Одна из форкиад
Ну как вы, сестры?
Другие
Сговоримся с ним,
Однако глаза с зубом не дадим.
Мефистофель
Венец картины в зубе ведь и глазе!
Как быть тогда при этаком отказе?
Одна из форкиад
Зажмурь свой глаз один и выставь клык,
И в профиль ты наш вылитый двойник,
Как будто брат наш.
Мефистофель
Слишком много чести.
Да будет так!
Форкиады
Да будет так!
Мефистофель (уподобившись в профиль форкиаде)
Без лести,
Вот я, Хаоса сын новооткрытый!
Форкиады
Мы дочери его. Ты средь сестер.
Мефистофель
О, до чего я дожил! Вот позор!
Меня все примут за гермафродита!
Форкиады
Ах, как мы все похорошели сразу:
Теперь у нас два зуба и два глаза.
Мефистофель
Мне в этом виде лишь чертей пугать,
А больше носу некуда казать.
(Уходит.)
Скалистые бухты Эгейского моря
Луна, остающаяся все время в зените.
Сирены (расположившись кругом на утесах, играют на флейтах и поют)
Как преступницы и лгуньи,
Фессалийские колдуньи
Низводили беззаконно
Трон твой наземь с небосклона.
Но спокойно, примиренно
Посмотри на блеск затона
И на белые буруны
Разволнованной лагуны.
Служим мы тебе усердно,
Будь, луна, к нам милосердна.
Нереиды [187] и тритоны (в виде морских чудовищ)
Вызовем трубой протяжной
На простор равнины влажной
Всех со дна, из глубины!
Из пучины, бурей взрытой,
Мы сюда, в залив укрытый,
Песнями привлечены.
Мы для праздника надели
Перстни, цепи, ожерелья,
Золотые пояса.
Тут утопленниц каменья.
Это — кораблекрушений
Затонувшая краса.
Это, демоны залива,
Ваша страшная пожива.
Моряки, ища причала,
Разбивались здесь о скалы,
Слыша ваши голоса.
Сирены
Знаем мы, что в синей зыби
Нежится порода рыбья,
Отливая чешуей.
Но на нынешнем веселье
Мы б увериться хотели,
Что не рыбы вы душой.
Нереиды и тритоны
Прежде чем сюда приплыли,
Это мы сообразили.
Отплывем от этих глыб,
В глубину нырнем проворно
И докажем, что, бесспорно,
Кровью мы теплее рыб.
(Удаляются.)
Сирены
Исчезли вмиг.
Попутным зефиром
Уносит их
К высоким кабирам.
О них в Самофракии
Предания всякие.
Ходит молва:
Сами себя производят, не зная,
Кто они сами,
Те божества.
Месяц над нами,
Останься всю ночь!
Утро лучами
Погонит нас прочь.
Фалес (на берегу, Гомункулу)
Я б мог свести тебя с охотой
С Нереем, мы у края грота.
Но он ужасный мизантроп,
Ворчлив, упрям и твердолоб.
Одно уже людское имя
Рождает злобу в нелюдиме.
Но будущность ему ясна,
Вот оправданье ворчуна.
Старик своим сужденьем строгим
Нередко был полезен многим.
Гомункул
Заглянем все ж. Я не боюсь,
Что сгасну или разобьюсь.
Нерей [188]
Людской какой-то голос? Что за гость?
О люди! В сердце будите вы злость!
С богами вы желаете сравняться
И над собой не можете подняться.
Какой бы дивный я вкушал покой,
Не будь мне жалко слабости людской!
Напрасно проявлял я жалость эту,
И пропадали зря мои советы.
Фалес
И все же нас ответом удостой,
Мудрец пучины, старец водяной!
Вот в образе людском огонь пред нами.
Ждет от тебя совета это пламя.
Нерей
Совета? Кто оценит мой совет?
Для увещаний в мире слуха нет.
Хоть люди платятся своей же шкурой.
Умней не делаются самодуры.
Как я Париса предостерегал,
Чтоб он чужой жены не похищал!
Здесь, на границе греческой земли,
Когда он предо мной стоял надменно,
Я предсказал ему проникновенно
Все, что прозрел я мысленно вдали:
Войну, приплытье греков, дни осады,
Треск балок, дым, горящие громады,
Захват твердыни, преданной огню,
Пожар, убийство, бойню и резню.
День судный Трои, гением поэта
На страх тысячелетиям воспетый.
Но вызывающего смельчака
Не удержало слово старика.
В угоду чувству он попрал закон,
И пал его виною Илион.
По-богатырски пал, во всем величье,
Орлов на Пинде сделавшись добычей.
Улисса остерег я наперед
О том, что он к Циклопу попадет,
И предсказал плененье у Цирцеи,
Но стал ли он от этого умнее?
Что спасся он — счастливая случайность.
А то б его не миновала крайность.