Юные нимфы, любимицы нег,

Сладостней всех, миловидней и краше!

Что ж, ваши песни умолкли навек?

Может быть, радости кончились ваши?

Что же не слышно кругом ни словца,

И неужель отцвели до конца

Юные ваши сердца?

Солнце еще не спешит на закат,

Будем смеяться, дурачиться будем!

Пусть от веселья вокруг задрожат

Горы, на зависть скучающим людям!

Эх, собиралось ли в мире хоть раз

Общество, славное столь, как у нас —

Музыка, пение, пляс!

Старости скоро наступит черед —

Пусть и не завтра, но все-таки скоро.

Счастье развеется, радость пройдет —

Это ли жребий для юного взора,

Нежных ланит и прелестнейших рук?

Милое общество добрых подруг!

Встанем же, встанем же в круг!

Что ж не поете вы — что за дела?

Что оставляете смех напоследок?

Вспомнить, что жизнь хороша и светла,

Я призываю ближайших соседок!

Стыдно? Не прячьте-ка ручку свою!

Песню и сам я, пожалуй, спою:

Слава земному житью!

Он — ветвь неплодная; бродячая звезда;

Издольщик улицы; стервятник без гнезда;

Чернец без клобука; архиерей без храма;

Он нищей наготой почти затмил Адама;

Последыш роскоши; ползучий паразит;

О пище вопия, он просит и грозит;

Нахлебник страждущих, мятущийся несыто;

Беспанцирная желвь; безрогая улита;

Обрубок прошлого; теплоподатель вшей;

Безродный выродок, пинаемый взашей

От каждой лестницы; клочок зловонной шерсти;

Жалчайший на земле отщппок жалкой персти;

Скудельный черепок; беспламенная пещь;

Укор для христиан; наивреднейший клещ;

Гнилого гноища наибеднейшпй житель;

Корзина черствых крох; гроша казнохранитель.

Лишь языком трудясь, промыслит он обед;

Где бесполезна речь — он шрамом вопиет,

Глаголает культёй, увещевает палкой —

Чтоб сострадателю предстать руиной жалкой.

И пусть бренчал Орфей на лире золотой —

Шарманкой пользуясь иль дудкою простой,

Он львов поукрощать и днесь весьма не промах

(Хоть львы — на медяках, ему в кошель несомых).

Он вечно празднствует, и, статься бы могло,

Я мог бы возлюбить такое ремесло.

Зрит жизнь во церкви он, зрит смерть в градоначальне;

Заемщика в миру не сыщется бахвальней,

Чем он, сулящий рай за каждый медный грош;

Он вспомнит о зиме, лишь станет невтерпеж,

Когда уже кругом поляжет слой снежинок —

Ошметки собирать пойдет на торфный рынок;

Он мерзнет на жаре и греется в мороз,

И ни на что притом не сетует всерьез;

Одежда есть — добро, а нет — так и не надо:

Ползноя Богу он вернет, полснегопада;

Он не завидует владетелям ничуть.

И все же, Господи, его не позабудь!

Он всюду, он везде, он встречный-поперечный;

Шпагоносящий смерд; нужды скиталец вечный;

Господень попугай; всегда смешлив на вид,

Он полон глупости, по в ней мастеровит,

Искусный плаватель в ее морях безбрежных;

Живое зеркало мгновений быстробежных;

Потешный Аристип; во храме смеха страж;

Тень воплощенная; болтающий мираж.

Да, каждый должен бы сиять в искусстве этом!

Он всякий раз иной — в согласии с сюжетом.

Когда, по действию, он попадет на трон,

Готов облечься он хоть в дюжину корон,

Когда же в нищету повергаут он по роли —

Решишь, что он вовек иной не ведал доли.

Под маску спрятавшись, то вверх, то вниз скользя.

Стоит на месте он: проста его стезя.

Мир лицедействует перед очами Бога:

Иному роль нужна, в которой реплик много,

Иной бегом бежит, иной лежмя лежит,

Тот златом дорожит — а тот не дорожит;

Но счастлив только тот, кто на златой средине

Гордыней не влеком ни к бездне, ни к пучине,

Разумно радуясь и не боясь невзгод,

Решает: «Есть, что есть, а завтра — Бог пошлет».

Прибереги восторг, о незнакомый друг,

По поводу чудес, простершихся вокруг:

Что стоят все слова о царствах небывалых —

Пред роскошью, что здесь отражена в каналах!

Гармония воды и звонких мостовых,

Магнит для ценностей и кладезь таковых;

Вдвойне Венеция; дворец тысячестениый;

Торф, ставший золотом! Немотствуй, гость почтенный;

Рекут: роскошен Рим; кричат: красив Каир —

Но Амстердаму честь воздаст в молчанье мир!

Зашла ли ты, Звезда, высокое светило?

Я вижу: да, зашла. А мимо без следа

Не просто день, а дни влачатся, как года.

Зачем, о Небо, ты Звезду во мрак сокрыло?

Вещало Небо мне, просящему уныло:

В священных областях теперь твоя Звезда,

Всегда пред ней Господь, она пред Ним всегда;

И Небесам смешно земное горе было.

О Смерть, о мой исход из утлого жилья,

Из мира бренного — за гробовые плиты,

Туда, где вечна жизнь, — твоей прошу защиты:

Освободи меня от скверны бытия,

И да увижу я, что воедино слиты

Спасение, Любовь, Господь, Звезда и я.