Изменить стиль страницы

Юришич Янко [312]

Кто там стонет в городе Стамбуле:
Не змея ли, белая ли вила?
Не змея, не белая то вила,
Это Янко Юришич [313]там стонет.
Стонет Янко от неволи тяжкой:
Вот уже три года миновало,
Как томится он во тьме темницы
У жестокого царя-тирана,
У султана злого Сулеймана.
Невтерпеж сидеть в темнице стало,
Целый день с утра все стонет Янко,
Надоел он и камням холодным,
А не то что царю Сулейману.
Захотел султан его увидеть,
Подошел он к воротам темницы,
Окликает Юришича Янко:
«Эй, ублюдок Янко, что с тобою,
Иль беда какая приключилась,
Что ты стонешь у меня в темнице?
Голоден ли ты, иль пить ты жаждешь?
Или ты так сильно стосковался,
Стосковался по гяурке юной?»
Молвит Янко Юришич султану:
«Волен, царь, ты говорить, что хочешь.
Я не голоден и пить не жажду,
Я по воле только стосковался,
Как попал к тебе в полон в темницу,
Невтерпеж сидеть в темнице стало,
Царь-султан, коль ты боишься бога,
То в награду все бери, что хочешь,
Только кости выпусти на волю!»
Сулейман-султан ему ответил:
«Эй ты, курвин сын, ублюдок Янко,
Не возьму ни пара, [314]ни динара.
Я хочу, чтоб ты сказал мне правду,
Как зовут трех воевод отважных,
Что мое все войско погубили,
Через поле Косово погнали?»
Янко Юришич ему ответил:
«Волен, царь, ты спрашивать, что хочешь.
Коль спросил, скажу тебе по правде:
Первый самый славный воевода,
Что на Косове погнал всех турок
И загнал их в Лаб и Ситницу,
Это был сам Королевич Марко. [315]
А второй за ним был воевода,
Порубил он саблей много турок,
Это был ребенок малый Огнян,
По сестре племянник милый Марка. [316]
А еще был третий воевода,
Что сломал свою стальную саблю,
На копье насаживал он турок,
В Лаб он гнал перед собою турок,
Загонял их в Лаб и Ситницу.
Янко Юришич — тот воевода,
Вот, султан, он у тебя в темнице,
Можешь с ним ты сделать, что захочешь!»
Сулейман-султан ему ответил:
«Эй ты, курвин сын, ублюдок Янко!
Выбирай себе ты казнь любую,
Этой казнью тебе душу выну.
Если хочешь, плавать в море будешь, [317]
Если хочешь, то гореть ты станешь,
Если хочешь, то к хвостам привяжем
И конями разорвем на части?»
Молвит Янко Юришич султану:
«Волен, царь, ты говорить, что хочешь:
Только мне не милы эти казни,
Эти казни все не для юнака.
Я не рыба, чтобы в море плавать,
Не полено, чтоб в огне сжигали,
И не курва, чтоб к хвостам вязали
И конями разрывали в поле,
Но юнак я первый из юнаков.
Дай ты мне, султан, коня плохого,
Что был тридцать лет никем не езжен,
Был не езжен и отвык от боя;
Дай ты мне еще тупую саблю,
Ту, что тридцать лет не наводили,
Не точили, в бой с собой не брали,
Что от ржавчины негодной стала,
Трудно ее вытащить из ножен.
Дай на волю выехать мне в поле,
Выпусти вслед двести янычаров,
Саблями меня пускай изрубят,
Пусть в бою я как юнак погибну».
Сулейман-султан его послушал,
Дал ему султан коня плохого,
Что был тридцать лет никем не езжен,
Был не езжен и отвык от боя;
Дал ему султан тупую саблю,
Ту, что тридцать лет не наводили,
Не точили, в бой с собой не брали,
Что от ржавчины негодной стала,
Трудно вытащить ее из ножен.
Янко в поле выпустил на волю
И пустил вслед двести янычаров.
На коня вскочил проворно Янко,
Сильно разогнал коня плохого,
Побежал что было сил коняга,
По широкому понесся полю.
Поскакали двести янычаров.
Вырвался вперед один из турок,
Голову хотел отсечь у Янко,
Получить награду от султана,
И догнал он Юришича Янко.
Янко увидал беду большую,
Помянул он истинного бога,
Выхватил свою тупую саблю,
Будто новую со сталью острой,
Он дождался молодого турка,
Вскинул руку правую и саблю,
Турка в пояс шелковый ударил,
Рухнул турок, надвое разрублен.
Турок грянул, Янко тут нагрянул,
Конь усталый для него — помеха,
На коне турецком он поехал.
Не тупую — острую взял саблю
И с турецкой саблей встретил турок,
Половину порубил он саблей,
Половину их погнал к султану,
И на воле он поехал в поле
К дому своему, здоров и весел.

Смерть воеводы Приезды [318]

За одним письмом летит другое.
Кто их пишет, кто их получает?
Пишет письма царь Мехмед [319]турецкий,
Получает — в Сталаче [320]Приезда. [321]
«О Приезда, града воевода,
Ты пошли мне три бесценных дара:
Ты пошли мне дамасскую саблю,
Что сечет и дерево и камень,
Крепкий камень, хладное железо;
Ты пошли мне коня сивой масти:
Две стены твой Серко перескочит
И две башни высокого замка;
И пошли мне верную супругу».
Мрачно смотрит на письмо Приезда,
Мрачно смотрит, а другое пишет:
«Ополчайся, царь Мехмед турецкий,
Сколько хочешь собери ты войска
У Сталача, когда пожелаешь.
Не получишь от меня подарков.
Эту саблю для себя сковал я,
Для себя вскормил коня-журавку, [322]
А невесту для себя привез я.
Ничего от меня не получишь».
Собирает войско царь турецкий,
Собирает и ведет к Сталачу.
Под Сталачем стоит он три года:
Не отбил ни дерева, ни камня,
Крепкий город покорить не может
И не может домой возвратиться.
Рано утром случилось в субботу:
Поднялася супруга Приезды
На высокие стены Сталача,
Долго смотрит на воды Моравы.
Замутилась у града Морава.
И сказала супруга Приезды:
«О Приезда, господин любимый,
Я боюсь, мой господин любимый,
Что подкопы пророют к нам турки».
Отвечает супруге Приезда:
«Замолчи, не говори пустое,
Под Моравой подкоп им не вырыть».
Воскресенье святое настало,
Молится Приезда в белой церкви.
Отстоял он всю службу с женою.
Помоляся, выходит из церкви.
Говорит воевода Приезда:
«О юнаки, храброй рати крылья!
Полечу на турок вместе с вами.
Мы кровавой битвою упьемся,
Мы откроем города ворота
И ударим всей силой на турок.
Бог поможет, счастье не изменит».
Обратился Приезда к супруге:
«Принеси из погребов глубоких
Для юнаков вина и ракии».
Взяла Ела кувшины златые
И спустилась в погреба под башней.
Лишь спустилась она, обомлела —
Полон погреб злобных янычаров.
Наполняют сапоги ракией,
Пьют за здравье госпожи Блицы,
Пьют за упокой души Приезды.
Кувшины Елица уронила,
Зазвенели кувшины на камне.
Побежала во двор, восклицая:
«Не к добру и вино и ракия!
В погребах пируют янычары,
Сапогами пьют вино хмельное.
За мое здоровье пьют, смеются,
А тебя живого погребают».
Вскакивает храбрый воевода,
Отворяет градские ворота.
Обнажает он саблю стальную,
Бьется-рубится с турками люто.
Шестьдесят воевод пало в битве.
Больше тысячи турок погибло.
Воротился в город воевода,
За собою запер он ворота.
Вынимает саблю воевода.
Голову коню-журавке рубит [323] —
«Конь мой серый, конь мой самый лучший,
На тебя турецкий царь не вскочит!»
Разбивает дамасскую саблю:
«Ты была мне правою рукою.
Царь турецкий тебя не наденет!»
Вот в хоромы входит воевода.
За руку берет жену и молвит:
«О, скажи, разумная Елица,
Хочешь ли со мною ты погибнуть
Или быть наложницей турецкой?»
По лицу ее слезы струятся,
Отвечает госпожа Елица:
«Лучше честно погибнуть с тобою,
Чем срамиться в турецком гареме.
Не продам я отцовскую веру,
Попирать я крест честной не буду».
И взялися за белые руки,
Поднялися на стены Сталача.
Так сказала госпожа Елица:
«О Приезда, господин любимый,
Нас вскормила быстрая Морава,
Пусть Моравы воды нас поглотят».
И в речные бросилися волны.
Так Сталач был взят царем Мехмедом,
Но добычей он не поживился.
Проклинает город царь турецкий:
«Бог единый пусть Сталач накажет.
Подступил я с трехтысячным войском,
А пять сотен осталось со мною!»
вернуться

312

Переведено по тексту сб.: Караджич, т. II, № 51. Записано в 1815 г. в г. Сремски Карловци от боснийского купца. В песне отражена поздняя версия широко распространенного среди южных славян сюжета. В болгарских версиях о Петре Бановиче посланный султаном Черный Арап обманывает героя и привозит его связанным в Стамбул. Здесь же не объясняется, как и почему такой видный герой, как Янко Юришич, попал в султанскую темницу.

вернуться

313

Янко Юришич— вероятно, эпическая контаминация имени и фамилии. Некий Никола Юришич, будучи начальником венгерской крепости Кисег, в 1532 г. успешно оборонялся от войск султана Сулеймана. Янко Сибинянин, известный эпический герой, имел своим прототипом венгерского полководца XV в. Яна Хуниади.

вернуться

314

Пара— мелкая монета.

вернуться

315

Это был сам Королевич Марко. — Марко Королевич не участвовал в Косовской битве. Как турецкий вассал, он не мог выступать на стороне сербов. Но после того как сложился его эпический образ идеального защитника, поздним певцам пришлось объяснить слушателям, уже не знающим действительных событий XIV в., где был Марко Королевич во время разгрома турками южнославянских государств. Так постепенно слагались песни об участии Марка Королевича в Косовской битве, о вмешательстве бога, «старого мстителя», в судьбу этого героя и южнославянских народов.

вернуться

316

Это был ребенок малый Огнян, // По сестре племянник милый Марка. — Эпический персонаж. В этой детали песни мы видим след болгарского предшественника публикуемой песни.

вернуться

317

Плавать в море будешь… — то есть будешь утоплен.

вернуться

318

Переведено по тексту сб.: Караджич, т. II, № 83. Записано от слепой женщины Ецы в г. Земуне, близ Белграда.

вернуться

319

Мехмед— эпическое имя султана. На самом деле Сталач захватил в 1413 г. султан Муса.

вернуться

320

Сталач— небольшой город в восточной Сербии близ слияния рек Западная и Южная Морава.

вернуться

321

Приезда. — Это имя часто употреблялось в XIV–XV вв. в Боснии и Сербии и таким образом служит указателем для оценки времени и места сложения данной версии. В других сербских текстах и особенно в болгарских вариантах этой песни воевода назван Тодором Сталакином. Настоящее имя начальника Сталачской крепости осталось неизвестным. Он сражался «елико кто от древних», как сообщает Константин Философ, славянский автор XV в., сгорел, но не сдался врагу. Ныне ведется реставрация развалин Сталачской крепости, официально именуемых «башней Тодора».

вернуться

322

Конь-журавка— гнедой в яблоках или, как говорят сербы, «с грошами».

вернуться

323

Голову коню-журавке рубит… — Перефразировка древнего описания славянского обычая. Ср. заключительную часть песни «Смерть Королевича Марка».