ГЕНРИХ ФРАУЕНЛОБ
* * *
Твой цвет, искусство песнопенья—
Фиалок нежное цветенье,
Огня высокое горенье —
Принес прекрасный плод:
На древе славы он растет,
Вершины украшенье.
Лилейно строг был струн его настрой
И звездно ясен духа небосклон,
Сиянием лучистым окружен
И чистым золота сверканьем озарен
Расцвет его и путь его не торный,
Его желаний жемчуг светлый и отборный
Был в серебре его деяний отражен,
Их блеск в родстве с алмазною игрой.
О, плачь, гармония! Искусства больше нет,
О, плачь и ты, великий сонм планет:
Опора неба и печали цвет,
Прими его, о троица святая,
Ты, дева, чистотой блистая,
Пошли ему свой благостный привет,
Когда предстанет пред тобой
Конрад — поэт
И Вюрцбурга герой.
* * *
Благословен души моей хозяин
И счастья милый гость, что вновь и вновь,
В любое время
Отрадные готовит перемены,
Блаженство мне высокое даря:
О, женщина, которая не зря
На дух мой тягостное возложила бремя,
В глубины радости влекущую любовь,
И ей противиться мне не хватает силы,
И сам я счастлив в плен ее попасть.
Она меня без боя победила,
И я вкусил ее победы сласть.
О, чистая, о, нежная,
О, сладостная власть!
Какое чудо, что она
Во мне победу одержала надо мною.
Любовь виною
В том, что мысль одна
И разум мой, и дух затмила,
И хоть усилия она к тому не приложила,
Но узнаю я всякий раз
По выраженью милых глаз
Мой смертный час и к жизни возвращенье.
И с ней одною
Надеждой страстною я связан и тоскою,
И ей одною желание мое и утешенье
Исчерпано до дна.
ВЕРНЕР ФОН ГОМБЕРГ
* * *
Что случилось со мной? Помутился мой взор,
По земле я брожу очумело.
Этот рот — он пылает, что в поле костер!
Не сравнимо ни с чем ее тело!
Мне себя не унять, страсти не побороть.
Нет таких совершенств, что ей не дал господь:
Он на розах вскормил ее жаркую плоть!
Отчего ж недостойнейншй плут и дурак
Смеет с нею вкушать наслажденья,
А до гроба ей преданный рыцарь никак
Не добьется ее снисхожденья?
Справедливость загублена в нашем краю.
Побеждает бесчестный в любовном бою.
Как сумел этот черт оказаться в раю?!
О господь, твоя воля превыше всего!
Перед нею и сильные — слабы.
Сделай так, чтоб она разлюбила его
И меня — не его! — предпочла бы!
Лишь тогда, под твоей благодатной рукой,
На горючей земле обрету я покой
И поверю, что род не погибнет людской.
ГЕНРИХ ГЕТЦБОЛЬД ФОН ВАЙСЕНЗЕЕ
* * *
Славься, денечек, когда мой дружочек —
Ах, вспоминаю опять и опять! —
Ротиком жгущим, к играм зовущим,
Пролепетал сокровенное: «В пять!»
Алые губки верной голубки
Я целовал, целовал без конца.
Так отчего же, праведный боже,
Разъединились наши сердца?
Вспомню и млею: снега белее
Шейка лебяжья и ручка ее.
Мучусь тоскою... Нет мне покою...
И на земле без нее — не житье!
ОСВАЛЬД ФОН ВОЛЬКЕНШТЕЙН
* * *
«Я за полночь слышу, как тянет прохладной травой
И ветер шуршит из предутренней мглы луговой,
Который, как я понимаю, зовется норд-остом.
Я, стражник, — послушайте! — я говорю вам: грядет
Рассвет из клубящейся чащи лесов и вот-вот
Заря разольется по кронам деревьев и гнездам.
Разносятся трели певцов из зеленых кустов —
Чижей, соловьев, долгоносиков, черных дроздов,
Долины и горы внимают их громкому пению.
И ежели кто-то в местечке укромном лежит,
Кто ночь удовольствию отдал, пускай поспешит —
Не время, не время любовному уединению!»
А дева спала непробудно в постели,
И юноша спал, не внимая совету,
И если бы птицы в листве не запели,
Они бы едва ли проснулись к рассвету.
И дева пустилась рассвет упрекать:
«Не можете ль вы, господни, подождать
И честь соблюдать, как положено по этикету!»
Накидочку белую быстро она подала
Возлюбленному и капризно рукой повела.
«Взгляни-ка на небо,— сказала,— не скоро ль светает?»
И юноша встал, и окно широко распахнул,
И только на небо, как дева просила, взглянул:
«О боже,— воскликнул,— и вправду рассвет наступает!»
Рассвет пробивался сквозь толщи невидимых сфер,
И в зареве ярком свой блеск потушил Люцифер,
Со светом теряя и чары свои, и заклятья.
И юноша деву привлек и вздохнул тяжело:
«Ах, душенька, и получаса еще не прошло,
Как мы неразлучно, казалось, смыкали объятья».
И вновь они стали стенать и молить,
Минуты вымаливать, млея от страсти,—
Как будто их хочет рассвет разлучить,—
И солнца боялись, и ждали напасти.
Она говорила: «Возлюбленный мой,
Останься минуту-другую со мной,
Пусть будет что будет, любимый, я вся в твоей власти!»
И в то же мгновенье пронзительно рог затрубил —
Увы, это стражник, очнувшись, приход возвестил
Восточного гостя в слепящем глаза одеянье.
И дева, увидев, как сделалось всюду светло:
«Ах, солнце,— воскликнула,— как ты некстати взошло,
Куда бы приятней ты было в закатном сиянье!
К чему, в самом деле, мне блеск ослепительный твой?
Достаточно было б мерцанья звезды голубой
На небе ночном, чтоб исполнилось неисполнимое!»
А юноша лишь рассмеялся: «Ах, радость моя,
И рад бы — да солнцу не властен приказывать я,
Любовью томясь, я тебя покидаю, любимая».
«Постой же,— взмолилась она,— подожди!
Ты видишь, и я, как в горячке, пылаю.
Ты душу мне вынул — так не уходи.
Побудь, я о большем уже но мечтаю!»
II разом прильнули... II что тут сказать?
И рук не могли... не могли оторвать.
«Прощай, моя радость, прощай... я тебя покидаю...»