справке вопрос о месте крещения.

Нижний Лулео.

Сердце у нее упало, от разочарования зашумело в левом ухе.

Она прикусила щеку, ладони зачесались. Надо искать дальше. Она закрыла информационную площадку и вернулась в Гугл, набрала в общем поиске karlsvik nederlulea и получила девятнадцать ответов. Самый верхний — история хозяина лесопильного завода Улофа Фалька (1758–1830) из Хеллестрема, что на территории нынешнего прихода Норфьерден в общине Питео, поискала на странице и выяснила, что один из потомков лесопильщика, некий Беда Маркстрем, родившийся в 1885 году, будучи взрослым, проживал в Карлсвике, в приходе Нижний Лулео.

Анника открыла карту и принялась искать этот населенный пункт.

Карлсвик оказался маленьким городком, примыкавшим к Лулео и расположенным на противоположном берегу местной речки.

Она откинулась на спинку стула. Это было озарение, все тело обмякло, корни волос невыносимо зудели, во рту пересохло, кончики пальцев онемели.