Утром следующего дня мы зашли к давно знакомому Холмсу ювелиру. После обмена приветствиями Холмс показал старичку пурпурную розетку и спросил, не сможет ли он изготовить ему такую же. Тот вооружился лупой, рассмотрел розетку со всех сторон, сделал какие-то измерения и отрицательно покачал головой.
— При всем моем уважении к вам, мистер Холмс, вряд ли смогу быть вам полезен. Это очень тонкая работа; если кто и может воспроизвести ее, то только старик Хайт.
Холмс поблагодарил ювелира, и мы отправились на розыски этого Хайта. Мы нашли его маленькое заведение, видимо не особенно процветающее, и Холмс обратился к нему с той же просьбой, сославшись на рекомендацию своего знакомого. Хайт испытующе поглядел на моего друга, после чего заявил против всяких ожиданий:
— Да ведь это моя работа. Если вы хорошо оплатите, то почему бы и не сделать вам такого удовольствия. Поверьте, я не зря кушаю свой хлеб, таким искусством не каждый владеет.
Я увидел блеск в глазах Холмса.
— Вы такое же изготовляли для Десмонда?
— Никакого Десмонда я не знаю и знать не хочу, — насторожился Хайт, — я вообще не имею привычки интересоваться личностями своих заказчиков. Удостоверений у них не спрашиваю. Я беру или не беру работу, если она мне по силам и если клиент не скупится на ее оплату. Клиентов, которые попросили меня изготовить эти пурпурные бутончики, было двое, они остались моей работой довольны, оплатили щедро, а личностями их мне совершенно не к чему было интересоваться, равно как и тем, для чего им нужно пурпурное золото такой формы.
Холмс побеседовал с Хайтом еще несколько минут, и мы покинули виртуоза ювелира. Взяв кеб, мы отправились к Британскому музею. Кларк встретил нас очень приветливо, немой вопрос прочитывался в его глазах.
— Скажите нам, мистер Кларк, как обстоят дела у профессора Хочкинса с подготовкой экспедиции и составлением сметы?
— Мистер Холмс, смету они завершают, и по ней вырисовывается очень крупная сумма. Материалы по консервации уже приобретены, и Хочкинс очень торопит меня с его отъездом.
— Очень хорошо, мистер Кларк. Сумма, я полагаю, должна быть наличной? Ведь экспедиции придется расплачиваться за жилище, продовольствие, платить носильщикам, за лошадей, ослов или какой-нибудь другой транспорт. В пустыне ведь нет банков, куда можно было бы перевести эти деньги.
— Вы не ошибаетесь, Холмс, все деньги поступят в распоряжение профессора Хочкинса, и он будет их расходовать по своему усмотрению.
— Я думаю, — сказал Холмс, — что подготовка экспедиции не является секретом для работников музея?
— Конечно не является. Все очень заинтересованы ею.
— Ну что же, пора заканчивать подготовку. Давайте ей свое благословение. Нельзя ли завершить ее с некоторой долей торжественности? Через два дня на третий, — Холмс назвал число, — объявите, так сказать, торжественные проводы. Соберите всех своих сотрудников в своем кинозале и продемонстрируйте еще раз тот фильм, который мы имели удовольствие видеть. Попросите Десмонда прокомментировать его. Это не займет много времени, но создаст у всех, я полагаю, общий подъем настроения, да и у профессора Хочкинса — тоже. Пока же мы распрощаемся, получите, пожалуйста, ваши бесценные экспонаты. О времени демонстрации фильма заранее поставьте нас в известность. Мы тоже с удовольствием посмотрим его еще раз. Если о нас, посторонних, кто-нибудь из сотрудников спросит вас, скажите, что вы договариваетесь с нами о проведении некоторых реставрационных работ. До свидания, мистер Кларк, мы ждем вашего извещения.
Холмс опять отправил меня на Бейкер-стрит одного, сказав, что ему еще надо кое-куда зайти.
В назначенный день мы получили извещение от Кларка о том, что заседание по проводам профессора Хочкинса начнется в шесть часов вечера в кинозале Британского музея. Холмс не стал дожидаться вечера и попросил меня быть у входа в Британский музей минут за пятнадцать до назначенного срока. Я прибыл на место и стал прогуливаться в ожидании дальнейших событий.
К моему удивлению, к означенному времени у музея остановились два кеба и из них высадилось шесть человек. Я узнал только двоих: Холмса и нашего старого знакомого из Скотленд-Ярда Грегсона, который приветствовал меня поклоном. Все остальные были очень сдержанны и молча проследовали за нами в кабинет Кларка, а оттуда в кинозал. Все они расселись поодаль от нас, мы остались рядом с Холмсом. Зал наполнился сотрудниками, и Кларк обратился к присутствующим с вступительным словом. Он напомнил, что собрались все здесь, чтобы пожелать доброго пути и успехов в изысканиях профессору Хочкинсу.
— Сейчас, — сказал он, — мы просмотрим кинофильм о предшествующей экспедиции в Египет, на могильники, где уже побывал мистер Десмонд, который будет сопровождать профессора Хочкинса. Он будет комментировать события, зафиксированные киноаппаратом, а потом ответит на вопросы присутствующих, если они у них возникнут.
Все затихли, в зале погас свет, вспыхнул экран, и под стрекот аппарата на нем стали разворачиваться события, с которыми мы уже были знакомы. Расположившись рядом с экраном, Десмонд пояснял все происходящее. Потом экран погас, в зале зажгли свет, и красивый, безукоризненно одетый Десмонд обратился ко всем, предложив дать пояснения, если у кого будут вопросы. Вопросы были. Спрашивали об опасностях пути, о тяготах и лишениях, о личности профессора Бове, которого сопровождал Десмонд. На все Десмонд отвечал очень охотно, подробно, с некоторой, можно сказать, элегантностью. Слушали его с большим интересом. Кое-кто делал пометки. Я окинул взглядом аудиторию и остановил свое внимание на тех, что прибыли с Холмсом. Они были сосредоточенными и невозмутимыми. Потом я увидел, что от них Холмсу передали какие-то записки, прочитав которые Холмс слегка улыбнулся. Я не мог понять, что забавное они ему сообщили, он же не посвящал меня в это.
Выждав некоторое время, Холмс попросил разрешения задать Десмонду вопрос.
— Пожалуйста, сэр, я к вашим услугам…
— Просмотр фильма и комментарий мистера Десмонда доставили нам всем большое удовольствие, за что, я полагаю, мы все должны выразить ему свою признательность.
Гул одобрения прошел по аудитории. Десмонд благодарно и изящно поклонился.
— Но меня несколько смущает одно обстоятельство, — продолжал Холмс, — и я хотел бы спросить, что побуждает мистера Десмонда столь неуважительно отнестись к своим слушателям?
— Почему у вас такое впечатление, сэр? Я не дал никакого повода к такому заключению, — быстро ответил настороженно выпрямившийся Десмонд. — Кто вы такой, сэр?
— Я не утаю своего имени, — сказал Холмс, — добавлю, что узнать его вам не доставит удовольствия. Вы обозвали нас свиньями, мистер Десмонд.
— Простите, сэр! Я ничего подобного не говорил. И в мыслях не держал! Как вам могло прийти такое в голову?
— Видите ли, мистер Десмонд, — парировал Холмс, — цивилизация делает гигантские шаги, и одним из ее плодов является кинематограф, который вы привлекли к своей работе. За ним закрепилось наименование — «Великий немой». Это соответствует его сути. Мы видим, что происходит на экране воочию, но не слышим никаких звуков. Основываясь на этом, вы допустили непростительную оплошность, полагая, что все сказанное вами никогда не станет известным зрителям. А вот что вы сказали, когда ваша работа увенчалась успехом, я имею в виду кадр, в котором вы передаете украшения профессору Бове: «Превосходная работа! Ни одна свинья не докопается до истины!» Так вот я — та самая свинья, которая все-таки докопалась, а имя мое — Шерлок Холмс.
Аудитория загудела. Десмонд с возмущением воскликнул:
— Это инсинуация! Вы все это выдумали, чтобы дискредитировать предприятие!
— Я ничего не выдумал, — спокойно заметил Холмс, — это вы не учли того, что недоступное обычному зрителю, в том числе и нам с вами, вполне понятно определенной категории лиц. Они присутствуют здесь, в зале. Это глухонемые, умеющие читать произнесенные слова по движению губ. Вы произнесли эти слова на чистейшем английском языке, обращаясь к французу — профессору Бове, хотя сами вы курс наук в Льежском университете слушали также на французском. Вот записи этих глухонемых и их наставников. В одной значится: «Произнесенные слова — не на французском», а во второй — то, что я уже сообщил вам.