Изменить стиль страницы

Странно, но всегда ощущения одни и те же. И тогда, и теперь. Толку-то с того, что я стала старше и мудрее…

Французское барахло оказывается не таким уж и непотребным.

– Возьму вот этот джемпер, – заявляю я, – и брючки.

– Отлично. – Мама расплывается в улыбке.

– Сколько стоит? – деловито осведомляюсь я.

– Нисколько, – машет руками мама. – Это мой подарок на твой день рождения.

– Ну что ты, – смущенно бормочу я, стаскивая джемпер.

– Все, – нетерпеливо перебивает меня мама, – разговор окончен.

– Хорошо, хорошо. – Я упаковываю вещички в сумку.

– Ужинать будешь? – спрашивает мама, исчезая в кухне.

– М-мм… – раздумываю я. – А что есть?

– Капризуля, – ворчит мама. – Есть сырники и котлеты.

– Сырники, – облизываюсь я. – Я буду сырники.

Мамины сырники – это шедевр, достойный королевских почестей. Надо бы выпросить еще несколько штук навынос.

– Ты понравилась Анниному племяннику, – неожиданно сообщает мне мама, когда я, уже прикончив первый сырник, тянусь за вторым.

– А? – Я заполошенно поднимаю на нее глаза.

– Говорю, ты понравилась племяннику, – повторяет мама, сияя при этом, как ограненный алмаз.

– С чего это ты вспомнила про него? – тихонько бормочу я. – Это уже было почти сто лет назад. Я думала, раз ты ничего не говоришь, значит, все и умерло тогда.

– Ничего подобного, – поджимает губы мама. – Просто у нас с Анной не было возможности нормально поговорить об этом. А вчера мы виделись, и она мне сказала, – мама заговорщицки прищуривается, – что ты ему очень приглянулась.

«Приглянулась»! Ненавижу это слово!

– Ей, наверное, показалось, – возражаю я. – Во всяком случае, пока мы ехали, он ничем этого не выдал.

Не выдал – это еще мягко сказано.

– Просто он очень сдержан в проявлениях своих чувств, – безапелляционно заявляет мама. – Анна говорит, он всегда очень невозмутим. Но она, – тут мама опять прищуривается, – его отлично знает. И уверена, что ты ему понравилась.

Ф-фу! Я беру третий сырник и прячу глаза. Мама, мама… Да и тетка М.А. туда же. Как им всем всегда хочется быстро и удачно устроить чью-то жизнь – они даже готовы верить совершенно несбыточному. Видела бы мама сегодняшних Алену и М.А., не щебетала бы сейчас с таким мечтательным выражением лица о доблестях и прелестях Анниного племянника. Но М.А. прав – ни к чему разубеждать их в их заблуждениях. Пусть помечтают. Вот еще делали бы они это молча.

Еду домой, трясясь в провонявшей табаком маршрутке, и представляю себе Алену с М.А. в ресторане. Что они сейчас делают? Поедают деликатесное мясо, запивая его марочным вином? Или уже приступают к десерту? Или просто нежничают? Тьфу! Я мотаю головой, чтобы отогнать неприятные видения, и слышу, как на мобильный приходит эсэмэска. Вынимаю его из сумки. Альбертино. «Как дела? – пишет он. – Скучаю. Позвоню завтра. Целую».

В московский офис я, конечно, проситься не буду, думаю я, но какую-то новую жизнь все же стоит начать. Я энергично выскакиваю из маршрутки на своей остановке. Да, наверное, так и нужно сделать. Иначе я превращусь в жуткую зануду, единственным счастьем в жизни которой будет обмен утренними приветствиями с обаятельным шефом. Надо бежать оттуда, пока не увязла. Оттуда – это значит из конторы. Я решительно подхожу к полуночному торговцу газетами и спрашиваю:

– «Профессия» есть?

– Шесть с полтиной, – прокуренным голосом отвечает он, доставая мне из пачки газету, – и еще «Вакансия» и «Биржа труда».

– Давайте все, – командую я, протягивая ему две десятки.

Запихиваю газеты в пакет с парижскими тряпками. Так, отлично. Теперь Альбертино. Я достаю мобильник и быстро набираю ответ: «Тоже скучаю. Звони непременно».

Вот так. И к черту всякие там эмашные бредни!

Глава 28

– Ольга, что ты надумала насчет своего д. р.? – Жаннета смотрит на меня инквизиторским взглядом.

– Ничего, – отвечаю я.

– Что такое д. р.? – интересуется Галка, очищая яблоко.

– Д. р. – это день рождения, – охотно поясняет Жаннета.

– Ох, точно! – оживляется Галка. – У тебя же день рождения на днях. Я совершенно забыла. Надо же! – Она крутит головой, отправляя в рот кусочек яблока. – Впервые со мной такое.

– Так что ты надумала насчет д. р.? – повторяет свой вопрос Жаннета.

Госсподи! Ничего я не надумала. Я хочу его тихо игнорировать.

– Даже не думай! – комментирует мое молчание сообразительная не по годам Жаннета. – Ты от нас так просто не отделаешься.

– Я это уже поняла, – нехотя говорю я. – А так хотелось бы.

– Что тебе подарить? – деловито осведомляется Галка, всегда предпочитающая подготовленные экспромты.

– Надежду, – меланхолично отвечаю я.

– Перестань сейчас же, – Жаннета суживает глаза, – ты не можешь так поступить со своими лучшими друзьями.

– Как это «так»? – вскидываюсь я. – Не заказав ресторан и не устроив фейерверков?

– Нет. – Жаннета пренебрежительно машет рукой. – Ресторан, потанцульки, фейерверки и прочие атрибуты разнузданного гулянья нас с Галкой не интересуют. Верно, Галка?

– Не знаю, – осторожно отвечает Галка. – Я бы и потанцевала. Так, немножко. В меру.

– Вес равно, – продолжает Жаннета, не обращая никакого внимания на Галкино вмешательство, – я не то имела в виду. Ради своих лучших друзей ты должна напрячься и не превратиться в депрессивную буку.

– А что, – удивляюсь я, – я разве…

– Ты на пути к этому, – уверенно говорит Жаннета и поворачивается к Галке: – Ведь правда?

– Есть немного, – кивает Галка, берясь за следующее яблоко.

– Тогда подарите мне микроволновку, – называю я первое, что приходит в голову.

– Лелька, тебе пора лечиться, – сверля меня жалостливым взглядом, сообщает Жаннета. – Микроволновку! Надо же было такое сморозить! А где твое романтическое противление практицизму?

– Волки съели, – бормочу я.

Вторник. Дежурные посиделки у Жаннеты. Я в новых французских брючках и новом джемпере. И в голове – новые мысли о моей новой-преновой жизни. Девчонкам об этом еще ничего не известно. Поэтому и пристают с разговорами о д. р. Но новая жизнь не предполагает таких глупостей. Кому уже нужны эти д. р.? Только в подростковом возрасте это так важно. Чтобы о тебе вспомнили, чтобы в гости пришло как можно больше народа, чтобы все тобой восхищались и дарили тебе уйму всего. А сейчас в преддверии д. р. ты по большей части озабочен решением сугубо практического вопроса: с кем и где потусоваться в этот «счастливый» день. И не важно, что именно «утром этого «счастливого» дня еще меньше, чем всегда, хочется лицезреть свое лицо в беспощадном зеркале, в д. р. ты должна радоваться. А я не хочу радоваться… Нет, не то чтобы совсем, но вот устраивать из д. р. грандиозное зрелищное мероприятие как-то уже не в кайф.

– Может, с этого года будем жить, как француженки? – предлагаю я. – Сделаем вид, что у нас просто нет дней рождения. Тогда и лет нам будет всегда столько, сколько сейчас.

– Тебя беспокоит твой возраст? – искренне удивляется Жаннета. – Никогда б не подумала.

Она права. Изредка меня беспокоят мои морщины, но чтобы в целом возраст – нет, скорее нет, чем да.

– Не то чтобы мы тебе выкручиваем руки, мол, давай гони нам д. р. – Жаннета достает сигарету. – Вы не против, если я? – Мы с Галкой в унисон мотаем отрицательно головами. – Так вот, я просто думала: такой хороший повод что-нибудь придумать… Перед моим отъездом.

– Что? – Галка тоже тянется за сигаретой. – Ты уезжаешь? Куда это?

– Надолго? – одновременно с ней спрашиваю я.

– Не знаю на сколько, – говорит Жаннета, затягиваясь. – Поеду обследоваться и лечиться. Сначала в Москву, а потом, если что, за границу. Олег сказал, что мы еще мало боролись и что надо еще попробовать, а для этого ему никаких денег не жалко.

Мы с Галкой молчим. Что тут скажешь?

– Вы рады за меня или нет? – Жаннета выдавливает из себя лжеулыбочку.