— Мы только что осудили культ личности Сталина, — сказал он, — и теперь возвращаемся к тому же. Негоже это, нас не поймут. Надо работать, а не нахваливать друг друга.

Отец говорил долго, как всегда, приводя конкретные примеры, а к концу речи вообще рассердился. Что тут началось! Стоило отцу замолчать, как «товарищи» наперебой стали восхищаться его скромностью, уверять, что они лишь фиксируют данность, а с данностью ничего поделать нельзя.

— Культ личности — это незаслуженное восхваление, — убеждал отца Суслов, — мы же констатируем достижения и ваш вклад в них. Наши успехи не отрицают даже наши враги.

«Товарищи» дружно поддержали Михаила Андреевича, а Брежнев тут же провозгласил тост «за скромность». Отец стушевался, не мог же он отрицать успехи, о которых недавно докладывал делегатам съезда. И сам он делал все, что мог, выкладывался до последнего, чтобы обеспечить эти успехи. Не скажешь же: «Нет, я тут ни при чем». Очень даже при чем!

Отец, уже не очень уверенно, пробормотал, что несмотря на успехи, хвалить друг друга надо поменьше, а его — в особенности. Слова потонули в буре протеста. Аргументы «товарищей» показались мне логичными, отец действительно старается изо всех сил, но чувство внутреннего неудобства не исчезло. Не исчезнет оно и в будущем, но и говорить с отцом о «культе личности» охота у меня пропала.

Замечу, что с утратой власти «личностью», восхваление, как это тоже водится в России, в мгновение ока переходит в еще более «искреннее» поношение.

Новый ЦК на XXI съезде не выбирали, он собрался вне расписания, и старые полномочия еще не истекли. В результате на съезде отсутствовала главная интрига, когда и потенциальные кандидаты, и их болельщики, и просто наблюдатели вроде меня гадают, кого включат в списки, а кого нет. Без выборов XXI съезд показался публике скучноватым.

Где же выход?

Успехи успехами, но над планами отца дамокловым мечом нависали проблемы: хлеб, скормленный скотине; колхозники и совхозники, предпочитавшие свои приусадебные клочки бескрайним общественным полям. Проблема казалась неразрешимой, но требующей решения. И принимать решение приходилось отцу, больше некому.

Историческая бесперспективность приусадебных хозяйств сомнения не вызывала и не вызывает. Они исчезли во всех странах, считающих себя развитыми. В высокоразвитой Америке доходит до абсурда: кое-кто ради удовольствия, по старинке, выращивает возле дома помидоры, перцы, баклажаны, даже капусту, но плоды своего труда не собирает никто. Их покупают в супермаркете, а овощи на подворье служат украшением наравне с цветами. Хозяева, использующие приусадебное хозяйство по прямому назначению, как правило, приезжие: русские, китайцы, вьетнамцы или мексиканцы.

Так было не всегда. В первой половине XIX века американцы держали огороды, с них и кормились. И было там все почти как у нас: грядки, яблони, и траву косили косой, и отхожее место — во дворе, на три очка: два для взрослых и одно детское. Отмирание огородов и всего прочего происходило по мере возрастания производительности труда, специализации, ведь все необходимое для жизни можно в любой момент купить в ближайшем магазине.

Отец понимал, что за этим будущее, и всеми силами старался его приблизить. Но и старался не насильничать; ему казалось, что он вот-вот уговорит крестьян, убедит их, на цифрах и примерах докажет выгоду работы на общественном поле, а не копания в своем огороде, преимущество современной механизированной животноводческой фермы перед отжившим свое хлевом на заднем дворе. Он руководствовался логикой, а крестьяне хорошо знали реалии своей жизни, помнили недавние голодные времена. Могу однозначно засвидетельствовать, что он понимал и этот естественный крестьянский консерватизм, повторял украинскую поговорку: «Мы люди темни, нам абы гроши», но надеялся, что сможет переубедить упрямцев.

На XXI съезде отец, в который раз заговорив о наболевшем, обратился к делегатам с извечным вопросом: «Что делать?» Секретари обкомов знали ответ: крестьян уговаривать бесполезно, надо их заставить обобществить скот, запретить, пока не переделаны все дела в совхозе или колхозе, работать на своей делянке. Они считали, что время разговоров прошло, пора действовать и действовать решительно.

Но если с огородами еще оставалась определенная свобода маневра, то проблема личного скота, которого кормят общим хлебом, приобрела катастрофические масштабы. Я уже писал об украинской инициативе — принудительной продаже скота. Тогда, после окрика из Москвы, власти на местах замерли в недоумении: с них требовали «догнать Америку», резко увеличить общее стадо. Сам Хрущев публично уговаривал своих земляков, калиновцев, добровольно продать коров колхозу. Всем известно, что граница между доброй волей и принуждением в России размыта. Для дела невредно и чуть надавить… Вот и надавили.

5 марта 1959 года «Правда» снова предупредила: «Не заставляйте крестьян продавать коров!» Но уже к лету 1959 года потребление хлеба подскочило до опасного предела, снабженцы забили тревогу: если не принять решительных мер, расплодившиеся в личном владении коровы, свиньи, козы съедят все запасы, у дверей булочных выстроятся очереди, придется регулировать потребление, другими словами — вводить карточки. Страшное слово «карточки» перевесило все доводы. Варианты разрешения кризиса по-прежнему сводились или к резкому повышению цены, или… Отец убеждается, или его убеждают (разница тут только в словах), что без принуждения не обойтись.

24 июня 1959 года открылся очередной Пленум ЦК. Обсуждали дела в промышленности. Первым докладывал Константин Георгиевич Петухов, председатель Московского совнархоза, в недавнем прошлом министр тяжелого машиностроения. За ним следовали председатели совнархозов: Ленинградского, Сталинского, Свердловского и Днепропетровского. Завершил череду докладов председатель Госкомитета по химии Федоров и председатель Госплана Косыгин.

В будущем отец все чаще начнет передоверять доклады на Пленумах ЦК специалистам, «рангом пониже и шагом поближе» к обсуждаемой проблеме: министрам, председателям совнархозов, главам правительств союзных республик. Так он не только боролся с «культом собственной личности», но и воспитывал кадры, приучал к самостоятельности, к принятию на себя ответственности за страну. Не за горами время, считал отец, когда бразды правления страной перейдут в их более молодые руки. Вот и натаскивал своих преемников. Насколько успешно — покажет будущее.

Отец вступил в прения. Перед тем как заговорить по теме Пленума, он заявил, что пришло время определиться с коровами у горожан и с приусадебными участками у работников совхозов. Вопрос больной и мне неприятный, поэтому ограничусь цитатой: «В свое время (29 июня 1956 года. — С. Х.) мы приняли закон, ограничивающий возможности индивидуальных владельцев содержать скот в городах, — отец начал с истории вопроса. — Когда позже (с 1 января 1958 года. — С. Х.) мы освободили личные хозяйства колхозников, рабочих и служащих совхозов от обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству, тогда, по существу, открылись каналы для скармливания огромного количества хлеба скоту. Цены на хлеб нами установлены довольно низкие, а цены на мясо — сравнительно высокие. Становится выгодным покупать хлеб и откармливать им скот, что многие горожане и делают. Мы не может поднять цены на хлеб, это политически неправильно, оно затронет интересы миллионов трудящихся. Снизить цены на мясо мы также не можем, его производство обходится пока еще дорого. Но нельзя оставаться равнодушным к тому, что продовольствие, предназначенное для снабжения трудящихся, истребляется скотом. Не следует ли подумать над тем, чтобы принять закон, запрещающий горожанам содержать коров, коз, свиней и другой скот. А козы — к тому же враги городских парков». Из зала раздались выкрики: «Правильно!»

«Скот рабочих совхозов, как известно, содержится за счет нелегального скармливания ему совхозных кормов, чем наносится ущерб интересам государства и всего народа, — отец перешел к другой, не менее «больной», теме. — С точки зрения обеспечения потребителей государства в мясе и молоке, скот рабочих и служащих не имеет существенного значения. У нас есть возможность обеспечить полное удовлетворение потребностей государства за счет колхозов и совхозов.