Они ушли туда, где вечный свет,

И я один тоскую тут;

Лишь в памяти остался ясный след,

Последний мой приют.

Сияет он во тьме груди моей,

Как звезды над горой горят,

Или как верхних вечером ветвей

Касается закат.

Они ступают в славе неземной

И отрицают жизнь мою,

В которой я, бессильный и седой,

Мерцаю и гнию.

Высокого смирения завет,

Святой надежды колеи

Они мне приоткрыли как секрет

Утраченной любви.

О смерть, о справедливости алмаз,

Ты блещешь только в полной мгле;

Но тайн твоих не проницает глаз,

Прикованный к земле.

Гнездо нашедший тот же миг поймет,

Что нет пичуги там давно;

Но где она и в чьем лесу поет —

Узнать не суждено.

И все же — как порой в лучистых снах

Мы с ангелами говорим,—

Так странной мыслью вдруг пронзаем прах

И долю славы зрим.

Да будь звезда во гроб заключена —

Она и под землей горит;

Но чуть ей дай свободу, как она

Возносится в зенит.

Создатель вечной жизни, ты Отец

Всех обитателей земли —

Неволе нашей положи конец

И волю вновь пошли!

О, сделай так, чтоб даль была видна,

Сними туман с очей раба —

Иль вознеси туда, где не нужна

Подзорная труба.

Сколь жалко человек устроен:

Чуть почестей он удостоен,

Как тут же, не щадя руки,

Деревья рубит на венки;

Потом под сенью их увечной

Вершится праздник быстротечный,

А между тем деревьев цель —

Творить отрады колыбель.

У них учился я покою

И простоте, хотя — не скрою —

Когда-то я искал покой

Средь суеты толпы людской;

Но нет, в глуши лесной пустыни

Сокрыты все его святыни,

Где не тревожит мира шум

Ничьих мечтаний или дум.

И только зелень, безусловно,

Одна воистину любовна;

Резцом влюбленным опален,

Лес шепчет сотни мне имен:

То юноши, в любви незрячи,

Здесь ждали милых и удачи.

О, мне бы сей жестокий пыл —

Я б имена дерев чертил.

Любовь прошла — мы ищем снова

Приют у леса векового;

Скрываясь от страстей богов,

Здесь люди обретали кров:

Вот вместо Дафны Аполлону

Лес предлагает лавра крону;

Вот Пану шелестит камыш —

Сиринги нет, свой бег утишь.

Нет жизни сладостней садовой!

Тут, что ни шаг, подарок новый:

То яблоневый камнепад,

То винотворец-виноград,

То нектарин, зовущий руку.

Здесь счастья познавать науку!

Иду я, наконец, к цветам

И в грезы погружаюсь там.

Не ведает мой разум горя

В пучинах лиственного моря.

О, разум! Лицедей, что вмиг

Представит мне вселенной лик,

Потом изобразит, играя,

Пещеры ада, кущи рая,

Но всем изыскам предпочтет

Зеленых волн зеленый свод.

Вблизи замшелого фонтана

Иль возле старого платана

Оставит плоть мою душа,

Под полог лиственный спеша;

Встряхнет сребристыми крылами,

Споет, уже не здесь, не с нами,

И будет радужно-пестро

Лучиться каждое перо.

Не стыдно ли так размечтаться?

Но нам, увы, нельзя остаться

Ни с чем, ни с кем наедине —

Сюда пришли, что делать мне!

Да, нам до смертного до часу

От любопытных глаз нет спасу;

Безлюдный и пустынный край

Для нас недостижим, как рай.

Грустя, стою я пред часами —

Изысканной красы цветами.

Одолевая зодиак,

Цветам пошлет светило знак,

А те — пчеле укажут время.

О, пчелы, суетное племя!

И разве для цветов сей труд —

Счет упоительных минут?!

О вы, живые фонари,

Во мгле прислуга соловью,

Который учит до зари

Божественную песнь свою.

Кометы сельской стороны,

Явленьем не сулите вы

Ни смерти принца, ни войны,—

Но лишь падение травы.

О светляки, во тьме ночей

Вы стойко светитесь одни,

Чтобы с дороги косарей

Не сбили ложные огни.

Ах, вы сияете не в срок:

Се Джулиана здесь со мной,

И разум от меня далек,

И ни к чему идти домой.

О, кто бы мне помог освободиться

Из этой душной, сумрачной Темницы?

Мучительны, железно-тяжелы

Костей наручники и кандалы.

Здесь, плотских Глаз томима слепотою,

Ушей грохочущею глухотою,

Душа, подвешенная на цепях

Артерий, Вен и Жил, живет впотьмах,—

Пытаема в застенке этом жутком

Коварным Сердцем, немощным Рассудком.