Тома
Маня — жадный богатей
Стал хозяином полей,
Завладел округой всей.
Утром он коня седлает,
Сам угодья объезжает, —
Потравлены травы,
Воды не хватает.
Кто в речушке воду пил,
Луговины потравил —
Маня не узнал,
Вора не поймал.
"Ты ли, Тома старый,
Со своей отарой
Тут ходил, бродил,
Травы потравил,
Речку обмелил,
Денег не платил?!"
Тома не молчал,
Сразу отвечал:
"Сколько должен я кругом
Заплачу тебе потом.
А зима — в снегу, во льду
Была людям на беду…
Деньги где теперь найду?
Ты — один, и я — один, —
Чего нам тужить?
Давай в мире жить!
Ты — траву косить,
А я — стричь овец…
Денег, наконец,
Нагребу ларец!
Будь защитой мне,
Как добрый отец!"
Лучшие ковры
Тома расстелил.
Ставил пить и есть,
Просил гостя сесть,
Оказывал честь.
Но задумал Маня злое:
Томе лезвие стальное
Он в живот всадил.
Славно погостил,
Добром отплатил,
На коня вскочил
И прочь ускакал.
А Тома один остался…
Как очнулся он, нагнулся,
Кишки подобрал,
В живот запихал;
Ремнем затянул,
За Маней погнал.
Далеко настиг он Маню,
Разглядел его в тумане —
В заревом дыму;
Закричал ему:
"Стой ты, Маня недостойный!
Ты убил меня разбойно —
За что? Почему?
Умру — не пойму!..
Что ж теперь дрожишь,
Как заяц, бежишь,
Погоди, постой!
Разочтусь с тобой…
Выходи на бой!"
Тут они и взялись,
Тут они сражались;
В бурьяне катались
Долгий летний день,
А как солнце село
И все потемнело,
Тома одолел,
Маня околел.
Тома был крещеный,
Маня — пес поганый!
Тому схоронили,
Добром помянули.
На его могиле
Флуер положили.
Ветер выл тоскливо,
Флуер пел уныло:
"Очнись, Тома милый,
Вставай из могилы!
Солнышко смеется:
Пришли твои овцы —
Вся твоя отара,
Прибежали сорок
Золотистых ярок!
И одна все плачет,
Как сестра по брату.
Очнись, Тома милый,
Вставай из могилы!
Пришли твои братья —
Сорок чабанов,
Сорок сыновей
Четырех сестер!
Прибежали сорок
Ягнят твоих серых
В звонких, золотых
Бубенцах литых,
На рожках витых!
"Очнись, Тома милый,
Вставай из могилы!
Долиной пройди,
Овец выводи!
Пусть в лугах пасутся,
Пусть воды напьются,
А недруги-змеи
Пускай пропадают!"
Груя и Новак
В кодру темном и густом
Спорят Груя с Новаком:
"Груя, Груя, сын мой милый,
Или жизнь тебе постыла?
Ты своей не хвастай силой!
Сколько ты живешь —
Только турок бьешь…
А в плен попадешь,
В темнице сгниешь!"
Рассердился Груя, встал,
Слушать старого не стал:
Вороного оседлал,
К Цареграду поскакал.
Да заехал на постой
К разбитной вдове одной,
Ко вдове-шинкарке —
К Анике Корчмарке,
Что любит подарки.
Просит есть и пить,
Коня накормить.
Вдова разбитная,
Голова лихая,
Она, так и быть,
Ставит есть и пить;
Ставит есть и пить
И велит платить.
Груя ей в лицо смеется:
"И без денег обойдется!
Как чеканных два червонца,
Я тебе пока
Дам два тумака.
Подставляй бока!"
Вдова осерчала,
В стойло побежала,
Лошадь оседлала;
В Царьград прискакала,
Султану сказала:
"Государь великий!
Защити от лиха
Бедную вдову!
В страхе я живу!
Корчма моя — в стороне…
А заехал тут ко мне
Груя-молдован,
Новаковский сын —
Разбойный буян:
Добро мое тратит,
А денег не платит!
В ночь он наезжает,
Турок убивает.
Тебя, государя,
Побить угрожает".
А султан вдове
Говорит в ответ:
"Напои его допьяну
Да подсыпь ему дурману!
А за службу без обману
Щедрой мерой отплачу,
Я тебя озолочу!"
На коня вдова садилась,
В корчму свою воротилась,
Уж о деньгах не толкуя,
Подает Аника Груе
Вино дорогое
С перцем и дурманом.
А он пьет стаканом
И сделался пьяным.
От злого такого
Пойла колдовского
Замертво упал,
В западню попал.
Грую турки взяли,
Гайтаном связали,
В Цареград пригнали,
В башню посадили,
К стене приковали.
На цепи в темнице
Груя наш томится
Вот уж целый год:
Вести не дает
И письма не шлет.
Взяла Новака,
Отца-старика
Лютая тоска.
На крыльцо он вышел,
Глянул и увидел —
Черный ворон-птица
В высоте кружится.
"Эй ты, ворон-птица,
Черное перо,
Сделай мне добро!
Беда со мной приключилась,
Душа тоской истомилась…
Окажи мне, ворон, милость:
Полетай по свету —
Жив он или нету,
Сын мой злосчастный —
Груя несчастный?
Пропал он безвестно!.. "
Вот над пышным Цареградом,
Над богатым стольным градом,
Черный ворон покружился
И на башню опустился,
За решетку ухватился
Там, где Груя истомился.
"Черный ворон! —
Молвил Груя, —
Ждешь ты — скоро ли умру я?
Ты меня, видать,
Прилетел клевать?"
"Не хотел тебя клевать,
Весть хотел я передать
Об отце твоем,
Новаке седом!
Гнет его кручина…
Плачет сиротина
Об участи сына.
А сын — недостойный,
Бродяга разбойный… "
Цепью загремел в темнице,
Молвил Груя: "Ворон-птица
Черное перо!
Сделай мне добро!
В канцелярию султана,
Где сидят писцы дивана,
Слетай поскорей:
Лист у писарей
Со стола хватай,
Мне в окно подай!"
В канцелярию султана,
К важным писарям дивана,
Черный ворон залетел,
Лист бумаги ухватил,
В башню Груе приносил.
Груя кровью и слезами
Горькое писал посланье,
Ворона просил,
Слезно умолял,
Чтоб отцу вручил.
Ворон крыльями взмахнул,
На Молдову повернул,
Туда прилетел,
Где Новак сидел,
Вестей ожидал,
От горя седел.
"Вот тебе письмо
Сына твоего!"
Новак прочитал,
Проворно вставал,
Коня оседлал,
К горе поскакал.
А на той горе крутой,
За стеною крепостной
Монастырь стоял святой.
Как монахи увидали
Да как Новака узнали,
Вмиг ворота запирали.
"Мош Новак! — кричали. —
Денег мало, что ли,
Мы тебе давали.
Или ты, злодей, грабитель,
Разорить решил обитель?"
"Я пришел не грабить,
Почтенные братья.
А надобно, братья,
Мне монашье платье.
Мой наряд берите,
А мне подарите
Отшельничью ризу
С черным клобуком.
Бедным чернецом
Хочу обрядиться,
От мира укрыться,
Богу помолиться".
Рясу надевал он,
Клобук с покрывалом,
К туркам прискакал,
Султану сказал:
"Государь великий,
Я — чернец убогий.
Служка расторопный
Нужен мне в дороге".
"Что ж, в тюрьму ступай
И сам выбирай
Да выкуп давай!"
Султан отвечает.
А страж примечает,
Султану кивает,
Шепчет, наущает
Царя своего:
"Вглядись-ка в него —
Берет меня страх,
Какой он монах?
Он речью — Новак,
И статью — Новак!"
А Новак услышал —
От султана вышел;
Рясу он снимал,
На землю бросал,
На коня вскочил,
К башне прискакал.
Конь чихнул войницкий,
Башня раскололась,
Стена развалилась.
Мош Новак седой
Взмахнул боевой
Сабелькой стальной
В палец шириной.
Крикнул Груе:
"Бей их с краю,
А я — в середину!
Побей половину,
Да я — половину!"
И вояка старый
На турок ударил,
Как прежде бывало.
Солнце высоко стояло,
Двух часов не миновало —
Новаку и Груе
Не с кем биться стало.