К моему немалому удивлению, концепция ЭВМ с единой шиной для подключения различных модулей оказалась новой. Но идея всем понравилась без возражений. С перечнем необходимых устройств тоже определились быстро. К привычному по 2010 году набору добавился УИ-8 (Универсальный Интерфейс на восемь линий [73]) для пресловутого «Консула» и перфоратора с читалкой ленты. Это понятно, в 1966 году подойти с ноутбуком и отконфигурировать контроллер через web-интерфейс или SNMP не получится. Плюс сами модули дополнили светодиодами [74]или цифровыми индикаторами для отображения текущего состояния.

Зато спор о разрядности и вообще, архитектуре ЭВМ растянулся на несколько дней. Первоначально я, недолго думая, предложил как образец хорошо знакомые персональные компьютеры начала 80-х годов на процессорах Intel. С их 8-ю битами на данные и шиной ISA на 62 контакта, или даже что-то более простое, типа 4-битного Intel 4004 [75].

Однако специалисты НИИ «Интел» отнеслись к этому… Ну, надеюсь, как к безобидному чудачеству далекого от реальной жизни директора. И в два счета доказали, что длинные «слова» современных ЭВМ появились совсем не случайно. Оказывается, это давало максимальную производительность при минимальном количестве транзисторов и диодов на частотах в сотни килогерц. Не зря на БЭСМ-4 «слово данных» – 45 бит, на ВНИИЭМ-3 — 24, на «Днепре» – 26, Ереванской «Наири [76]» – 36… Да что там, на новой БЭСМ-6 обещают 48 бит. Так что по их мнению, учитывая мое истерическое требование кратности «степени двойки», ничего кроме 64-х для новой современной ЭВМ и предлагать не стоит. С трудом удалось вернуть зарвавшийся коллектив на разрядность в 32 бита.

Дальше – больше. Обсуждали адресное пространство. Тут было все наоборот, признавалось вполне достаточным 16 бит, что соответствовало памяти в 64 килослова, или, в привычной шкале, 256 килобайт. Добрым словом вспомнил Билла Гейтса, с его знаменитым «640 килобайт памяти должно быть достаточно для каждого компьютера [77]». Без этого я вполне мог забыть про ограничение, которое проклинало несколько поколений программистов. Строго говоря, шина адреса в 20 байт процессора 8086 позволяли адресовать 1024 килобайт, поэтому я с ходу предложил не мелочиться, и отвести на это все те же 32 бита [78]. Как раз столько стояло в моем ноутбуке.

Был не понят, но все же удалось «сторговаться» на 24, или что-то около 16 мегабайт памяти. Все равно технически четко обосновать свою позицию не смог никто из присутствующих. Зато мне удалось отстоять адресацию до 8-битного байта, а не 32-битного слова. Уж очень этот момент навредил нам зимой в обработке текстов на БЭСМ-4.

В завершение про себя прикинул, сколько ножек должно быть у однокристального процессора. Получалось, что более сотни [79]. Не думаю, что в СССР 66-го года смогут изготовить такого монстра. Но пока грузить себя и окружающих этим вопросом не стал – первую ЭВМ делать придется в любом случае на микросхемах логики. А там и видно будет, все равно Старос, если согласится на участие в проекте, техзадание под себя перекорежит так, что родной коллектив не признает.

Неожиданно решилась проблема с памятью. Правда, не обычной оперативной, а совсем наоборот, постоянной. При очередном медитировании над артефактами обнаружил исключительно удачные образчики для копирования, а именно микросхемы EEPROM [80]24C02 на 256 байт с последовательным интерфейсом, название которого из-за своеобразной абревиатуры I2C [81]мне удалось запомнить. Но тут не обойтись без длинной предыстории, уходящей корнями в 21-й век [82].

Оптические модули SFP, уже успешно разобранные на полупроводниковые лазеры, в моей истории принято было отличать по брендам фирм-изготовителей коммуникационного оборудования. Каждый продавал свою, абсолютно уникальную линейку подобных устройств. Забавным моментом было то, что производили эти элементы «для всего мира» совсем другие заводы с мало кому известными названиями типа Finisar или Infinion. Но если изготовитель был готов продавать модуль за $20, то бренд типа Cisco хотел получить с потребителя все $200. Для этого в «фирменное» оборудование встраивалась простейшая защита, читавшая из SFP его название, которое хранилось в небольшой ППЗУшке.

Естественно, сообразительные умельцы быстро сориентировались, и руководствуясь знаменитым принципом «зачем платить больше», научились «перешивать» EEPROM в дешевых модулях на любой нужный. Благо, для этого не требовалось ничего кроме паяльника [83], десятка пассивных элементов, и обычного COM-порта. Знакомый собрал годное приспособление по схеме из интернета минут за двадцать, жалко только, я не захватил его с собой в Н-Петровск. Но сэкономило оно мне в 21-м веке не менее десятка килобаксов.

И вот именно таких микросхем у меня оказалось полтора десятка. С запасом хватит для копирования в «Пульсаре». С другой стороны, всего четыре корпуса – уже килобайт, а значит на небольшую плату легко влезет неплохая по нынешним временам операционная система. О программируемых калькуляторах и говорить не стоит, для них это должно быть вообще прорывом.

Пожалел, что не сообразил раньше. С другой стороны, там и без меня работа продолжает идти в четыре смены. Заказчики начали понимать, какой прорыв перед ними, и стояли в очередь, жестоко зарубаясь за место в схватках под розоватыми коврами ЦК КПСС. Уже на министерском уровне ловить там было нечего.

Везде бы так. С остальными проектами дела обстоят куда хуже. НИИ «Точной Технологии», которому еще в прошлом году передали микросхему последовательного порта RS-232, буксовало с разработкой. Сначала они слезно попросили «еще хотя бы десятка два, а лучше сотню подобных чипов». Потом им потребовались какие-то технологические нюансы, которые я даже не смог правильно выговорить. После закономерного отказа – ни слова в ответ, темнота в канале [84].

Заняться ими вплотную перед XXIII-м съездом КПСС не было времени и сил. Только ближе к лету свалил задачу на Ивана-второго, после отчета которого смог поставить точный диагноз по данному проекту – тяжелая организационная немощь в хронической стадии. При разборе их «великих» проблем главное было не удивляться, как СССР с таким менеджментом вообще смог дотянуть до 1992 года. Не иначе, призрак Ленина помогал, ведь без него тут можно уповать лишь на личное внимание и добрую совесть исчезающего подвида вменяемых homo soveticus.

Вообще, надо отдать должное Ивану-второму, в котором явно пропал талант писателя. По его отчетам работа советских НИИ проходила перед глазами как в кино. На широкоформатном цветном экране и со звуком Dolby Digital. Хотя зачем далеко ходить за примерами? Третьего дня зашел к соседу – директору ТЭЦ. А он прямо в своей приемной, лицо красное, в белых пятнах, орет на инженера лет сорока:

— Федотыч! Ты что наделал?!

— Проводил входной контроль самопишущих щитовых ваттметров и варметров по вашему распоряжению. — При этом спокойно так, на меня искоса с любопытством поглядывает.

— И что?! Ты вообще, сам понимаешь, что сделал? — начальник ТЭЦ указал в угол, где сиротливо стояла пара приборов, напоминавших размерами большую микроволновку, только за стеклом дверцы вместо вращающейся тарелки просвечивала полоса бумаги.