Было бы, однако, неверно представлять себе китайскую классическую прозу только как прозу повествовательную. Кроме нее, существовала и проза бессюжетная. Причем именно она была почитаема официально, ею интересовались критики, ее изучали в школах и училищах. Эта высокая изящная проза носила во многом еще функциональный характер, она имела деловую или обрядовую предназначенность. То были доклады трону, жертвенные речи, обращения государя к народу, записки об отдельных событиях, жизнеописания знаменитых людей и десятки других разновидностей прозы, обеспечивающей средневековый государственный обиход. Причем все это писалось изящнейшим и весьма архаизованным стилем. Но вместе с тем именно в этих жанрах чаще всего выражались новые общественные идеи, давалась критика корыстолюбивого чиновничества, выражался протест против угнетения и неравенства. Из всего безбрежного моря эссеистической и деловой прозы мы выбрали для нашего тома лишь наиболее известные образцы прозы самых знаменитых стилистов: Хань Юя и Лю Цзун-юаня, творивших в эпоху Тан, Оуян Сю и Су Ши, живших в период Сун и некоторых авторов более позднего времени. Все эти авторы писали о своем месте в обществе, о долге чиновника перед государем и перед народом, они нередко критиковали нелепые обычаи и корыстолюбие, подлость и обман. Они говорили часто от первого лица, писали о себе, но, однако, не говорили никогда о семье и доме, об интимных сторонах своей жизни. Это было не принято. Едва ли не впервые в китайской литературе о самом себе просто и без прикрас рассказал художник Шэнь Фу, живший в конце XVIII века. Он написал "Шесть записок о быстротечной жизни", в которых поведал и о трогательной любви к своей рано умершей жене (в главе "Невзгоды и печали"), и об увлечениях певичками (в главе "Радость странствий"), и о своих странствиях по красивейшим местам Китая. Его "Записки" были найдены в 1877 году через семьдесят лет после его смерти, на книжном развале, и опубликованы литератором Ян Инь-чуанем. Они, пожалуй, так и остались уникальным фактом в истории китайской прозы, знаменуя собой переход к новому изображению глубоко личных переживаний человека.

Б. Рифтин

Из "Записок о поисках духов"

Цзян Цзы-вэнь, родом из Гуанлина, любил вино, был падок до женщин и беспредельно легкомыслен. Сам же про себя частенько говаривал, что кости его уже очистились и что после смерти он станет духом.

Однажды в конце династии Хань, будучи начальником стражи в Мэйлине, он преследовал разбойников у подножия горы Чжуншань. Разбойники ранили его в лоб. Он снял тесьму с печати, перевязал рану, но вскоре умер.

В начале правления первого государя царства У чиновники его встретили Вэня. Был он верхом на белой лошади, с белыми перьями в руке, за ним скакали подручные воины - всё как в прежней жизни. Чиновники в испуге бросились прочь, но Вэнь догнал их и сказал:

- Если я стану духом-покровителем этой местности, то осчастливлю здешний народ. Известите всех, что мне подобают жертвоприношения. Не скажете - будут большие беды.

В том же году случился мор, и многие, движимые тайным страхом, стали потихоньку приносить ему жертвы. В свой черед, Вэнь возвестил чрез прорицательницу:

- Я окажу дому Сунь большую помощь, но пусть он установит мне приношения. Если же нет, нашлю беду: насекомых, залезающих в уши.

Вскоре появились насекомые, похожие на пыльных мушек. Все, кому они залезали в уши, умирали, и лекари никого не могли излечить. Страх простого народа возрастал, но правитель Сунь все еще не понимал причины. И снова чрез прорицательницу было объявлено:

- Коли не будете приносить жертвы, я нашлю еще и огненное бедствие.

В том же году возникло множество пожаров: в десятках мест на дню. Огонь подобрался и ко дворцу государя. Советники порешили, что если этого злого духа признать достойным поклонения, то беды не будет, а дух умиротворится. И вот прибыли к алтарю гонцы. Они объявили, что Цзы-вэню пожалован титул столичного хоу, а его младшему брату Цзы-сюю - титул Чан-шуйского начальника стражи, и оба они получают печати с тесьмою.

Воздвигли также храм в его честь, а гору Чжуншань переименовали в Цзяншань - гору Цзяна. Это и есть нынешняя гора Цзяншань, что на север и на восток от Цзянькана.

Беды и напасти кончились, а простой народ почитает Цзы-вэня весьма высоко по сию пору.

[V, 1]

При династии Цзинь во времена государя У-ди юноша и девушка в округе Хэцзянь предавались тайным радостям и обещали друг другу пожениться. Вскоре юноша ушел на войну, и его не было много лет. Семья хотела выдать девушку за другого, но та все не желала. Тут приступили к ней отец и мать, и ей ничего более не оставалось как подчиниться. А потом она заболела и умерла.

А юноша этот возвратился из пограничных походов и спросил, где она. Родичи ее рассказали все как было. Он отправился на могилу. Хотел лишь оплакать ее, высказать скорбь, но не сумел сдержаться, раскопал могилу, раскрыл гроб... И она ожила. Он быстро отнес ее домой, покормил несколько дней - и она стала такой, как и прежде.

В не долгом времени прослышал об этом муж, явился и потребовал вернуть жену. Но тот, другой, не отдал.

- Ваша супруга давно умерла, - сказал он. - Да и случалось ли в Поднебесной, чтобы мертвые оживали? Но мне ниспослана была Небом такая награда, значит это совсем не ваша жена.

И возникла между ними тяжба, которую не смогли разрешить ни в уезде, ни в округе. Когда передали дело на решение двора, секретарь государя Ван Дао рассмотрел его и составил доклад, гласивший:

"Неслыханная чистота и искренность тронула небо и землю, и потому умершая вновь ожила. Дело это необыкновенное, и обычным порядком его разрешить невозможно. Поэтому прошу отдать женщину тому, кто вскрыл могилу".

И государев двор последовал его совету.

[XV, 2]

Чжан Хань-чжи из области Чэнь приехал в Наньян изучать "Предание Цзо" у правителя столичного округа Янь Шу-цзяня. Несколько месяцев спустя к его младшей сестре явилось привидение и сказало:

- Я заболел и умер, погребен на меже и бесконечно страдаю от голода и холода. Своими руками повесил я на бумажной шелковице позади дома несколько пар "туфель-недарилок". Пятьсот монет, что подарил мне Чжуань Цзы-фан, были под северной стеной. Я забрал их все без остатка и потом купил у Ли Ю корову, - купчая в книжном коробе.

Пошли проверять - все оказалось в точности так. Одна жена Чжан Хань-чжи ничего об этом не знала: сестра только что вернулась из дома своего мужа и не успела дойти до нее. Другие же домашние горько плакали, уверенные, что все это чистая правда. Отец, мать, младшие братья, накинув на себя ветхие дерюжные одежды, отправились совершать погребальный обряд.

Но, отойдя всего на несколько ли от дома, они вдруг повстречали Хань-чжи и с ним добрый десяток студентов. Хань-чжи увидал домашних и подивился, отчего это они в таком виде. А домашние, признав Хань-чжи, решили, что он привидение, и сильно растерялись. Тут Хань-чжи вышел вперед, поклонился и спросил отца, в чем дело. И, слушая его рассказ, не знал, смеяться или радоваться, настолько все было неслыханно, да и не видано.

Тут все поняли, что это проделки оборотней.

[XVII, 1]

В государстве У некий Дун Чжао-чжи из уезда Фуян переправлялся как-то на лодке через Цяньтанцзян. На самой середине реки увидел он муравья на коротенькой камышинке. Гонимый страхом муравей добегал до одного конца, потом поворачивал к другому концу. Чжао-чжи молвил: "Он тоже боится смерти!" - и хотел было взять муравья в лодку, но его попутчик стал браниться:

- Нечего разводить всяких жалящих и ядовитых тварей! Я его растопчу!