— Да фиг с ней, — буркнул в замешательстве Фёдор, потирая грудь и, к моему несказанному удивлению, утихомириваясь.

— Спелись, — прокомментировала я.

Алила поддержала меня мрачным кивком, Лад только усмехнулся, явно довольный, что мы с братом не передрались.

— Ты не ответила на мой вопрос, — сурово напомнил Федька. — Про количество хаклонгов.

— Их немного, — пожала я плечами, решив не выходить снова на тропу войны, раз уж брательник предлагает перемирие. — Если даже они захотят помочь… Тысячи две — две с половиной наберётся.

— Ого! — приободрился Федька, глаза заблестели, он уже явно рассчитывал, как использовать такую силищу.

— Никаких «ого»! — отрезала я, сползая с кровати. — Уговаривать я их не буду! Но, может, Гверфальф подскажет, что делать дальше. И не ждите, я надолго.

Я закрыла глаза и захотела оказаться рядом с Гверфальфом.

По моему лицу скользнул ветерок, я открыла глаза и замерла в восхищении. Я очутилась над водопадом, вернее, над настоящим каскадом из множества небольших водопадиков. Внизу, в нескольких десятках метров подо мной, расстилалось нежно-голубое озеро овальной формы в обрамлении густой, сочной зелени и белого песка пляжа. Небо над моей головой было такое же голубое, как озеро, чистое, без единого облачка, а вдалеке поблёскивало под сонцем синее море. Так приятно вернуться в лето, ведь из окна моей комнаты только и видно, что заметённые снегом холмы…

Я почувствовала, как Гверфальф коснулся моего плеча.

— Здравствуй, дорогая моя девочка. Я рад, что ты пришла.

— Здравствуй, — улыбнулась я, оборачиваясь.

С ним так спокойно, так хорошо, мысли приходят в порядок, а главное, так надёжно и уютно! Так хорошо, что он появился в моей жизни.

Гверфальф мягко приподнял мою голову, заглянул в глаза, чуть улыбнулся.

— Со времени нашей последней встречи тебе стало гораздо лучше. Ладимир и его сестра хорошо заботились о тебе. Ты пришла о чём-то попросить меня?

— Попросить, но сначала просто спросить… Что это за место? Здесь так красиво!

— Я рад, что тебе нравится, пойдём, — мы стали подниматься вверх по извилистой тропинке. — Это мой дом. И твой тоже, девочка. Ещё здесь живёт моя сестра с детьми — её мужчина разбился десять лет назад, и она пока не ищет себе другого.

— Это печально, — сказала я, вздыхая. — Печально, что он разбился, и я её понимаю.

Мы вышли на просторную площадку перед домом с широкими воротами вместо входной двери. Гверфальф посмотрел на меня.

— И всё-таки, время действительно всё лечит, малышка. Я тоже знаю, что такое терять — много лет назад я любил женщину человеческой расы и долго не мог её забыть. Вернее, я помню её и сейчас, но это воспоминание вызывает лишь сладкую печаль, но не боль. И твоя боль однажды станет печалью, лишь вызываемой воспоминанием, но не живущей постоянно в сердце. И, поверь мне, так лучше, ведь многим вокруг хочется, чтобы ты была счастлива. Например, мне.

— Мне просто нужно время, — я чуть улыбнулась ему.

Он улыбнулся мне в ответ. Я подошла к краю площадки, глянула на открывающийся вид.

— Отсюда мы взлетаем, — сказал Гверфальф за моей спиной.

Я только вздохнула и обернулась к Гверфальфу:

— Что ты думаешь о восстании?

— Что оно очень рискованно, но если обернётся удачей, то это будет большим благом для всего нашего мира.

— Это верно, — я вздохнула. — А хаклонги… останутся в стороне?

Гверфальф посмотрел на меня и неожиданно улыбнулся.

— Если хочешь, хаклонги помогут своему ребёнку получить такую мелочь, как трон Объединённого королевства.

— Ничего себе мелочь! — обалдела я.

— Если тебе хочется, малышка, я не вижу причин, по которым хаклонги стали бы отказывать тебе, — сказал Гверфальф, беря меня под руку, и повёл в белоснежный дом с огромными незастеклёнными проёмами окон. — И потом, если ты будешь королевой, это не только поможет тебе легче жить. Аристократы из Объединённого королевства больше не будут на нас охотиться.

— Они на вас охотятся?! Какой ужас! — переполошилась я.

— Не волнуйся, нам это не опасно. Даже забавно. Но иногда надоедает такое навязчивое внимание, — Гверфальф усадил меня на диван, сел рядом, я пристроилась у него на плече, он обнял меня одной рукой. — А королевство… У меня нет детей, а ты так молода, что я думаю о тебе, как о своём ребёнке. А отказать любимому ребёнку в игрушке…

Я засмеялась, зарываясь носом в знакомый чёрный плащ, и закрыла глаза. От Гверфальфа пахло нагретыми на солнце камнями и морским ветром.

— С тобой мне так спокойно, — прошептала я.

— И мне хорошо с тобой, моя маленькая, — ответил он, мягко гладя меня по волосам. — Я рад, что могу о тебе заботиться.

Я ничего не ответила, и мы так и сидели молча, и сумерки потихоньку укрывали нас. Папа с мамой, конечно, очень нас всех любили, но не баловали, а у Гверфальфа никогда не было детей, вот он и возится со мной и безумно этому рад. У хаклонгов такое правило: кто первым найдёт потеряшку — так они называют детей от смешанных браков, о которых по каким-либо причинам было неизвестно — становится ей кем-то вроде крёстного отца.

Конечно, мне надо было идти назад, рассказывать, звать мужчин обговаривать детали… Но уйти было выше моих сил, и я осталась дома у Гверфальфа. Вечером он отдал мне белую ночную рубашку своей сестры (её я так и не видела — они с детьми были где-то в гостях), дошедшую мне до пяток, ведь хаклонги все выше меня как минимум на две головы и значительно шире в кости. Потом уложил в одной из комнат, сказал, что она теперь будет моей, хотел уже уйти, но остался, пока я не заснула.

Я не стала спрашивать, почему так сложилось, что Гверфальф остался один, хотя у него была масса времени и возможностей завести жену и детей. У него очень приятный, спокойный характер, и как мужчина он если не красив, то, по крайней мере, интересен, даже сейчас, несмотря на то, что уже не очень молод даже по хаклонгьим меркам. Боюсь, что виновата в этом одна девушка, которая жила несколько сотен лет назад и для Гверфальфа промелькнула падающей звездой — что такое три десятилетия для того, кто живёт тысячи? — промелькнула, больно ранив своей смертью, и оставила слишком глубокий след в его душе. Потому что, подозреваю, он её любил так сильно, что уже не смог найти другую, хотя и научился жить без неё. Думаю, он специально показал мне свои воспоминания о ней. Может, отчасти за эти воспоминания я его и полюбила сразу так сильно. А ещё за то, как он обрадовался возможности заботиться о ребёнке, которого у него никогда не было, но которого, как я догадалась, он всегда хотел.

Засыпая, я подумала, что теперь в этом мире у меня есть ещё один дом.

На следующее утро я проснулась оттого, что кто-то уселся мне на ноги. Я в недоумении открыла глаза и уставилась на ребёнка лет двух-трёх, светловолосого и зеленоглазого, с очаровательно удивлённым выражением лица. Он посмотрел на меня, радостно улыбнулся и пополз дальше через мои ноги и потом ко мне. Я села, усадила его на колени и подкинула:

— И чьё ты такое счастье?

Он, конечно, не ответил, только засмеялся и крепче уцепился за меня.

— Вот ты где! — на пороге показалась высокая рыжеволосая женщина — Гвердани, сестра Гверфальфа. — Ты разбудил тётю!

— Ничего, я уже сама проснулась, — улыбнулась я ей.

— А я его по всему дому ищу! — она села рядом, и я снова поразилась тому, какие у неё красивые зелёные глаза. — А он вот где спрятался! — она защекотала малыша, и тот счастливо засмеялся. — Слава, извини, что упустила его!

— Ничего страшного, я такая соня, если бы он не пришёл, так бы и проспала до обеда!

Она засмеялась — мне вообще показалось, что она из тех, кто легко смеётся:

— Я сама такая! Только вот появились дети, стала подскакивать утром и выискивать их!

— У тебя много… эээ… детей? — я не могла вспомнить этого из её воспоминаний, она была из тех хаклонгов, кто больше говорил со мной.

— Двое! — гордо сказала она. — Знаешь, малышка… У нас рождается мало детей. Поэтому мне очень повезло, что я сумела так долго увёртываться от мужчин!