Изменить стиль страницы
4
Я слышу те оды, симфонии, оперы,
Я слышу Вильгельма Телля — то говорит пробужденный, разгневанный грозный народ,
Звучат «Гугеноты», «Пророк»и «Роберт-Дьявол»Мейербера,
И «Фауст»Гуно, и «Дон-Жуан»Моцарта.
Звучит танцевальная музыка всех народов,
Вальс (этот изящный ритм, затопляющий, захлестывающий меня блаженством),
Болеро под звон гитар и щелканье кастаньет.
Я вижу религиозные пляски и старых и новых времен,
Я слышу древнюю лиру евреев,
Я вижу, идут крестоносцы, вздымая крест к небесам, под воинственный грохот литавров,
Я слышу, поют монотонно дервиши, и песнь прерывают безумные возгласы, и, все в неистовом круговерченье, они обращаются к Мекке.
Я вижу религиозные пляски экстазом охваченных арабов и персов,
А там, в Элевзине, жилище Цереры, я вижу пляску нынешних греков,
Я вижу, как плещут их руки, когда изгибается тело,
Я слышу ритмичное шарканье пляшущих ног,
Я вижу древний неистовый пляс корибантов — жрецов, которые ранят друг друга,
Я вижу юношей Рима, бросающих и хватающих дротики под пронзительный звук флажолетов,
Вот они падают на колени, вот поднимаются снова.
Я слышу, как с мусульманской мечети взывает к творцу муэдзин,
Я вижу внутри, в мечети, молящихся (ни проповеди, ни доводов важных, ни слов),
Но в странном, благочестивом молчанье — пылают лбы, запрокинуты головы и страстный восторг выражают лица.
Я слышу и многострунные арфы египтян,
Простые песни нильских гребцов,
Священные гимны Небесной империи
И нежные звуки китайского кинга [176](и скалы и лес зачарованы)
Или под флейту индуса, под звон будоражащей вины [177]
Вакхический клич баядерок [178].
5
И вот уже Азия, Африка покидают меня — Европа завладевает мной, заполняет мое существо,
Под гигантский орган, под оркестр звучит всемирный хор голосов,
Могучий Лютера гимн «Eine feste Burg ist unser Gott»,
«Stabat Mater [179]dolorosa»Россини,
И, разливаясь в высоком пространстве собора, где так прекрасны цветные витражи,
Ликует страстное «Agnus Dei» [180]или «Gloria in Excelsis». [181]
О композиторы! Божественные маэстро!
И вы, певцы сладкогласные Старого Света — сопрано! теноры! басы!
Вам новый, поющий на Западе бард
Почтительно выражает любовь.
(Так все ведет к тебе, о душа!
Все чувства, все зримое, все предметы — они приводят к тебе,
Но в паши дни, мне кажется, звуки идут впереди всего остального.)
Я слышу рождественский хор детей в соборе святого Павла
Иль под высоким плафоном огромного зала — симфонии, оратории Генделя, Гайдна, Бетховена,
И «Сотворенье» [182]меня омывает прибоем божественных волн.
Дай удержать мне все звуки (я с напряженьем, в безмерном усилье, кричу),
Наполни меня голосами вселенной,
Дай мне изведать трепет всего — Природы, бури, воды и ветра — опер и песен — маршей и танцев,
Наполни — влей их в меня — я все их жажду вобрать.
6
Ибо я сладко проснулся,
И, медля, еще вопрошая музыку сна
И вновь обращаясь к тому, что мне снилось — к неистовой буре,
Ко всем напевам, к сопрано и тенорам
И к быстрым восточным пляскам в религиозном экстазе,
К органу, ко всем инструментам, чудесным и разноликим,
Ко всем безыскусственным жалобам горя, любви и смерти,
Сказал я своей молчаливой, но жадной до впечатлений душе, не в спальне своей, не в постели:
«Приди, я нашел для тебя тот ключ, который долго искал,
Пойдем освежимся средь жаркого дня,
Весело жизнь узнавая, странствуя в мире реальном,
Только питаясь и впредь нашей бессмертной мечтой».
И больше того сказал я:
К счастью, то, что ты слышишь, душа, это не звуки ветра,
Не грезы бушующей бури, не хлопанье крыльев морского орла, не скрежет и скрип,
Не песни сияющей солнцем Италии,
Не мощный орган Германии — не всемирный хор голосов — не сочетанья гармоний —
Не свадебные песнопенья — не звуки военных маршей,
Не флейты, не арфы, не зов горниста, —
Но к новым ритмам, близким тебе,
К стихам, пролагающим путь от Жизни к Смерти, смутно дрожащим в ночной полумгле, неуловимым, незапечатленным,
К ним мы пойдем среди яркого дня, их мы запишем.

Моление Колумба

Перевод Б. Слуцкого.

Разбитый, хилый, дряхлый,
Выброшенный на дикий остров, далеко-далеко от родины,
Двенадцать печальных месяцев, зажатый между крутыми скалами и морем,
Больной, изможденный, плечом к плечу со смертью,
Бреду вдоль берега,
Изливая наболевшую душу.
Меня переполняет скорбь!
До завтра, может быть, не доживу;
Ни отдыхать, о Боже, не могу, ни пить, ни есть, ни спать,
Пока не выскажу мою мольбу перед Тобой,
Не нагляжусь, не надышусь Тобой, не побеседую с Тобой,
Не отчитаюсь снова пред Тобой.
Ты ведаешь всю жизнь мою, за годом год,
Долгую, исполненную не только благочестием — зиждительным трудом;
Ты ведаешь пост и молитвы юности моей,
Ты ведаешь задумчивую важность и прозренья зрелости моей,
Ты ведаешь и то, что, прежде чем начать, я предался Тебе,
Ты ведаешь и то, что позже все обеты исполнял, держался твердо их,
Ты ведаешь, ни разу не утратил я ни веры, ни восторга пред Тобой,
В оковах, в казематах, в немилости безропотно
Все от Тебя приемлющий, как должное, все, что Тобой ниспослано.
Все начинания мои посвящены Тебе,
Все замыслы и все расчеты задумывались и выполнялись с мыслью о Тебе,
По морю плыл, по суше странствовал к Тебе,
Желания, намерения, стремления, все мной достигнутое — Тебе.
О, я уверен, что они и в самом деле от Тебя —
Толчок, горение, несокрушимость воли,
Отчетливое внутреннее веление, которое сильнее слов,
Послание Небес, нашептываемое даже во сне, —
Вот что вело меня вперед.
Я с Божьей помощью свершил свой труд,
Я высвободил и расчистил древнейшие края земли, заросшие и одичавшие,
Я сблизил полушария и неизвестное связал с известным.
Конец неведом мне, он весь в Тебе,
Велик он будет или жалок, я не знаю,
Быть может, он таит в себе необозримые пространства и державы,
Быть может, грубый, меры не знающий людской подлесок, мне хорошо известный,
Здесь приживется после пересадки, воспрянет, просветится, станет достойным Тебя,
Быть может, в самом деле здесь мечи перекуются на орала,
Быть может, мертвый крест, безжизненный Европы крест, ростки здесь пустит и расцветет.
Еще усилие, пусть этот неживой песок послужит алтарем;
За то, что Ты, о Боже, освещал мне жизнь,
Тобой ниспосланным лучом, спокойным, тихим,
Светил светлее света самого,
Невыразимым, несказанным светом,
За это, Боже, коленопреклоненно, своим последним словом
Я, старый, расслабленный и нищий, благодарю Тебя.
Конец мой близок,
Тучи уже сомкнулись надо мной,
Я сбился с курса, плавание не удалось,
Я уступаю корабли Тебе.
Руки, все мои мышцы расслаблены,
Мой мозг смущен и изможден,
Пусть распадутся ветшающие снасти, я от Тебя не отпаду,
Прильну к Тебе, о Боже, пускай меня колотят волны,
Тебя, Тебя-то я, по крайней мере, знаю.
Пророчествую или брежу?
Что знаю я о жизни? О себе?
Не знаю даже, завершено ли начатое дело.
Передо мной, дразня меня, сбивая с толку, стелятся неясные, туманные догадки
Про новые, лучшие миры, про их могучие роди́ны.
А новые внезапные виденья, что они значат?
Чудесно, словно Божьей дланью, мои отверзлись очи,
Сквозь небеса и воздух мне улыбается огромный смутный призрак,
И по волнам далеким плывут бесчисленные корабли,
И гимны на неведомых наречьях приветствуют меня.
вернуться

176

Кинг— название старинного китайского ударного музыкального инструмента.

вернуться

177

Вина— индийский струнный щипковый инструмент.

вернуться

178

Баядера— храмовая танцовщица в Индии.

вернуться

179

Stabat mater— католическое песнопение на текст духовного стихотворения XIII в. Начальные слова «Stabat mater dolorosa…» (лат. — «Мать скорбящая стояла…»).

вернуться

180

Agnus Dei(лат. — агнец божий) — католическое песнопение, заключительная часть мессы.

вернуться

181

Gloria in excelsis(лат. — слава в вышних) — хвалебное песнопение, вторая часть католической мессы.

вернуться

182

«Сотворенье»(«Сотворение мира») — оратория И. Гайдна.