Изменить стиль страницы

ДЕНЬ ПОМИНОВЕНЬЯ

Перевод 3. Морозкиной

На берег рушится волна.
Вода струями сверху налетела.
Но теплится свеча, что мною зажжена.
Я мать любимую увидеть бы хотела…
В песок прохладный телом я погружена
И знаю: этот мир душе дороже тела…
Душе я больше не нужна.
Ее бы я в наряд из раковин одела, —
Но, к этой грубой плоти приговорена,
Она в залог мне милой матерью дана.
Слежу за ней тайком — далёко залетела.
Ее приют — моих багровых скал стена.
Она гнездится там, а я осиротела.

СУМЕРКИ

Перевод 3. Морозкиной

Устало я глаза полузакрыла
На сердце у меня туман и мгла
Я руку жизни больше не нашла
Которую когда-то отстранила
И вот меня безмерно поглотила
И во плоти на небо увлекла
А раннею порою я цвела
Ночь радостно меня взрастила
Мечта своей волшбою напоила
Теперь от щек моих бледнеют зеркала

БЕРРИС ФОН МЮНХГАУЗЕН

Перевод Арк. Штейнберга

Беррис фон Мюнхгаузен(1874–1945). — Вслед за англичанином Р. Киплингом возродил жанр баллады, воспевающей воинские и рыцарские доблести: «Баллады» (1901), «Книга рыцарских песен» (1903), «Сердце под кольчугой» (1912), «Книга баллад» (1924, 1943). После первой мировой войны реваншистские настроения привели его к нацистам. После разгрома гитлеровской Германии покончил с собой. Мы печатаем ранние стихи поэта, в которых сильна гуманистическая традиция.

ЗОЛОТОЙ МЯЧ

Я в отрочестве оценить не мог
Любви отца, ее скупого жара;
Как все подростки — я не понял дара,
Как все мужчины — был суров и строг.
Теперь, презрев любви отцовской гнет,
Мой сын возлюбленный взлетает властно;
Я жду любви ответной, но напрасно:
Он не вернул ее и не вернет.
Как все мужчины, о своей вине
Не мысля, он обрек нас на разлуку.
Без ревности увижу я, как внуку
Он дар вручит, что предназначен мне.
В тени времен мерещится мне сад,
Где, жребием играя человечьим,
Мяч золотой мы, улыбаясь, мечем
Всегда вперед и никогда назад.

СТАРЫЕ ЛАНДСКНЕХТЫ

Есть в Небесах домишко простой,
Где находят вояки посмертный постой.
Вдали от пророков и ангельской своры
Они у камина ведут разговоры,
Гонимые пасынки райской семьи,
Ландскнехты, спасшие души свои.
Наскучив молчанием благоговейным,
Рубаки вздыхают о флягах с рейнвейном.
Ан в Небесах угощаться нельзя!
Разве что херувимчик босой,
Среди облаков разноцветных скользя,
Напоит их свяченой росой…
Сыграть бы в картишки, ругаясь при этом!
Но карты и ругань в Раю под запретом;
Когда же бедняги идут напролом,
Из уст вылетает не брань, а псалом.
Тут, изумленный таким превращеньем,
Мнется ослушник с великим смущеньем;
Побагровев, как бурак молодой,
Глупо молчит и трясет бородой.
Да, трикраты блаженны они!
Но боже! Как мало в Раю солдатни!
Щеголи, весельчаки, горлопаны,
Их собутыльники и друзья,
Рубленый сброд, оголтелый и пьяный,
Грешное братство меча и ружья, —
Все они, все, по воле господней,
Коптятся и жарятся в преисподней.
Иногда искушают спасенных солдат
Знакомые громы, что снизу летят.
Барабанная дробь рассыпается там:
«Тара-там-там-там, тара-там-там-там».
Бегут ландскнехты к небесным вратам
И жадно глядят, толпясь на пороге,
В пыльную пропасть, где вьются дороги,
Где барабан на парад сзывает,
Где фанфара, как щука, пасть разевает;
Лошади ржут, оружие блещет,
Рваное знамя в воздухе плещет,
Деревни горят, и пламя, играя,
Клубится к вратам постылого Рая.
Ландскнехты смакуют знакомую гарь,
Вслушиваются в хриплые трубы,
Трясутся их руки, сжимаются зубы…
Но тут появляется Петр-ключарь
И гонит несчастных ландскнехтов назад.
Еще последний, единственный взгляд!..
Они сидят у камина снова,
Но ни один не промолвит слова.
Они внимают, как еле-еле
Бормочут внизу барабанные трели,
Как ветер доносит к небесным вратам:
«Тара-там-там-там, тара-там-там-там…»

РУДОЛЬФ БОРХАРТ

Перевод В. Леванского

Рудольф Борхарт(1877–1945). — Поэт идейно отошел от круга Георге, но так и остался автором для интеллектуальной элиты. Более известен как переводчик античных писателей. Значительное время жил в добровольном изгнании в Италии, где и был схвачен гестапо в 1944 г. Умер вскоре после удавшегося побега из концлагеря. Книги стихов — «Полуспасшаяся душа» (1920), «Творение из любви» (1923), «Ямбы» (в названии обыгрывается древнегреческое значение слова — «стихи-поношения», 1935; изданы посмертно в 1967 г.) и др. — свидетельствуют о большом формальном мастерстве в сочетании с некоторой тематической и эмоциональной бедностью. Переводится впервые.

НАДПИСЬ НА ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ ЗЕРКАЛА

Если в зеркало она глядится,
Снова, снова я шепчу:
«Что за чудо — не спугните… чу! —
В этом тусклом обруче таится…»
Зеркало, все прочее — забвенье,
Все — игра пустых теней,
Если только от нее и к ней
Нежное летает отраженье.
Просияй — и счастья целый ворох
Ей верни, и пусть в лучах
Сумрак пропадет, растает страх —
Безотчетный, скользкий страх во взорах.
В горький час яви моей любимой
Светлый лик — тот самый лик,
Глядя на который я постиг
Чудо жизни в миг неповторимый.