Всего интереснее, что заказ на такое «резиновое стекло» был дан полковником Мэрдстоном. Так ли оно ему нужно? Наиболее вероятно, что ему хотелось побывать на заводе, что-то или кого-то там увидеть. Заказ свой он предложил, рассчитывая на заведомую его невыполнимость. И тут он обманулся в своих расчетах. Ральф Коннели заказ исполнил, не сообщая руководству завода тонкости своей технологии. Его-то и надеялся увидеть полковник, убедиться, что это именно то лицо, которое его интересует. Но общение, видимо, не состоялось. Ральф Коннели выполнил заказ, не выразив желания встретиться c заказчиком. Из документов, которыми располагает военное ведомство по англо-бурской войне, стало известно, что майор Мэрдстон командовал подразделением, в котором Эдвард Трент был сержантом артиллерии. Тим Пибоди состоял ординарцем при майоре Мэрдстоне, а Ральф Коннели — офицер соседнего подразделения. Неповрежденными с войны вернулись только Мэрдстон и Пибоди, а другие двое попали к бурам в плен. Все действующие лица, кроме полковника Мэрдстона, обосновались в Ипсуиче. Какие-то счеты, оставшиеся у них после войны, могли иметь место. Отпечатки пальцев Тима Пибоди прямо указывали на него как на злоумышленника. Его узнал швейцар клуба, в котором Мэрдстон имеет обыкновение играть в карты. Однако, несмотря на столь очевидные улики, версия о его причастности к этому делу отпала, ввиду того что Тим Пибоди к моменту преступления уже три дня находился под замком. Ясно, что отпечатки его пальцев фальшивые, оставленные преступником нарочито. Подобный случай вы, я думаю, помните, Лестрейд, — дело Гектора Макфарлейна, на которого падало подозрение в убийстве подрядчика из Лоуэр-Норвуда Джона Олдейкра. Тогда выяснилось, что Олдейкр жив и здоров, хитроумно обставив свое «убийство». Он тогда переборщил с отпечатками пальцев подозреваемого Макфарлейна. Он этот отпечаток снял с сургуча, который был на конверте, сделав по нему восковой слепок. В деле полковника Мэрдстона такое исключалось. Отпечаток пальца имеется на углу сейфа. Если бы он был на восковом слепке, то последний изогнулся бы под углом и в таком положении остался. Однако отпечаток есть и у косяка двери, после того как нападавший получил ранение. Стало быть, какая-то деформация слепка места не имела. Отпечатки, оставленные пальцем, на котором была перчатка! Они были нанесены на ее поверхность. Этот момент беспрецедентный. Такие перчатки мог изготовить только высокоталантливый специалист по резине. Несомненно, что и ему это стоило огромных усилий, прежде чем он добился успеха. Таким специалистом мог быть Ральф Коннели. Он уже достаточно зарекомендовал себя изготовлением прозрачной резины, толщина которой достигает трех четвертей дюйма. Благодарение богу, что таких специалистов единицы, а скорее всего, он — единственный. Такой инвентарь в руках преступников крайне осложнил бы работу всех сыскных отделений. Создается впечатление, что изготовитель этих перчаток не имел широких планов, сделав их толь ко для данного случая. Вряд ли такому таланту это нужно, он может составить себе состояние и удовлетворять свое научное любопытство, не вступая в конфликт с законом.

Теперь о самом нападении. Оно тщательно подготавливалось. Каков его мотив? Если ограбление, то почему, располагая временем, преступник не вскрыл сейф? Он ожидал прихода полковника. Хотел с ним расправиться? Почему же он тогда просто не зарезал или не удушил его? Почему он прибегнул к такому средству, как хлороформ? Если нужно было усыпить полковника, чтобы он ему не мешал, то все, что нужно-преступнику, он мог спокойно взять до его прихода. Вывод здесь однозначный: он хотел взять что-то, что держал полковник при себе. Ясно, что преступник не хотел убивать полковника. Если искомое находилось в карманах полковника, то совсем не обязательно усыплять его, можно обойтись без этого. Ведь полковник разделся, а одежда его располагалась на стуле. Был лишь один предмет, который он не оставил в одежде. Это пистолет, который он клал под подушку. Преступник завладел им после завязавшейся борьбы. Он чуть не поплатился при этом, но пистолет с собой унес, не только как оружие от преследовавших его лакеев, но и как предмет, за которым он приходил к полковнику. Зачем, он понадобился преступнику, для вас уже ясно. Следователь Глесстон представил это наглядно.

Все это я последовательно излагал Эдварду Тренту, чем и побудил его рассказать подробности. Вот что он мне поведал. В Африке в период войны он командовал батареей в подразделении майора Мэрдстона. Тот отличался крутостью своих поступков и жестокостью к подчиненным, но у начальства он был на хорошем счету. Тим Пибоди, его ординарец, выслуживался перед ним и старался больше своего командира, терроризировал солдат.

— Буры против нас первоначально имели успех и крепко задавали перцу, — рассказывал Трент. — Испортился замок у одного из орудий, и подошедшему тогда Тиму Пибоди я доложил об этом, надеясь, что майор даст соответствующие указания. Но тот на меня разозлился, а когда я стал настаивать, то просто отлупил меня, обозвав трусом и паникером. Майор, появившийся вскоре, всецело его поддержал, сказав, что если я позволю себе еще что-либо подобное, то он прикажет меня расстрелять. О Тиме Пибоди ходили среди солдат слухи, что он, уйдя добровольцем на войну, скрылся от преследования полиции, так как был замешан в каком-то ограблении. В общем, он — закоренелый уголовный тип, но именно такой, какой требовался майору Мэрдстону, для которого прошлое Тима Пибоди, по всей вероятности, не было секретом.

— Далее, — продолжал Трент, — майор приказал немедленно выдвинуть батарею на позицию. Вскоре появилась конница буров, завязался бой. Их артиллерийский огонь обрушился на мою батарею. В самый разгар неисправный замок с орудия сорвало и поувечило обслугу. Конница буров налетела вихрем и всех перебила. Я остался на поле оглушенным. Буры увезли меня в свой лагерь. В полевом их госпитале меня стали лечить, и я довольно быстро поправился.

Через несколько дней в госпиталь доставили тяжело раненного лейтенанта Коннели. Голландский врач Ван-Гуттен извлек из него пулю, чем сохранил ему жизнь. Командующий у буров намеревался расстрелять Коннели, усматривая в нем лазутчика, так как он был подобран не на поле боя, подобно мне, и на нем были резиновые сапоги (рядом была болотистая местность). Врач отстоял Коннели, сказав командующему, что он ранен пулей из английского крупнокалиберного пистолета — сзади. Это смягчило командующего. За Коннели неусыпно ухаживала хорошенькая медсестра-голландочка, и ее стараниями он стал на ноги. Мы до этого не знали друг друга, хотя наши подразделения были соседями.

Всего через два дня после того, как Коннели доставили в госпиталь, англичане провели успешную боевую операцию, потеснив буров. Госпиталь был переправлен в глубь расположения. С Коннели мы остались в плену до окончания войны. Мне, своему товарищу по несчастью, он и рассказал, как случилось, что он попал в плен. Командованию стало ясно, что последний неуспех, обусловлен тем, что у нас нечеткое представление о противнике. Лейтенант Коннели своим командиром был отправлен в разведку. По болотам, через кусты он сумел довольно близко скрытно приблизиться к расположению буров. Не будучи замеченным, он зарисовал схему позиций буров и начал потихоньку пятиться. Вдруг сзади прогремел выстрел, и его ударила пуля. Он залился кровью, сознание мутилось, подняться не мог. Услышал приближающиеся шаги и, полагая, что это идут его добивать или захватить в плен, замер не шевелясь. К нему подошли, и он услышал два голоса, который были ему знакомы. Пришедшие обшарили его карманы и, решив, что он убит, скрылись. Голос принадлежал майору Мэрдстону и его ординарцу Тиму Пибоди. Если бы Коннели обнаружил, что он еще жив, то его добили бы. Через некоторое время на месте оказался разъезд буров, который и подобрал его. То, что схему бурских позиций майор Мэрдстон унес с собой, оказалось спасительным для Коннели обстоятельством. Мэрдстон же воспользовался ею, как добытой якобы его ординарцем Пибоди, и удар по наименее защищенным точкам буров обеспечил ему через два дня победу.