10 августа король уехал «догуливать отпуск» в Италии.
11 августа на орбиту запустили космонавта Андриана Николаева, а на следующий день Павла Поповича. Отец разговаривал с ними по космическому радиотелефону, а 18 числа улетел в Москву на встречу: сначала объятия во Внуково, затем митинг на Красной площади, тосты на приеме в Кремле. 22 августа он, по возвращении в Ливадию, принимает делегацию бизнесменов из Японии. Утром 28 августа к отцу приезжает Вальтер Ульбрихт поторговаться о цене на советские рыболовецкие суда, строящиеся на верфях Восточной Германии. Советский Союз заказал однотипные суда в Восточной и Западной Германии, и цену на них согласовал одинаковую. Оказалось, однако, что себестоимость производства на Востоке выше, чем на Западе, вот друг Вальтер и пытался уговорить отца, в порядке социалистической солидарности, накинуть им цену. Отец не согласился, напомнил Вальтеру, что тот настаивал на возведении стены в Берлине, чтобы остановить отток квалифицированных рабочих и инженеров и тогда. Теперь же он как бы расписывается в собственном банкротстве, признаёт, что в соревновании с Западом они проигрывают. Стоило ли тогда весь огород городить? Переплачивать восточным немцам ради солидарности отец отказался, на прощание они с Вальтером дружески обнялись, но улыбка у Ульбрихта получилась кислее кислой.
Вечером того же дня отец принимает Генерального секретаря ООН У Тана.
30 августа 1962 года к отцу в Ливадию приезжают кубинцы Эрнесто Че Гевара и Эмилио Наварро, они утрясают последние детали установки советских ракет на Кубе.
Распрощавшись с гостями, отец и сам засобирался из Крыма в Абхазию, в резиденцию на мысе Пицунда. Поехал он на машине, по пути останавливался на полях, расспрашивал крестьян об урожае, уборка уже шла вовсю. Из Керчи отец перебрался паромом на Таманский полуостров. Проехаль по полям Кубани, естественно, с остановками, и 4 сентября прибыл в Пицунду.
7 сентября отец принимает американского поэта Роберта Фроста, они проводят вместе почти целый день, гуляют, беседуют, купаются в уже прохладном море, обедают. 11 сентября у отца гостит посол ФРГ Кролль, а 12 сентября — министр из Саудовской Аравии Ахмед Шукейри. «Отпуск» заканчивается, отец улетает в Москву, где 17 сентября намечена встреча с вице-канцлером Австрии Бруно Питтерманом.
Либерман, Хрущев, Засядько
10 сентября 1962 года отец отправляет в Президиум ЦК записку «О перестройке партийного руководства промышленностью и сельским хозяйством». В ней он снова пишет о необходимости «профессионализма» в управлении экономикой, обсуждает проявившиеся с марта нынешнего года плюсы и минусы производственных сельскохозяйственных управлений, впервые упоминает о целесообразности ввести специализацию на уровне обкомов. Тем самым он подводит предварительный итог развернувшейся с начала года дискуссии о том, как дальше жить, как работать.
К тому времени в стране образовались как бы две продвигающиеся навстречу друг к другу группы реформаторов. Сверху отец настойчиво пытался перекроить власть по лекалам эффективной экономики, но он еще не представлял себе отчетливо, как это реализовать на деле. Снизу подпирали нетрадиционные молодые экономисты, рассуждавшие о норме прибыли, ценах единого уровня и других не очень марксистских премудростях. Чтобы новые идеи обрели силу, им требовалась поддержка сверху. Отец же нуждался в подпитке свежими идеями, я бы сказал, в подсказке. Местом, где верха пересеклись с низами, стал Государственный научно-экономический совет при Совете Министров СССР. Я уже кратко писал о нем, теперь пришла пора поговорить подробнее. Отец с самого начала вхождения во власть пытался создать на базе совета некую структуру, обеспечивающую поступление свежих, плодотворных идей наверх, но без особого успеха. По-настоящему Госэкономсовет заработал только после того, как весной 1960 года отец предложил Засядько стать его председателем.
Я уже упоминал на страницах этой книги об Александре Федоровиче Засядько — положительном герое в истории нашей страны, сделавшем немало, но способном на большее, фигуре, по большому счету, трагической. Засядько, наверное, единственный искренний единомышленник отца в высшем руководстве страны, так же, как и он, считавший, что экономика страны нуждается в серьезных «усовершенствованиях». Рискуя повториться, напомню: Засядько познакомился с Хрущевым до войны, но близко они пересеклись в 1947 году, когда Засядько, в ранге союзного министра, дневал и ночевал в Донбассе, восстанавливая взорванные немцами и залитые водой шахты.
И в сталинские времена Засядько отличался несмотря ни на что независимостью суждений, и этим он импонировал отцу.
При Засядько Госэкономсовет обрел свое лицо, стал претендовать на роль ведущего в выработке стратегии научно-технического развития страны. Что, естественно, сразу вызвало ревность Госплана. С тех пор председатель Госплана Владимир Новиков и Засядько не переносили друг друга на дух, скрытая и открытая борьба двух ведомств не стихала ни на минуту.
Совершенно неудивительно, что отец привлек Засядько и его совет к поиску ответа на вопрос, как сделать советскую экономику более эффективной. Засядько собрал у себя в начале 1962 года совещание, как шутили его участники «ста ведущих экономистов», и призвал их помочь Госэкономсовету «в совершенствовании планирования и ценообразования», — вспоминает один из этой сотни, завотделом экономики Института электронных управляющих машин (ИНЭУМ) и мой добрый знакомый Виктор Данилович Белкин.
Познакомились мы в июле 1968 года, когда меня, в наказание за помощь отцу в работе над воспоминаниями и в качестве предупреждения ему, по приказу Брежнева с Андроповым убрали из ОКБ Челомея, занимавшегося ракетами, и пересадили в ИНЭУМ, где разрабатывали компьютерную информационную систему для КГБ. Считалось, что таким образом я окажусь под должным присмотром.
Основатель института, ученый-энциклопедист Исаак Семенович Брук интересовался всем и сумел «наследить» в самых различных областях знаний: в энергетике, в компьютерах и даже в экономике, вернее, в приложении математики к решению ее проблем. Экономиста-ценовика Белкина в ИНЭУМ в конце 1950-х пригласил тоже Брук.
Мы с Белкиным несколько лет просидели бок о бок в «витрине» магазина «Рыба», что на Ленинском проспекте, дом 18. Оттуда, с оттяпанного у магазина «аквариума», и начался ИНЭУМ Брука. Там он спаял свою первую и вторую в Союзе, после МСМ академика Лебедева, электронную вычислительную машину. Там Белкин на этой ЭВМ, компьютером ее тогда еще не называли, начал экспериментировать с увязкой межотраслевых балансов по американской методике Нобелевского лауреата Василия Леонтьева. По результатам этих расчетов Брук с Белкиным направили наверх «революционное» предложение: верстать планы, отталкиваясь не от ресурсов и возможностей производителей, а исходя из запросов потребителей. По нынешним временам вещь тривиальная, а по тем — крамольная. Запиской Брука — Белкина заинтересовались в Госэкономсовете. Так экономический диссидент Белкин попал в реформаторскую сотню Засядько.
Меня перевели в ИНЭУМ в пору увядания, Брука из директоров уже «ушли», экономика никого ни в институте, ни выше всерьез не интересовала. Белкин сидел на чемоданах и вскоре перешел в академический Институт экономики.
В начале же 1962 года все горели энтузиазмом, дым стоял коромыслом, каждый предлагал свой проект усовершенствования социализма. Предложения, порой весьма спорные, ложились на стол Засядько, а он время от времени пересказывал их отцу. Экономическая мысль тех лет вращалась вокруг магического единого параметра оценки эффективности работы предприятий и отраслей, параметра, с помощью которого, как волшебной палочкой, станет возможным управлять экономикой. Один параметр, а не сто и не тысяча, как сейчас, позволит расчистить госплановские завалы и наслоения, сделает экономику прозрачной. Требовалось определить этот единственно правильный параметр: самоокупаемость, прибыль, себестоимость, качество продукции? Вокруг этого и кипели «страсти».