Новиков осознанно вводит читателей в заблуждение: и Программу якобы не он писал, и не обсуждал он ее многократно и с Косыгиным, и с отцом, и замечания на нее не писали все кому не лень, всего в ЦК поступило 170 801 предложение, из них опубликовано в газетах 40 733, учли, конечно, далеко не все.
Так что сверстанный документ, читаный-перечитаный и в деталях обговоренный на Президиуме ЦК, возможно, и утвердили на Совмине формально. Но впечатление-то Новиков намеренно создает совсем иное.
Другой мемуарист, Федор Михайлович Бурлацкий, тоже наводит тень на плетень, но без какого-либо злого умысла, для красного словца. Вот как в его изложении появились в Программе партии цифры плана развития экономики на двадцать лет: «С этим предложением на одно из заседаний (рабочей редакционной группы) приехал крупный хозяйственник А. Ф. Засядько… Выкладки о темпах развития нашей экономики и экономики США фактически были взяты с потолка…»
С Бурлацкого, в общем-то, взятки гладки, он амбициозный, но всего лишь клерк из аппарата, даже не Пономарева, а другого, андроповского, департамента. В составлении плана развития он не участвовал, что-то где-то случайно прослышал, без начала и без конца. Как видно из цитаты, в памяти у Бурлацкого почти ничего содержательного не осталось. К сожалению, Бурлацкого цитируют в серьезных книгах и слова его принимают за истину: приехал какой-то Засядько, что-то наболтал, а члены рабочей группы всё записали в Программу партии. Легкость в мыслях необыкновенная!
У меня тоже остались воспоминания, связанные с подготовкой Программы, правда, только об одном, частном эпизоде.
Накануне Пленума ЦК прогнозисты-экономисты во главе с Косыгиным и Пономаревым воскресным солнечным июньским днем 1961 года на даче в Горках-9 не докладывали, а скорее, рассказывали отцу о своих наработках. Отец часто практиковал такие воскресные посиделки. На даче, под соснами можно всласть наговориться, пообсуждать без регламента, без телефонных звонков, без ожидающих в приемной посетителей. Все расселись в кружок в плетеных летних креслах, на травке, отец в легкой вышитой украинской рубашке, остальные кто в галстуках, кто без, но все без пиджаков, было жарко. Говорили по очереди, не вставая с места. Я пристроился позади группы, рядом с помощником отца Шуйским.
Услышанное произвело на меня двойственное впечатление: цифры, конечно, грандиозны, но это только цифры. А где же коммунизм? И где гарантия, что мыобставим американцев, а не они нас?
Тут объявили перекур, отец табачного дыма не переносил, и рядом с ним не курили, даже на свежем воздухе. Я увидел, что Пономарев стоит в отдалении один, решил порасспросить его поподробнее. Борис Николаевич объяснил, что экономика США себя исчерпала, кризис капитализма неотвратим, а мы продолжим движение вперед. Его слова меня не очень убедили, но тут всех позвали назад и что такое коммунизм, он мне рассказать не успел. И в то, что мы обгоним американцев, мне пришлось поверить секретарю ЦК и академику на слово. Я и поверил.
Но достаточно самооправданий и обращенных в прошлое обвинений. Обвинять, собственно, некого и не за что. Ведь речь шла, как мы знаем, даже не о плане, а плане-прогнозе. У прогнозистов же нет возможности заглянуть в будущее, они основываются на опыте прошлого и не в состоянии предвидеть ни грядущие технические, ни иные революции, ни кризисы, ни катаклизмы. Именно поэтому прогнозы редко сбываются. Вспомните наивные романы Жюля Верна, к слову, одного из лучших прогнозистов XIX века, или «провидческие» рассказы ведущих ученых того времени о том, что будет через двадцать-тридцать лет. Их впору помещать на странички юмора. А фантазии-предвидения Айзека Азимова и других пионеров компьютерной эры: гигантские, больше самого большого небоскреба, ламповые электронные мозги, перфокарты и перфоленты…
К чести отца скажу, что он старался, насколько это возможно, заглянуть за горизонт. К примеру, он настоял, я уже подробно писал об этом, на замораживании темпов прироста производства стали в пользу химии. Но это не предвидение, а трезвая оценка настоящего, уже начавшейся технической революции в конструкционных материалах. Отца вскоре «поправили», после 1964 года производство стали вновь стало приоритетным.
Так что не стоит обвинять в авантюризме, некомпетентности и других грехах ни Госплан, ни Госэкономсовет, составивших план-прогноз, а также Косыгина и отца, принявших на веру их заключения. Мы так же «некомпетентны» в своем будущем, как наши предшественники — в своем. И мы не знаем, что же на самом деле произойдет через двадцать-тридцать лет, как не знали они. Именно неведение стимулирует нас на свершения во имя будущего. Знай мы правду…
Вернусь к Программе. Каким же всем нам, в том числе и отцу, представлялся коммунизм?
В первую очередь — всеобщий достаток. Собственно, Программа строительства коммунизма — это очередная попытка одолеть нищету, обеспечить людям жизнь, достойную человека. Она выстраивается в один ряд с освоением целины, строительством дешевого и доступного жилья, но только теперь, за двадцатилетие, надеялся отец, удастся разрешить все оставшиеся проблемы разом.
Плюс — всеобщее равенство. Тут возникало противоречие с провозглашенным отцом принципом материальной заинтересованности, отвергавшим уравниловку, ставившим во главу угла принцип: работаешь лучше — живешь богаче. Не могу сказать, что отец не задумывался о противоречиях в самом подходе к коммунизму. Еще как задумывался. А вот ответы на свои вопросы находил далеко не всегда.
Одно из таких противоречий — роль и место государства в нашем будущем. Согласно теоретикам, и отец с ними полностью соглашался, по мере приближения к коммунизму государство как инструмент насилия обрекалось на отмирание, обществу предстояло брать на себя заботу о человеке, обо всех и каждом, от рождения до смерти, заботу о жилье, о пище, о бытовом обслуживании, о воспитании детей и содержании пенсионеров. Такое представление о будущем логично вытекало из настоящего. Уже в 1960 году государство платило пенсии и бесплатно лечило 20 миллионов пенсионеров, построило ясли для 6 миллионов малышей и пионерские лагеря для 6 миллионов школьников. В школах, техникумах, институтах и университетах училось 42 миллиона человек и не просто бесплатно, а большинству из них, примерно 36 миллионам, еще и стипендии платили. Все 62 миллиона трудящихся получали оплачиваемые не менее чем трехнедельные отпуска. Всех страждущих бесплатно лечили, как умели, два миллиона докторов, фельдшеров, медицинских сестер и нянечек. 3 миллиона человек бесплатно, или почти бесплатно, ездили отдыхать в санатории и дома отдыха. Но в экономике ничего не получается из ничего. На все эти «бесплатные» удовольствия уходила значительная доля государственных доходов. Считалось, что к 1980 году доходы советских людей на 75 процентов превзойдут доходы американцев в 1960 году, но деньги, в основном, пойдут в общий котел, «общественные фонды потребления в 1980 году составят примерно половину всей суммы доходов населения».
Почему сравнение делается с 1960 годом? Других цифр просто не существовало, в США прогноз развития экономики не производили, а наши экономисты, как я уже отметил, считали, что с 1960 года у них начался застой, расти они больше не в состоянии.
Согласно теории, с приближением к коммунизму роль государства возрастала, государственная собственность доминировала в экономике, но в то же время ему предписывалось отмереть. Противоречие, которое в практическом плане оказалось неразрешимым. Решение отложили до лучших времен.
Пока же из Программы убрали тезис «диктатуры пролетариата». Теоретики считали, что диктатура отомрет лишь вместе с самим государством. Отец с ними не согласился. Жизнь страны без правительства он себе не очень представлял, а вот без диктатуры, считал, можно обойтись. Государству предстояло стать общенародным, без подавления кого-либо кем-нибудь, и демократическим, когда свободные люди смогут выбирать правительство, какое захотят. Одновременно с отменой «диктатуры» отец вписал в Программу и требование преобразования советов всех уровней из декоративных во властные органы и наделения их реальным правом принимать, а не просто штамповать законы, и главное, проверять их исполнение. К сожалению, до реального воплощения провозглашенных принципов отцу дожить не удалось.