Я буду раздевать вас, снимая одну часть туалета за другой, пока зеленое платье не упадет на пол. Я намерен, изучить каждую складочку, каждую родинку на вашем теле, а затем с восхищением буду наслаждаться его великолепием».

Воображение Галена разыгралось не на шутку. Он весь напрягся, представив, как она сладострастно стонет, лежа под ним, как он жадно, словно дикарь, лобзает ее груди. Ее порочные раздвинутые бедра…

Тысячи дразнящих, возбуждающих образов теснились в его воображении.

«Вы будете моей, мисс Морленд. Вы будете принадлежать мне — вся. А тогда поглядим, что вы будете делать, когда вас, как тигрицу, загонят в западню…»

Ее дыхание явно стало глубже и чаще впрочем, ее волнение можно было приписать бурному крещендо. Было видно, как слегка вздрагивали ее пальцы, она прижала руку к груди, пытаясь успокоить сердцебиение и заодно как бы прикрыть сердце от его нескромных взглядов. Она упорно не оборачивалась в его сторону.

«Ты так желанна, я хочу тебя. Очень хочу».

Он мысленно твердил эти слова, настойчиво и сознательно повторяя их в такт музыке, стремясь, чтобы она уловила их и покорилась его желаниям.

Хейли ощущала на себе его взгляд и не знала, хватит ли у нее сил выдержать испытание и не оглянуться. Но с каждой минутой ей становилось все тяжелее выносить этот таинственный и волнующий взор. Ей все больше хотелось взглянуть назад и увидеть теплый, струящийся из его глаз свет, который манил и притягивал к себе. Она должна была счесть его поведение неприличным и даже оскорбительным, но холодные доводы рассудка отступали под натиском пробудившихся чувств. Его взгляд нисколько не походил на те косые и похотливые взгляды, которыми смотрели на нее невоспитанные мужланы на улице. В его глазах горел настоящий первобытный огонь желания, этот огонь она заметила во время их встречи на выставке. Когда он смотрел на нее так, как сейчас, Хейли казалось, что его горящие глаза видят ее обнаженной, словно на ней ничего нет. Она почти ощущала, как эти ненасытные глаза ощупывают и ласкают ее тел о, от них невозможно было ничего скрыть. Она не могла не понимать, что означает такой взгляд, и ей становилось страшно. Но страх тут же уступал место другому чувству, неизвестному и пьянящему. Тело помимо ее воли откликалось на молчаливый, но ясный призыв, оно жаждало подобной ласки, более того, оно умоляло и требовало чего-то большего и манящего.

Странные это были мысли, не менее странные и удивительные, чем немой диалог между ними. Концертный зал, похрапывающий рядом жених — все отошло куда-то далеко, сжалось, стало мелким и незначительным. Он и она, она и он — и вокруг никого!

Разыгравшееся воображение Хейли подсказывало, что может последовать дальше, если она уступит, если позволит ему не только взгляды. Она смутилась, покраснела и опять приложила руку к сердцу, которое билось, что едва не выпрыгивало из груди. Любая девушка может утонуть в глубине этих чарующих глаз и даже не позвать на помощь. Как неприлично долго он смотрит на нее!.. «Несмотря на всю непристойность, мне очень приятно, да, меня это волнует, возбуждает и страшит одновременно… Но мне же следует быть…»

Вспышка протеста тут же утонула под влиянием странного сладкого томления, охватившего все ее тело.

Приятные мурашки побежали по спине и шее, а внизу что-то вспыхнуло и как будто опалило пламенем.

Хейли начала вставать, хотя дрожащие ноги плохо ей повиновались. Она хотела выйти, чтобы положить конец этому невыносимому безобразию, но в этот момент конверт окончился мажорным финалом и в зале раздались аплодисменты. Герберт тут же проснулся, не забыв напоследок как следует всхрапнуть, и как ни в чем не бывало присоединился к рукоплесканиям. Тетя Элис спокойно открыла глаза, словно очнувшись от сладких грез, навеянных музыкой, столь некстати прерванных хлопками слушателей.

Хейли, не успев встать, опять присела, делая вид, что усматривает кого-то впереди. «Если мне повезет, то он, воспользовавшись удобным моментом, исчезнет, прежде чем Герберт или кто-нибудь еще заметит его. В конце концов, не может же он не понимать, что нельзя вот так стоять и привлекать к себе внимание… пристально глядя в меня?»

— Славно, славно! Конец получился лучше всего — очень бодрящим! — воскликнул Герберт, потягиваясь. — О, мистер Хоук! Как это я вас раньше не заметил?

Герберт повернулся лицом назад и протянул руку, но так неуклюже, что наступил Хейли на туфли и подол платья, вынуждая ее отодвинуться назад, еще ближе к мистеру Хоуку.

— Прекрасное исполнение, не правда ли?!

— Восхитительное, — согласился Гален, с сочувствием взглянув на Хейли, которая пыталась выйти из неловкого положения, в которое ее поставил Герберт. — Удивительно прекрасное исполнение, мистер Трамбл.

— Вы не останетесь? Не хотите ли присоединиться к нашей небольшой компании? — спросил Герберт. — Лорд Морленд не соблаговолил поехать на концерт, и, как видите, у нас нехватка кавалеров. Уверен, миссис Шоу с удовольствием разделит ваше общество.

Сердце у Хейли тревожно забилось. Герберт хватался за мистера Хоука, словно щенок за любимую игрушку. Согласиться с его предложением она никак не могла, в противном случае она рисковала попасть в крайне неловкое и затруднительное положение. Но видимо, все, кроме нее, были согласны, по крайней мере никто не был против.

— Думаю, тетя Элис настолько устала, что…

— Чепуха! Я слегка вздремнула и сейчас чувствую себя, словно мне шестнадцать лет, не больше! — Тетя Элис улыбнулась, хотя в ее глазах мелькнуло опасение, не перегнула ли она палку.

— Сегодня вам никак нельзя дать больше! — вежливо сказал Гален и поклонился.

Тетя Элис хихикнула.

— Настоящий джентльмен знает, как завоевать расположение дамы.

— Все довольны, вот и хорошо, — подхватил Герберт. — Думаю, в гостиной уже подают освежающие напитки. Не направиться ли нам туда?

Когда все направились в гостиную, то Герберт по рассеянности взял под руку Галена, но последний тактично исправил его оплошность. Он мягко отстранился, повернулся и взял под руку тетю Элис, предоставив Герберту право поухаживать за своей невестой.

— Прошу извинить меня, мисс Морленд, — пробормотал Герберт. — Вся эта суета немного выводит из равновесия, не так ли?

Хейли кивнула, не зная, что сказать, и ужасом представляя, свидетелем скольких промахов станет мистер Хоук, Слишком велико было различие между двумя мужчинами, столь яркий контраст бросался в глаза и болезненно воспринимался Хейли. Настроение у нее окончательно испортилось, она чувствовала, что вечер складывается совсем не так, как ей бы того хотелось. Притворяться, поддакивать, играть роль, которая была ей глубоко противна, — более мучительное и противное занятие трудно было себе представить.

Гостиная примыкала к бальному залу и представляла собой просторное помещение. Везде стояли удобные диваны, стулья, ломберные столики, — все было предусмотрено для салонной беседы и для салонных игр. Возле одной из стен располагался внушительного вида буфет, на стойке которого поблескивали разные бутылки, в том числе и шампанское. По залу бесшумно скользили вышколенные слуги с подносами, на которых стояли бокалы с вином и закусками, и предлагали угощение всем гостям, чтобы каждый из них мог удовлетворить жажду или голод.

Когда они подошли к свободным стульям, Герберт выпустил руку Хейли и предложил всем сесть.

— Здесь так уютно, не правда ли? Не хотите ли чего-нибудь, миссис Шоу? Может, пирожное?

Тетя Элис покачала головой:

— Мне ничего не хочется, но, возможно, вы чем-нибудь угостите Хейли. В последнее время она очень мало ест, боюсь, как бы она не упала в обморок и не пропустила бы самую интересную часть вечера!

Хейли едва не задохнулась от возмущения.

— Я… я не из тех, кто теряет сознание. — Она взмахнула веером, пытаясь резким движением дать понять тете, что не следует болтать всякий вздор. — Я никогда не падаю в обморок.

— Во времена моей юности, мистер Хоук, — тетя Элис как ни в чем не бывало повернулась к своему визави, — падать в обморок было настоящим искусством. Признаюсь, я владела им в совершенстве. К сожалению, теперь оно ушло.