Дозвонившись доктору, Калеб оставил сообщение на автоответчике, и через десять минут доктор О'Нил перезвонила ему. Калеб объяснил, что Элизабет в отпуске и забыла взять с собой лекарства. А сейчас у нее страшный приступ мигрени. Доктор сказала, какие лекарства требуются, и дала несколько советов, как ей помочь.

Калеб вернулся в комнату и подошел к кровати.

Элизабет лежала неподвижно, прикрыв рукой глаза. С бьющимся сердцем Калеб взял с ночного столика наручники. Услышав их позвякивание, Элизабет обернулась, Калеб спрятал наручники за спину.

Она пробормотала:

— Калеб…

Он склонился над ней и провел пальцами по влажному лбу.

— Я сейчас уеду, — спокойно сказал он. — До аптеки минут двадцать езды. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Калеб бережно взял Элизабет за запястье и подтянул ее руку к спинке кровати. Элизабет посмотрела ему прямо в глаза. Взгляд ее был полон боли и страдания.

Она не видела наручников с того утра, когда он предоставил ей выбор между мирным существованием и войной.

Невероятно, но у него дрожали руки, когда он застегивал наручники. Он закрыл глаза и постарался отделаться от тяжести, которая легла ему на сердце. Его пальцы на мгновение задержались там, где на тонком запястье лихорадочно бился пульс.

Не глядя на Элизабет, он прицепил другое кольцо наручников к спинке кровати.

— Я скоро вернусь, Лиззи.

Она ничего не ответила, и он добавил:

— Ну, так нужно.

Она тихо всхлипнула, словно стараясь подавить слезы. Свободной рукой сдвинула мешочек со льдом и прижала ее ко лбу. Она знала — от слез станет еще хуже.

Калебу хотелось обнять ее и прижать к себе. Но он лишь поднес руку к ее искаженному болью лицу и осторожно отвел назад волосы.

— Лиззи, — хрипло прошептал он, — Лиззи, ты не…

Сквозь судорожные всхлипывания она проговорила:

— Калеб, пожалуйста… пожалуйста, не надо… Я не убегу… Я тебе обещаю.

Калеб зажмурился. Он не мог слышать, как эта гордая женщина умоляет его. Он презирал себя за то, что так унизил ее.

— Что, если… если меня опять вырвет? — жалобно простонала Элизабет.

Он тоже думал об этом, но не решался отстегнуть наручники.

Боль, которую он причинял Лиззи, была куда меньше, чем та боль, которую он причинял самому себе. В кого он превратился? За годы службы в спецназе с изнурительными тренировками, еще более изнурительной работой он все же не утратил человечности. И не утратил чувства чести.

Возможно, у Лиззи не было таких высоких понятий о человечности и о чести, но в данный момент она была не в состоянии причинить какой-либо вред. Наручники были лишь средством наказания. Ну, а для этого у него еще будет время.

Калеб отстегнул наручники и отложил в сторону. Взял ее маленькую мягкую руку в свои большие грубые ладони и стал потирать запястье, словно хотел стереть впечатление последних минут. Он устало вздохнул, и казалось, этот вздох вырвался из глубины его души. Интересно, кто из них больше изменится от этого причудливого сплетения их жизней? Несколько дней назад Калеб даже не полагал, что будет размышлять об этом.

Губы Элизабет слегка шевельнулись.

— Спасибо, — прошептала она.

Калеб сжал ее пальцы и покачал головой. Он буквально впился взглядом в ее лицо, но у него не хватало сил сказать, что ее благодарность не по адресу. Их отношения по своей сути остались прежними. Да они и не могли измениться. Он поклялся своему погибшему брату, что вытащит Лиззи из «Авалона». И он выполнит свое обещание. Чего бы это ни стоило.

— Постарайся отдохнуть, я скоро вернусь.

Прежде чем отправиться в аптеку, Калеб подъехал к тому месту, где, как он заметил, приземлилась ракета. Через несколько минут он нашел ее на опушке леса, около дороги. Чудо, что ее никто не обнаружил. Дважды за этот день его спас слепой случай. Днем он вышел из гаража, чтобы взять кое-какие инструменты в сарае и увидел, как эта проклятая штуковина пролетела над верхушками деревьев. Быстрый обыск на чердаке объяснил ему все.

Калеб даже пришел в восхищение. Он-то полагал, что его нельзя упрекнуть в непредусмотрительности, но кто бы мог подумать, что Элизабет такая сообразительная? Он оказался на волосок от ареста по обвинению в похищении.

И его бы судили. Закон на стороне Лиззи. И не важно, какими темными делишками занимается Лу.

Калеб горько рассмеялся. Вот он, профессиональный военный, специалист по взрывам! И какое же оружие эта красотка из «Авалона» применила против него? Игрушечную ракету! Она обставила его!

Но тут же восхищение мужественным поступком Лиззи сменилось стыдом: только отчаяние могло толкнуть ее на это. Что она там навоображала? Может, она думает, что оказалась в плену на всю жизнь? Или что он жестоко отомстит за смерть Дэвида?

Не стоит обвинять Лиззи за ее разыгравшееся воображение после того, как он обошелся с ней в первый вечер. Ему самому это не доставляло ни малейшего удовольствия. Видит Бог, у него нет привычки мучить беззащитных женщин. Просто он выполнял обещание, как выполнил бы любое другое задание.

Ничего не изменилось. У него работа, которую надо сделать ради Дэвида, даже если ему становится все труднее.

За эти несколько дней знакомства с Элизабет сомнения в правдивости истории, рассказанной Дэвидом, ожили с новой силой. Та ли это женщина, которая унизила его, оскорбила его гордость? Почему-то Калебу было трудно себе это представить.

Он сидел в «лендровере» и уже в который раз перечитывал послание Элизабет — мольбу о помощи, а потом сунул записку в карман черной кожаной куртки.

Нет, ему не доставляет никакого удовольствия мучить Элизабет.

Лиззи пыталась убедить его, что вступила в: «Авалон» для того, чтобы расследовать причины гибели Дэвида. Но как бы ему ни хотелось поверить ей, нельзя было не считаться с очевидным: Лиззи отдала коммуне все свои деньги и позволила нанести себе татуировку.

Калеб был неплохим депрограммистом, и объяснил Лиззи, насколько опасен «Авалон». Но вскоре понял всю бесполезность своей затеи, видя, что она притворяется, будто полностью согласна. Все шло совсем не так, как он предполагал. А жестоко обращаться с Элизабет он не мог.

Калеб повернул ключ зажигания и на предельной скорости помчался к аптеке. К тому времени, когда он вернулся домой, настала ночь и взошла полная луна.

Калеб на цыпочках вошел в темную спальню. Элизабет лежала, свернувшись калачиком. Он легко коснулся ее плеча, и от его прикосновения она вздрогнула.

— Мне еще хуже… так скверно, Калеб… — Она жалобно застонала, в ее голосе послышались слезы. — Я не вынесу этого.

От жалости к ней у него замерло сердце. Калеб вытащил одну из болеутоляющих таблеток, смесь эрготамина и кофеина. Доктор О'Нил предупредила его, что это лекарство подействует не сразу и нельзя ожидать быстрого улучшения, поскольку время было упущено. А еще она назвала и другие лекарства для профилактики приступов.

Калеб перевернул Лиззи на спину, и она вскрикнула от боли. Он почувствовал, что кожа ее влажная и горячая, хотя в комнате было прохладно. Тогда он приподнял голову Лиззи и сунул ей в Рот таблетку, а потом дал воды запить.

Затем вышел и наполнил ванну горячей водой. Вернулся в спальню и осторожно поднял Элизабет с постели. Она стояла на ногах нетвердо, и Калеб поддержал ее одной рукой, захватив другой мешочек со льдом.

— Куда ты меня ведешь? — спросила она слабым голосом.

— Доктор О'Нил сказала, что тебе надо принять горячую ванну и положить на голову лед. Это оттягивает кровь от головы.

Полная луна, светившая сквозь прозрачный потолок ванной комнаты, давала мало света. Но Лиззи и этого было много. Она опустила голову и не открывала глаз. Если бы Калеб не поддерживал ее, она бы упала. Затем он выключил воду и стал расстегивать ее рубашку.

Несколько секунд она, казалось, не понимала, что он делает, но затем резко схватила его за руку, тщетно пытаясь остановить его. А он уже расстегивал последнюю пуговицу.